«Что за мысли у тебя?»

Хотелось верить, что физические и душевные раны, которые нанес Гектор, залечатся и Безымянный Король сможет и дальше управлять городом. Возможно, он станет другим — более жестоким. Или же случившееся его наоборот закалит. В мифах и книгах, рассказывающих о людях древности, всегда присутствовали герои, прошедшие через беды и страдания. В конце концов, эти герои убивали самых страшных монстров и прославляли себя в каганамах.

— …у вас нет больше других дел, министр Квинт? — зло спросил старейшина. — Или забыли, что еще недавно находились в казематах? Кто знает, возможно, после пробуждения Безымянный Король опять лишит вас всех привилегий.

— Я выдержу любой каприз фатума, — ответил спокойно Квинт. — Мне не в первой, знаете ли.

— Просто не забывайтесь, что временно вся власть в моих руках! И если мне хоть что-нибудь не понравится…

— Я сделаю все возможное для блага Мезармоута и его граждан, старейшина. И поверьте: я ценю, что вы для меня сделали. Давайте прекратим эту бессмысленную перепалку.

— Как вам будет угодно, министр. Как вам будет угодно.

Толпа расступилась, и Мора увидела Квинта, идущего к ней. Его лицо ничего не выражало. Он словно лучился спокойствием и, казалось, спор со старейшиной Анком ничуть его не вывел из равновесия.

«Хотела бы я выглядеть как он».

— Мора, пойдемте. Нам пора, — бросил королевский министр и приотворил дверь.

Тяжело вздохнув, Мора оперлась левой рукой о трость и не без труда поднялась. Низ позвоночника обожгло болью. Пришлось несколько долгих мгновений постоять, привыкая к нагрузке. Сделав над собой усилие, она поковыляла к выходу. От яркого света галереи зажмурилась.

Министры тут же обступили Мору и Квинта, зал наполнился несмолкаемой какофонией голосов. Каждому хотелось попасть к Безымянному Королю. Многие боялись за свое будущее, ведь никогда раньше лжепророки не захватывали Юменту. Вера в правителя пошатнулась после того, как он лишился руки и…

«Рассудка», — заметил внутренний голос.

Квинт пытался отделаться от толпы пустыми обещаниями и оптимистичными заявлениями, но его никто не слушал. Министры задавали вопросы не потому, что хотели услышать ответы, — они пытались избавиться от собственных страхов. Мора отчетливо поняла: если люди Гектора попытаются взять Венерандум, здешние богачи сами откроют ворота. Долгие хакима они копили золотые монеты и не беспокоились за свою судьбу. Теперь, когда армия Мезармоута уничтожена, надеяться на Владыку бесполезно.

— Да послушайте же меня! — оправдывался Квинт. — Вы зря беспокоитесь, всё под контролем. Завтра я с министром Мектатором проверю наши запасы с зернами линума. И уверяю, что мы сможем долго держать осаду. Горожане Юменты сами выгонят Гектора и его прихвостней. Или вы не верите в могущество Безымянного Короля?

Жалкие оправдания. Толпа лишь с новой силой принялась осыпать Квинта вопросами.

Взор Моры зацепился за двух воинов, что спустились с лестницы. Оба были в тяжелых бронзовых доспехах, отбрасывающих яркие блики в свете жар-камней. Черные кожаные плащи до колен не могли скрыть их прекрасной физической формы. Но что-то в их виде пугало Мору. Она присмотрелась к ним и поняла причину своего беспокойства: за одним из воинов тянулся след из кровавых капель.

— Квинт…

Но министр не обратил на неё внимания, по-прежнему отбиваясь от толпы пустыми фразами.

Между тем, оба незнакомца обнажили из-под плащей гладиусы и уверенно направились к людям. Их лица были серьезны, сосредоточены и полны значимости. Они шли с подчеркнуто прямыми спинами и горделивой походкой, так идут священнослужители к алтарю, чтобы принести в жертву богам дагена. С лезвия у одного из воинов на мраморный пол стекали струйки крови.

«Солдаты спустились с лестницы… Исхак! Боги!»

— Квинт! — настойчиво принялась тянуть за рукав перепуганная Мора.

Тот попытался отмахнуться, но она закричала:

— Убийцы!

