— А вот тут незабудки, — порой говорила она мне, подавая краску и убегая для того, что бы вылить воду. — Может, шиповник?

Я слушала её, рисуя и не понимая, откуда во мне это. Мне просто хотелось отвлечься. Отвлечься от ненужных мыслей, от тяжёлых решений, от своей миссии. Захотелось побыть простой девушкой, что разрисовывала дверь в покои самого настоящего принца. Только тот не поблагодарит, не поймёт, что это моих рук дело. Ему даже в голову не придёт, что я тут была…

Кисточка в моей руке предательски задрожала, и я опустила руку, смотря на покрытую узорами дверь. Вверх, на лозах винограда, тянулись голубые незабудки, листочки мяты, бутоны шиповника.

— Ему понравится, — опустив хрупкую ладошку на моё плечо, беззаботно улыбнулась Лили. — Может, он и не поймёт, что это ты, но ему понравится…

— Почему ты так уверена? — тихо спросила я, смотря в чистые голубые глаза девушки.

— Просто чувствую. А ты разве нет? Разве ты не чувствуешь, что Эрону тут пусто? Ты ведь это понимаешь… — почти шёпотом ответила Лили, и я заметила внутри её глаз серебристую дымку. — Не торопись. У тебя есть время, пока два древа Жизни ещё стоят. Не заглядывай далеко вперёд. То, что ты ищешь, рядом.

Тёплая ладошка девушки переместилась мне на грудь, замерев там, где билось сердце. Я напряглась, не решаясь сдвинуться с места и смотря в серебряные глаза Лили.

— Разве твоя любовь настолько сильна, раз ты готова даже не смотря на скрытую правду идти вперёд?

— О чём ты? — мой голос предательски дрогнул, и я шумно сглотнула.

— Ты понимаешь, о чём я, — почти прошептала Лили, наклонив голову и словно смотря сквозь меня. — Забудь о той жизни… за горами всё по — другому. Ты свободна здесь. Свободна от уз, от связей, от решений. Тебе не вернуться обратно одной с мечом. Ты должна поверить Эрону. А Эрон должен поверить тебе. Только тогда два клинка воссоединятся.

— Как? — одними губами взмолилась я. — Как мне заставить его поверить мне?

— Заставить? — глухо переспросила Лили, медленно отняв тёплую ладошку от моей холодной кожи. — Доверься ему, и всё. Доверься, как доверилась судьбе. Не надо требовать от себя большего.

Глаза девушки постепенно начали проясняться, вновь сделавшись голубыми и ясными.

— Ох, мне уже пора! Я оставлю тебе краски, хорошо? Эрона не будет до самого вечера, так что распоряжайся его комнатой как хочешь!

Помахав мне на прощанье, Лили покинула крыло брата, щебеча что — то под нос и улыбаясь. Но её слова ещё долго эхом отзывались в голове. Даже голос девушки изменился, став более серьёзным, древним… король наверняка знал, на что способна его дочь, потому и оставил при себе в качестве принцессы. Даже уму непостижимо — знать то, что тебе не положено знать, и видеть то, что другие не замечают.

Я ещё долго просидела на полу, когда решилась взяться за шкаф. По нему тут же поползли голубые и серебряные щупальца, окутав дверные ручки и грозясь схватить каждого постороннего. Вскоре усталость взяла вверх, и, сложив краски с палитрой обратно в корзину, я уснула на диванчике у окна, обратившись в ящерицу.

Ночные тени уже бились в окно, а Эрона всё не было. Не скажу, что я волновалась, но почему — то не сводила взгляда с двери. Я пыталась услышать шаги, чужое дыхание, сердцебиение, но была лишь тишина. Она угнетала меня, и, злясь на весь мир, я каким — то чудом сумела уснуть.

Эрон не пришёл и ночью.

Я почему — то не находила себе место, шагая из одного угла комнаты в другой. Тёплый ветер проникал через раскрытые чуть ли не настежь окна, а по моей коже так и змеились мурашки. Обхватив ладонями плечи, я хмурилась, не зная, нормально это или стоит волноваться. И волноваться вовсе не из — за Эрона, а из — за его меча, бесследно пропавшего вместе с принцем. По крайне мере, такое волнение я объясняла именно так.

