Дрожа, я поднялся, встал в подобие боевой стойки. Собственное дыхание казалось оглушительно громким. Не умру. Убью. Растерзаю. Выгрызу себе путь. Кошмар, развернувшийся передо мной, был абсолютно ничтожным по сравнению с тем моментом, когда одно из чудовищ Универса — быстрое двуногое существо с руками-спицами — схватило Антиклею и утащило в бездонную тьму норы. Пусть сама реальность рассыплется на части, словно одежда на нищем! Мне наплевать. Я заберу свое.

Если потребуется, я изменю восприятие, но не погибну.

Один из карликов выполз из своей утробы, полыхающей фиолетовым пламенем. Его плоть зашипела, запузырилась, повалил густой черный дым. Я закашлялся, ноги подогнулись. В этот момент стало ясно: мой путь верен. Мират находится где-то поблизости. Ощутив прилив сил, я размахнулся и вонзил лезвие в дым. Услышал крик боли — блаженная, сладкая музыка для уха. Если враг кричит — он смертен.

Столб черного дыма поглотил меня. Ощутил, как земля под ногами исчезла, я повис в воздухе. Галлюцинация? Наплевать. Лишь сильнее сжал эфес гладиуса. Дым был тяжелым и холодным. Захотелось пить. Только сейчас осознал, что потерял светящийся глаз чудовища. Как мне потом идти в темноте?

Вокруг меня послышалось противное хихиканье.

Доверившись инстинкту, я ударил гладиусом вправо, лезвие вспороло чернильную пелену, уши заложило от визга.

Попал!

Но расслабляться рано: слишком хорошо знаю, как опасны чудовища Универса. Я в очередной раз пожалел, что не взял с собой копье — было бы легче отбиваться.

— Сципион!

Сердце пронзила ледяная игла. Я вздрогнул. Этот голос принадлежал…

— Антиклея! — закричал я.

В этот момент из дыма выскочила тварь…

Проснулся мгновенно. Из груди вырвался вздох. Еще не осознавая где нахожусь, я сел и коснулся щеки.

Пальцы были мокрыми от слез.

— Почему у твоего учителя два имени? — спросила она, грея руки у костра.

Вся теплая одежда была на старике, поэтому приходилось терпеть холод. Шифра не подавала виду, что замерзает. Но так долго продолжаться не могло. Она решила ближе к концу анимама забрать хотя бы плащ. Потому что в очередной раз спать на ледяных камнях было выше её сил.

— Женщина, что здесь непонятного? — вопросом на вопрос ответил Сенецион. — Учитель родился в знатной семье Дахма, и отец нарек сына Амином. Поэтому первое имя моего пророка — Амин Дахма. Несмотря на то, что у него было пять братьев и четыре сестры, он ни в чем никогда не нуждался. Жил в роскоши в Нижнем Городе, ел из золотой посуды, пил самую чистую воду. Амина обучали лучшие учителя!

Шифра нахмурилась. Зачем есть из золотой посуды, когда достаточно глиняной? И что особенного — пить чистую воду? Под землей много отличных пресных озер. Она пожала плечами. Не всё из слов старика она понимала, поэтому приходилось постоянно уточнять.

— А кто такие эти Дахма?

Брови Сенециона поползли вверх. Он повернул голову в её сторону.

— Прости, я опять забыл, женщина, что ты не была в Мезармоуте, — сказал старик, откашлявшись. — Однажды в Юменте вспыхнул мятеж. Из-за голода, из-за чумы и непомерно больших налогов люди обозлились на прокураторов и решили, что Нижний Город сможет существовать самостоятельно. Поэтому они перерезали всех чиновников и попытались заблокировать вход в колонну перехода. Но восстание подавили три знатные семьи — Дахма, Марциалы и Ноксы. Позже Безымянный Король в благодарность выделил им земли в Юменте и усилил их власть.

Шифра кивнула. «Кто такие прокураторы? Ладно, сделаю вид, что поняла». Поежившись от очередного резкого порыва ветра, она спросила:

— А когда у твоего учителя появилось второе имя?

