«Не хочу умирать! Не хочу!»

— Хватит! — хрипел сквозь зубы седовласый. Он с трудом ворочал языком. — Хватит… пре… кра…

Когда убийца поднял руку, дабы снести голову противнику, Квинт неожиданно быстро подскочил к нему и резко дернул его кисть. Раздался громкий хруст. Лицо ублюдка исказила гримаса боли, из глотки вырвался отчаянный вопль.

Мора не поверила глазам: королевский министр превратился в размытый силуэт, закружившийся вокруг врага. Вот брызнули глаза псевдостражника. Вот обе его руки одновременно неестественно выгнулись словно сами собой…

А затем ублюдок рухнул на пол со сломанной шеей.

Квинт, тяжело дыша, стоял в трех шагах от него. Лицо раскраснелось, по щеке стекала капля крови — своя или чужая?

Оба воина и десятки министров были мертвы.

Ледяная пустыня

Трупы старейшины Актеоуна и демортиуусов нашли на следующий анимам. Лекарь, обнаруживший тела, рассказывал, что едва вышел поглазеть на звезды и подышать свежим воздухом, как от острого запаха гнили свело живот. Бедняга вспомнил слова королевского прокуратора о белой смерти и полез в переносной домик служителей дагулов. За потестатемы сна наросшие костяные кольца на пальцах Актеоуна и демортиуусов отвалились, позволив зараженной крови свободно циркулировать по телу. Трупы начали ужасно смердеть, раздулись, словно кожаные бурдюки, наполненные водой, а шкуры и одеяла под ними пропитались липким гноем, из-за которого пришлось сжечь переносной домик.

Тиберий беспокоился за палангаев, но оказалось, что загадочная болезнь, свалившая всех членов экспедиции, исчезла. По заверениям врачевателя солдаты были абсолютно здоровы. Королевский прокуратор сам чувствовал себя намного лучше: суставы не болели, жар прошел, больше не слышались голоса в ночи. Мышцы окрепли настолько, что, казалось, он в одиночку смог бы дотащить все сани до дагула.

Пока Немерий муштровал палангаев на снежном поле за переносными домиками, Тиберий обходил бегунки, проверял крепления и пересчитывал оставшиеся припасы.

Мороз кусал щеки, пробирался под шапку, отчего та сжимала голову тисками. Пальцы потеряли чувствительность, не спасали даже рукавицы с тройной подкладкой. Сколько не пытался дышать на них или греть подмышками — ничего не помогало.

Зато из-за морозов не сыпал снег и очистилось от свинцовых туч небо. Мелкие красные, желтые, зеленые и синие звезды блестели, как крохотные алмазы. Даже не верилось, что вчера при одном взоре на них страх сковывал тело.

В свете ярко горящей Луны Тиберий обошел бегунки и, убедившись в их надежности, приказал палангаям собираться. Солдаты делали всё молча, быстро, но не торопливо: нагружали сани толстыми и прочными веревками, оружием, запасами еды, лыжами, привязывали специально заготовленные кости филей — широкие, длинные и прочные. Из этих костей позже соорудят огромные бегунки, на которые положат… Положат что или кого? Дагул оказался гораздо больше, чем планировали в королевском замке.

«Больше? Да он огромен!»

Но Тиберий старался не думать об этом. Пока надо лишь добраться до павшего ящера, а там посмотрим.

Вероятно, удастся как-то его живить. А может до Сира даже коснуться нельзя: по легендам простые смертные тут же сгорали в священном огне, если дотрагивались до бога. Впрочем, прокуратор особо не верил в глупые выдумки. Чем больше смотрел на дагула, тем сильнее убеждался, что тот практически не отличается от некоторых ползучих тварей в подземных переходах Юменты.

«Хвала богам, что нет рядом со мной старейшины Актеоуна».

— Страшно? — спросил Немерий, наблюдавший вместе с ним за павшим ящером. Они стояли перед входом в своей переносной домик.

— Конечно. Так долго ждал этого момента. Не поверишь, но колени трясутся, как у ребенка, нагруженного мешками с зерном.

— Красивое сравнение. Надо запомнить.

— Может, стоит оставить часть палангаев в лагере? Не опасно ли бросать все силы на дагула?

Мимо пробежал палангай, держащий в руках связку мечей.

— Боюсь, никто не захочет торчать здесь, — сказал Немерий.