Не выдержав, я села за стол, достав из ящика листок бумаги и взяв перьевую чёрную ручку. Стиснув пальцы до побледнения костяшек, я начала выводить слова на языке нелюдей. Строчки не изобиловали красноречием и выглядели больше как угроза.

«Ты самый гадкий из всех людей!»

«Почему я не убила тебя в лесу?»

«Ты жалок, раз заставляешь других волноваться».

«Ненавижу, ненавижу, ненавижу…»

«Я тебя терпеть не могу».

«Твоя роза…»

Тут я замерла, отчаянно кусая губы и пытаясь написать какую — то гадость насчёт этой жалкой розы. Розы, которую он вручил мне ещё в доме сестёр, с таким смущением и странным трепетом. Словно в этой розе заключался какой — то смысл, хотя, надо сказать, он смог где — то раздобыть розу в начале весны. Может, она даже была зачарованной.

«Твоя роза…»

Эти слова буквально впивались в глаза, мешая сосредоточиться.

Что не так было с этой розой? Почему я не могу написать про неё хоть что — то гадкое? И скомкать эту бумагу тоже не могу — надо идти до конца.

«Твоя роза…»

Что не так с его розой? Обычный цветок — Андрей подарил мне столько роз, что я считать забывала. А это одна, подаренная от чистого сердца…

«Твоя роза…»

Я хотела написать, что меня бесит эта роза. Что сейчас я готова растоптать её, но рука не отважилась опуститься на листок и выплеснуть эту ложь.

«Твоя роза запала мне в сердце».

Выведя эти слова, я поражённо замерла. Они были правдой. Самой настоящей правдой. Этот бессмысленный цветок почему — то преследовал меня, затесавшись в воспоминание.

«Твои поступки я не забуду».

«Я не знаю, как отплатить тебе».

«Возможно, эта комната станет чуть более яркой».

«Я не хочу, что бы ты думал, будто это Лили виновата».

«Я сама рисовала эти цветы. И хочу рисовать их дальше».

«Ты не знаешь, но я рядом».

«Спасибо за сестёр».

«И за то, что не оставил на рынке».

Мои пальцы предательски тряслись. Я смотрела на полностью исписанный витиеватыми буквами листок бумаги. Эрон вряд ли когда — нибудь прочитает это послание. Он не разберёт ни единого слова из написанного мною, и это утешало.

Отложив в сторону ручку, я хотела было порвать записку, но почему — то помедлила. Вздохнув и открыв первый ящик, я спрятала листок между бумагами. Так его вообще вряд ли найдут.

Со стороны коридора послышались голоса, и вовремя обратившись обратно в безобразную ящерицу, я выжидающе замерла на столе. Моё недовольное рычание наполнило комнату, но когда со всей силы распахнулась дверь, я всё же замолкла.

— Идиоты, — ворчала Жайна, испепеляя взглядом. Через её шею были перекинуты руки Эрона и Каса, от которых заметно пахло алкоголем. — Это же надо было додуматься — пойти к этому старому болвану! Да он же только и ждёт компании, что бы с кем — то спиться!

Видимо, говорила она об местом живописце.

— Ну всё — оба под надзором! Не явиться на завтрак, устроенный самим королём, да ещё и уснуть прямо под дверью библиотеки… такое ощущение, что вы не отпрыски короля, а отпрыски свиньи!

С этими словами Жайна взвалила Эрона на кровать, толчком опрокинув Каса в кресло. Оба поморщились, недовольно ворча и проклиная девушку. Я же не сводила с неё восхищённого взгляда. Теперь понятно, кто у них тут главный, и кто обычно вытаскивает из разных потасовок. Представляю, какие бы слухи поползли, увидь Эрона с Касом пьяными у библиотеки. Видимо, стоит подальше держаться от живописца.

— Откуда мы знали, что он до сих пор пьёт? — заворчал Кас, потянувшись к графину, воду из которого я выпила сегодня утром. — Не поможешь?

— Свиньи, — бросила им Жайна, выхватив графин и скрывшись в купальне.

Оба молчали, морщась от головной боли. Когда послышался звук льющейся воды и сдавленные ругательства, Эрон хрипло пробормотал:

— Думаешь, она разозлилась на нас?

— Я бы разозлился, — поморщился Кас, запустив пальцы в волосы. — Ох, голова… всё — к вину больше не притронусь. Какая там выдержка была? Столетняя?