Старик широко улыбнулся, попытался сесть, опираясь локтями, но ничего не получилось. Шифра поднялась и помогла ему прислониться спиной к огромному валуну. В ноздри бил запах давно немытого тела. Она старалась не обращать внимания на смрад, исходивший от Сенециона, но каждый раз к горлу подкатывал тяжелый, неприятный комок. Вот уже пять анимамов, как они торчали в пещере, питаясь скудными запасами Шифры. Раны старика по-прежнему не затягивались.

— Как я… уже сказал, — начал Сенецион, тяжело дыша. Лицо побледнело, на лбу выступили большие капли пота, — Амин Дахма с ранних хакима ни в чем не нуждался, так как его семья была очень богата… Самое удивительное — Амин вырос не избалованным. Стоит отметить и то, что мальчик не был наделен каким-либо значимым талантом. Учился он довольно посредственно… — Старик облизал губы. — Когда ему исполнилось двадцать, он женился на дочери купца. Вскоре у него появился сын…

Он замолк, погрузившись в мысли. Шифра вернулась на свое место, села, скрестила ноги. Взгляд то и дело цеплялся за линумный мешок старика, в котором лежала книга.

— Всё изменилось в один момент, — сказал Сенецион, смотря на свои перевязанные руки. — В тридцать семь хакима Амин оставил жену и сына и ушел в пещеры, где и пропал на долгие хакима.

— Так просто?

— Да.

— Ну, и дурак твой учитель, — вынесла вердикт Шифра. Обвела рукой пещеру. — Бросил всех своих родных, чтобы гнить здесь. Зачем?

Старик пожал плечами:

— Никто не знает. А сам учитель не любил говорить про этот момент в его жизни.

Шифра посмотрела на танцующее пламя жар-камня, попыталась понять, чем же руководствовался этот Амин Дахма, когда покинул Юменту. Не получилось.

— Через три хакима мой учитель вернулся в Нижний Город с десятком глиняных табличек, — продолжил Сенецион. — И первым делом он отправился на площадь собраний, чтобы рассказать горожанам правду. Но… у него ничего не получилось. Его лишь обсмеяли. Признание пришло спустя очень долгое время.

— Именно после возвращения твой учитель стал называть себя Корнелием Публием? — спросила Шифра.

Старик кивнул:

— Это была, видимо, вынужденная мера. Амин не хотел пошатнуть репутацию семьи. Я точно не знаю, женщина. Вскоре дом Дахма отрекся от моего учителя и признал его сумасшедшим. Корнелий Публий провел остаток жизни в нищете, но среди учеников. Не это ли важно?

Шифра достала из своего заплечного мешка последние запасы вяленого мяса. С горечью поняла, что ей придется оставить старика одного. Не нападут ли на него червивые? Однако без еды им не протянуть. Шифра в который раз пожалела, что отправилась сюда одна.

— Сколько тебе хакима, Сенецион? — спросила она, протягивая ему кусок мяса.

Старик благодарно кивнул, ухватил еду двумя здоровыми пальцами и положил себе на колени.

— Мне шестьдесят семь.

— А твоему учителю?

— Когда он умер, ему было всего лишь сорок семь, — с горечью ответил Сенецион.

— Получается, ты старше своего учителя?

Шифра бросила в рот кусочек мяса, принялась тщательно пережевывать.

— Мудрость измеряется не прожитыми хакима, женщина, а глубиной мысли. «Божественная диалектика» моего учителя — книга, способная изменить твое мировосприятие.

Проглотив мясо, Шифра спросила:

— А что такое диалектика?

Сенецион лишь тяжело вздохнул. Некоторое время они молчали. По пещере слабым эхом доносился частый стук капель. Наконец, старик бросил на Шифру печальный взгляд и сказал:

— «Божественная диалектика» написана как спор между Безымянным Королем и Юзоном — между создателем всего сущего и правителем мертвых. Корнелий, отправившись в добровольное изгнание, в пещерах встретил бога мертвых, который ему и показал истину.

Шифра открыла флягу с водой, отпила, затем села возле старика:

— Но ты же говорил, что Публий вернулся в город с глиняными табличками, а у тебя в сумке книга, сделанная из линумных листьев.

Она поднесла горлышко к губам Сенециона, дождалась, когда тот напьется, и закрыла флягу.

— Это же просто копия, женщина, — грустно сказал старик. — Сами глиняные таблички уничтожил Корнелий Публий.