— А если легенды не врут? Вдруг, когда мы подойдем достаточно близко к Сиру, нас всех сожжет священный огонь?

— Фатум, — коротко ответил кудбирион, ежась на холоде.

— Звучит глупо.

— Жизнь вообще глупа, друг, и полна бессмысленных поступков. Если бы люди руководствовались лишь логикой, то давно бы подохли.

Тиберий шмыгнул носом. От редких порывов ледяного ветра сводило зубы.

— Видел, Авле стало лучше, — сказал он.

— Не только ей. Где-то потестатем назад очнулись Кретика с мужем. Лекарь говорит, они оба поправились.

— Так странно…

— Боги наконец-то на нашей стороне, друг, — заявил кудбирион. — Уж это ли не повод для радости? Возможно, мы даже вернемся домой.

Тиберий пожал плечами, сказал:

— Все равно нельзя терять бдительность. Я очень беспокоюсь, если честно. Что-то идет не так. Чувствуешь?

— Ты про смерть старейшины и черных плащей?

— Не только.

Кудбирион натянул маску на лицо:

— А какой у нас, смертных, выбор? Только идти вперед.

— Ладно, надо выдвигаться. Только Авлу, Кретику и других придется оставить в лагере.

— Разумеется, — сказал Немерий, кивнув. — Я отдам приказ палангаям.

Вскоре всё было готово к решительному броску. Сани стояли в два ряда у переносных домиков, палангаи ожидали команды от кудбириона. Скрипели ремни, десятки глаз не отрывались от ящера Сира, чьи кожистые крылья трепетали на ветру. Волнение, уже привычное и тревожное, охватило людей. Скоро они смогут коснуться чешуйчатой брони бога. Это было странно и необычно.

Прикрепив ножны с длинным мечом к поясу, Тиберий взобрался на бегунки. От страха тело била дрожь, не получалось усесться поудобнее. Дождавшись друга, кудбирион поднялся и крикнул:

— Вперёд, братья! Давайте уже поскорее спасем Сира и вернемся домой.

Раздались радостные крики, скрип снега, и вскоре все сани, запряженные солдатами, направились к летающему ящеру. Прежде, чем плюхнуться на сиденье, кудбирион обернулся, бросил взор на переносной домик, в котором его ждала предательница Авла. Тиберий так и не смог поверить в слова старейшины Актеоуна и потому оставил девушку в тепле и в относительной безопасности. Не место беременной среди солдат. Тем более, когда они шли к дагулу.

«Гордилась бы ты мной, Юлия? Я не прислушался к старому дураку и сделал всё по-своему. Но я ведь человек, а не даген! Даже враг заслуживает пощады. К тому же Авлу вынудили работать на вероотступников. Где бы ты не была, Юлия, надеюсь ты поймешь. Я просто не могу. Прости».

— Надень маску — обожжешь лицо, — сказал кудбирион, держась за костяные поручни.

— Ты её любишь?

— Кого?

— Ты знаешь.

Повисла тишина, нарушаемая лишь тяжелым сопением палангаев да скрипом снега. Тиберий подумал было, что друг не ответит, но тот сказал:

— Люблю. Она не заслужила этих страданий.

— Значит, старейшина вовремя умер.

Тяжесть воспоминаний давила на Тиберия, не давая сосредоточиться на броске к павшему ящеру. Картины, запахи, звуки, ощущения сыпались из прошлого, словно драгоценные камни из порванного кармана торговца. Жизнь представлялась чередой бед и страданий, изредка в которой возникали периоды счастья, но здесь, в ледяной пустыне, Тиберий болезненно осознал, что на деле всё обстоит куда сложнее. Право на хорошее необходимо заслужить через боль. Без неё нельзя ценить то, что имеешь.

Детство Тиберий провёл в бедности, не доедал, воровал, грабил… Родителям было наплевать на него: отец вечно ошивался у шлюх, а мать унимала горе хмельной настойкой, пока не умерла от красной желчи. И что ждало мальчика в дальнейшем? В лучшем случае он бы стал витамом, копателем, жил бы в глиняной лачуге — грязной и смердящей бедностью. Тиберий понимал это с самых юных хакима. Поэтому выдумал собственные принципы, которые позволяли не скатиться на самое дно. Например, он никогда и ни при каких условиях не убивал людей. Многие его друзья перерезали глотки спящим пьяницам, дабы посмотреть на чужие страдания…