«Желтый огонь… Старик Кор сказал о желтом огне, который охватил расщелину и, по всей видимости, разрушил корку льда на поверхности. Неужели это то свечение, что не выпускало меня и Сенециона? Неужели бог действительно следит за каждым шагом группы? Невозможно».

При мысли о Сенеционе сердце заныло от печали.

— Тваг’и! Тваг’и идут! — раздался яростный крик Воруба.

Предатели.

Никчемные черви, жалкие в своем существовании! Гной, который необходимо вычистить! Блевотина! Не хватало ругательств, чтобы передать всю злобу, разгорающуюся в груди. Именно эта злоба не позволяла покинуть расщелину и оставить мучиться Гектора.

Дрожа от холода, Шифра поднялась.

Грязь ручьями стекала с неё; одежда противно прилипала к телу, отчего каждое движение было мучительно неприятным; под ногами хлюпала вода.

Треклятый Энтри, этот оплеванный детеныш дагена, как только услышал про надвигающихся червивых, собрал большую часть жар-камней и приказал группе возвращаться Домой. Говорил про то, что они не могут рисковать, что вернутся позже за командиром, что времени в обрез.

Бла-бла-бла.

На тот момент, когда послышались первые вопли чудовищ, из-под обломков достали пятерых — старика Кора, сутулую Хуфру, кучерявого Терифа, Теша и великана Коммититура.

Оставался лишь Гектор.

Было подозрение, что его-то Энтри вообще не собирался спасать! Вожак столько сделал для группы! И его бросили! Никто и слова не пикнул, чтобы возразить бородачу и остаться.

Предатели…

Стуча зубами, Шифра выбралась из ямы и застонала. Казалось, не было места, которое бы не болело. Тяжело дыша, она открыла отяжелевшие веки, вглядываясь в неровную полосу звездного неба. Луна вылезла из-под каменных стен и теперь серебряным глазом таращилась на неё. Шифра протянула руку, словно могла коснуться божественной монеты. Разумеется, пальцы выхватили лишь воздух. Вдруг из глаз брызнули слезы, в груди стало горячо.

«Нет! Я должна найти его! Не могу сдаться! Воруб что-то перепутал: я уже долго сижу в яме, а червивые всё не появляются. Нет никаких чудовищ! Наверное, этот дурак Энтри уговорил Воруба обмануть группу. А вопли из пещер? Не мог же Воруб подделать вопли монстров?»

Вытерев слезы тыльной стороной ладони, Шифра со стоном поднялась и бросила взгляд в яму. У нее осталось всего лишь три жар-камня, которых было недостаточно, чтобы растопить новую глыбину. К тому же Гектора нигде не видно… Но ведь он находился рядом с Терифом, когда обрушился свод! Почему же его не получается найти?

— Я никуда не уйду, — пробормотала Шифра, сдерживая новый поток слез. — Найду тебя, Гектор. Не сдамся. Только не ты, только не ты. — Она закричала: — Не ты! Не сейчас! Нет! Не когда мы с тобой нашли выход к людям. Пожалуйста, дай знак, где ты находишься. Прошу, умоляю, друг!

Она вновь разрыдалась. Хотелось влепить самой себе пощечину, сказать что-нибудь бравое и продолжить поиски, но навалилась страшная усталость. Шифра ощутила себя такой старой и измученной, что сама не понимала, как продолжала жить. Да, внешне выглядела молодой, красивой, но внутри у нее всё перегорело. Лишь благодаря злости заставляла себя что-то делать.

Шифра не могла оставить его здесь, под глыбами льда.

Не обращая внимания на стужу, она сжала челюсти и прыгнула в яму.

Хватит ныть и стонать!

Бывший вожак где-то рядом.

Его необходимо найти.

Все остальное неважно. Пусть вылезут червивые, пусть звезды обрушатся на снежную пустыню, пусть сам Безымянный Король попросит её остановиться, — плевать.

— Я найду тебя, Гектор, — прошептала она, копошась в грязи.

Тьма. Тяжесть со всех сторон. Челюсти сжаты. Не мной. Трудно дышать. Трудно думать (а надо?). Кап-кап. В уши льется что-то холодное и противное, словно тысячи иголочек впиваются в барабанную перепонку. Спасите! Спасите! Я здесь (где?). Чернота взрывается яркими искрами, от которых теряю сознание (прихожу в сознание).