Толпа умолкла, и в абсолютной тишине неестественно громко зазвучали тяжелые шаги солдат. Министры принялись оборачиваться, послышались первые крики. Но удивительное дело: люди не расходились, словно не верили в угрозу.

Первый воин уверенно подошел к чиновникам, и короткий меч в его руках заплясал танец смерти. Мора увидела, как брызнула кровь, как упал мужичина в белой тоге, держась за перерезанное горло. Стоящие рядом с ним министры лишь руками закрывались от лезвия, вскрикивали и грохались на пол, как кули с зернами фоенума.

Осознав происходящее, Квинт бросил девушке:

— Уходи как можно быстрее! Постарайся подняться к себе и запрись! Ну же!

Седовласый министр, закованный в доспех, молниеносно вытащил длинный меч из ножен на поясе, толкнул под гладиусы убийц впереди стоящего старика в простой черной линумной одежде и принял боевую стойку.

— Прекратить! — завыл он. — Я приказываю прекратить!

Один из псевдостражников скинул мешавший плащ. Море показалось, что он был рожден для этого страшного момента. В своем стремительном танце он двигался с невероятной ловкостью для такого массивного телосложения. Под его кожей прокатывались волны стальных мускулов. Министры перед ним даже не успевали вскрикнуть. У его ног в собственной крови лежали как минимум десять трупов.

«Уходи, дура! Уходи!»

Но Мора понимала, что с больной спиной вряд ли удастся прошмыгнуть незамеченной. Поэтому она, понимая всю глупость ситуации, заслонила собой дверь, ведущую в покои-зал Безымянного Короля. Квинт оказался прав! Люди Гектора — в этом сомнений быть не могло! — воспользовались неразберихой и попытались прорваться к Владыке.

«Ну, и ладно. Я и так живу дольше положенного».

Не хотелось умирать. Она с болезненным осознанием поняла, что зря не сходила к отцу. Надо было увидеть, как он сломался после гибели семьи! Мора ничуть не жалела его. Многое бы отдала, чтобы взглянуть ему в глаза и всё-всё рассказать.

«Интересно: как бы отреагировала мама? Обняла бы?».

Убийца прыгнул, и седовласый министр принялся отступать под страшными, невероятно быстрыми ударами лезвия гладиуса. Казалось, вот-вот — и чиновник рухнет, как подкошенный, на мраморные плиты. Но он держался. Звякали и отлетали пластины панциря. Его длинный меч дергался, с трудом парируя удары.

Некоторым чиновникам удалось проскользнуть мимо смертоносных ублюдков. Толкаясь друг с другом, министры бежали в сторону кухни — жалкие трусы, ценившие лишь собственную никчемную жизнь. Седовласый же по-прежнему отбивался от гладиуса убийцы. Он едва стоял на ногах, из многочисленных ран на руках обильно текла кровь. Еще немного — и ему конец.

Помощь пришла неожиданно: Квинт выхватил нож, спрятанный под плащом, и метнул во врага. Лезвие вонзилось точно в горло. Ублюдок споткнулся, упал на колени, хватаясь свободной рукой за костяную рукоять, и окинул взором галерею. Пузырясь, кровь хлынула мощным потоком на бронзовые доспехи, затем — на пол. Раздался звон железа: это гладиус убийцы выпал из ослабевших рук.

Минус один.

«Где же охранники-палангаи?»

Мора не сразу поняла, что сжимает трость слишком сильно. На ладони отпечатались контуры рукояти. Внутренний голос умолял покинуть как можно скорее место битвы, приходилось усилием воли заставлять себя стоять на месте.

Квинт попытался было схватить валяющийся на полу гладиус, но второй убийца рванул к нему. Его короткий меч превратился в стальной вихрь. Лишь каким-то чудом королевскому министру удавалось вовремя уходить от ударов.

Седовласый потерял равновесие и растянулся на полу, истекая кровью. И даже в таком состоянии он пытался доползти до ублюдка.

— Прекратить! — кричал он. — Прекратить, дагулы тебя дери!

Второй убийца был выше Квинта на целую голову и гораздо шире в плечах, что давало ему некоторые преимущества в бою. Его улыбка сверкала, как остро заточенный клинок, а в глазницах горела чернильная бездна. Воин чувствовал собственное превосходство и играл с жертвой. Остальные министры разбежались, а потому на пути у него были лишь Квинт да Мора.