Грудь горит. Ноги горят. Руки горят. Боги, как больно! Я лежу в огне. В черном огне. Что-то хрустит… Это мой позвоночник. Какой странный звук, словно кирка стучит о мрамор. Никогда бы не подумал. На миг мысли исчезают, растворяются в хаосе. А затем вижу красный цветок. Красная боль. Поглощает меня, сжевывает и выплевывает на лед.

Друзья спасут (нет, не спасут). Помощь придет. Тяжело думать (не думай). Пытаюсь слиться с окружающим пространством (с красной болью). Не получается. Становится только хуже. Намного хуже. Взываю к тому, кто разговаривал со мной. Давным-давно. У костра. Взываю к человеку, обмазанному пеплом (не человеку). Освободи от красной боли! Умоляю, мысленно умоляю. Рот не открыть, челюсти раздроблены, зубы впились в глотку, мешают дышать. Всё заживает. Опять. Треск, хруст.

Красный треск, красная боль. Как получилось, что я оказался здесь? В алой тьме. Без друзей. В тишине, нарушаемой лишь хрустом собственных костей. Треклятый придурок! Не надо было лезть (куда?). Не помню (на поверхность). Хочется скинуть мысли, как грязную одежду. Не получается. Что-то огромное и острое впивается в затылок, сдирает кожу и проламывает череп. Я держусь, не кричу, не вою (не могу).

Красный цветок меняет цвет. На фиолетовый. Меня захлестывает фиолетовая боль. Как долго это будет продолжаться? Вечность (больше). Не найти себя, не вспомнить кем был до… До стирающей разум боли. Вижу картинки (вживую?). Девушка с черными волосами. Красивая, чарующая, потрясающая. Она мило улыбается мне и прыгает на плечи. Помню её имя (Антиклея). Странно. Тоска в груди. Фиолетовая тоска. Ноздри улавливают (ничего они не улавливают, дурень) знакомые запахи. Свежий хлеб. Выстиранная рубашка. Женский пот. Я хочу туда, к тем запахам и к той девушке. Я? А боль? Куда деть боль?

Пожалуйста, хватит! Видения исчезают в водовороте красного и фиолетового. В водовороте страданий. Ха-ха. Мне смешно. И тяжело. Воздуха бы. Все меркнет (взрывается). Я исчезаю и возрождаюсь вновь. Я могу. Умею. Вспоминаю новый цвет (синий). Красный, фиолетовый, синий — вот цвета моей жизни. Почему? Нет ответа. Мечтаю о тьме, жажду её, вожделею. Спасите меня!

Догадка пронзает мозг ржавым гвоздем (рядом друзья). Им так же плохо (мне хуже). Они тоже страдают (не так, как я). Их имена не помню (забудь, ничтожество, забудь их имена). Но это и неважно. Потому что не избавиться ни от красных страданий, ни от фиолетовых страданий, ни от синих страданий (слабак-слабак-слабак). Друзья пошли со мной (куда?). Полезли наверх (к звездам). Были рады (счастливы). Верили в меня (больше уже не верят). Я здесь! Поплакать бы. Но слез нет. Как и глаз. Ничего нет кроме красно-сине-фиолетового пространства. Пространства боли.

Я не умру. Не сдамся. Слышу что-то. Гул? (Кажется.) Ребра трещат, ломаются, пронзают кожу. Пронзают сердце. Миг освобождения (Да!). И вновь я тут. Ощущаю, слышу, чувствую (не дышу). Теперь вечность вынужден подыхать. Мой удел. Моя судьба. Верно сказано, малыш (в самую точку). Как меня зовут? Должен вспомнить… Нет, не могу (как-то просто).

Красная боль, фиолетовая обреченность и синее страдание. Вдруг ощущаю (кажется?), как становится немного легче дышать. Да, точно. Вижу перед собой светящуюся змею, стремительно ползет ко мне, прыгает на грудь. В рот вливается вода, в нос вливается вода. Нечем дышать (сплевываю).

Яркая вспышка.

Больно (уже меньше). Синий лед, сдавливающий голову, исчезает, и лучи света больно бьют в глаза (у меня есть глаза?). Вижу перед собой девушку (не ту с черными волосами, не Антиклею). Она что-то радостно говорит, глупая, не понимает, что не слышу (теперь слышу).

— Я думала, никогда тебя не найду! Гектор! Как ты? Сейчас тебя освобожу, подожди немножко.

Её ладони ложатся на лицо. Так приятно (я вспомнил свое имя — Гектор). Но тоска никуда не уходит. У меня ничего не получилось.