– Тебе хотя бы по дороге со мной? – не без заднего умысла поинтересовалась я.

– Вообще не по дороге, – признался он, – я живу вон там.

Рован замедлил ход, махнул рукой на запад, а затем и вовсе остановился. Повернулся лицом ко мне и заглянул в глаза.

– Хочешь зайти?

– Хочу, – я тоже решила быть честной. Помимо того, что я действительно хотела, было бы весьма полезно знать, где его искать если что.

– Ну… Тогда вещи завезем.

– Давай лучше вечерком, – предложила я, – распакуюсь и чуть-чуть приду в себя.

Рован нехотя кивнул.

– Вообще, я не люблю ждать, – уже снова двигая чемодан по дорожке, усыпанной гравием, сказал он.

Я хмыкнула.

– Кто же любит…

«В девятнадцать лет», – добавила я про себя.

– Думаю, есть люди, которым все равно. Но я предпочитаю принимать решения здесь и сейчас, а не откладывать на десять лет.

Я вздрогнула, услышав эту цифру, и невольно подумала, что я-то, пожалуй, склонна делать именно так… Во всяком случае в тех вопросах, которые касаются мужчин.

– Я могу думать быстро, – продолжила я вслух свою мысль, – но если речь идет, скажем, о делах. Если на меня обрушится потолок, я не буду сомневаться, в какую сторону отпрыгнуть. Но вот в жизни… Или, может быть, вернее сказать – в тех ситуациях, когда от решения зависит, какой станет моя жизнь в ближайшие десять лет.

Рован снова замедлил ход, повернулся ко мне и насмешливо изогнул бровь. От этого легкого движения по венам пробежал огонек.

– Разве когда на тебя падает потолок – от этого не зависит твоя жизнь?

– Не знаю, – покаялась я и, отобрав у него чемодан, сама покатила вперед. – Значит, дело в чем-то другом.

– Например, в том, – Рован нагнал меня через несколько шагов, и его рука легла на ручку чемодана поверх моей, заставляя остановиться, – что ты боишься людей.

Я фыркнула и ответила ему таким же насмешливым взглядом, каким он сам смотрел на меня полминуты назад.

– Ты плохо знаешь меня.

– Я вижу тебя насквозь.

По позвоночнику пробежала дрожь, но я тут же уверила себя, что это лишь фигура речи.

– Ты приучила себя делать все так, как будто не боишься ничего. Но правда в том, что меня ты боишься куда больше, чем потолка.

Я сглотнула и, отвернувшись от него, попыталась продолжить движение вперед. На сей раз Рован не стал мне мешать: только опять подхватил чемодан, и мы молча проделали остаток пути.

«Боюсь ли я его?» – я переваривала этот странный, как и все в Роване, вывод в голове. «Скорее уж, я боюсь, что он узнает правду обо мне».

Я прислушалась к собственным чувствам. Тревога действительно была – я опасалась, что этот вечер может прерваться в любой миг, и мне придется возвращаться в реальную жизнь.

И в то же время присутствие Рована, его близость, вселяли в меня странное спокойствие, как будто впервые за долгие годы все шло так, как и должно было идти.

Уже у самых дверей я повернулась к нему и поблагодарила за помощь.

Рован мгновение смотрел на меня молча, а потом спросил:

– Ты не злишься?

– За что? – я подняла бровь.

– За то, как я повел себя на стадионе. Я не хотел обидеть тебя.

– Нет, не злюсь, – я усмехнулась и, выпустив из рук чемодан, коротко его обняла, – ты был прав. Прежде чем бросаться в омут с головой, нужно точно выяснить, что ждет тебя там.

Когда я вернулась в комнату, там еще не было Маргарет – похоже, она намеревалась появиться к ночи или вовсе с утра.

Я спокойно распаковала чемодан и, напевая вполголоса, принялась раскладывать вещи по местам.

С каждой секундой перспектива навестить Рована и увидеть, как он живет, казалась мне все менее удачной. С точки зрения дела – да. Нужно было выяснить, чем он интересуется, чтобы найти к нему подход. Но в сознании невольно всплывали картинки, на которых я входила в обшарпанную дверь его блока и видела захламленную комнату подростка с грязной посудой на всех горизонтальных поверхностях и плакатами с одетыми в кожу парнями на стенах.

«Может быть, мечте порой лучше оставаться мечтой?» – думала я. Тогда, десять лет назад, я мечтала завести роман с таким парнем, как он. Наверное, тогда я бы ничего не имела против плакатов и даже простила бы ему тот факт, что он не убирается в комнате. Но с какого-то момента мысль о том, что нельзя судить о людях по обложке, показалась мне весьма наивной. На самом деле наши привычки, манера одеваться и говорить – очень многое рассказывают о нас. Красиво и романтично было бы придумать себе юношескую влюбленность, благо атмосфера располагала – кругом подростки, и я как будто бы вернулась в прошлое, став моложе на добрый десяток лет. Но если задуматься, сама идея этого романа была смешной. Я знала о Роване только то, что он предпочитает черный цвет, редко ходит в парикмахерскую и не слишком уважает общественный уклад. Если честно, ни один из трех показателей не говорил в его пользу, потому что все они вместе означали, что он самовлюблен, не адаптирован к окружающему миру, не умеет или не хочет ладить с людьми.

«Никто не предлагает тебе длительных отношений, – напомнила я себе, – просто небольшой роман, который закончится вместе с этой командировкой».

Последняя мысль несколько успокоила меня, и я направилась было в душ, чтобы приготовиться к «почти свиданию», которое ждало меня впереди. Рован обещал зайти за мной в восемь часов.

Однако стоило мне сделать несколько шагов по направлению к ванной, как в дверь раздался стук. А поскольку соседняя комната тоже выглядела запертой и пустой, пришлось идти открывать.

– Мисс Маршман, – я подняла брови, увидев по другую сторону двери госпожу коменданта.

– Милтон?

– Да…

– Тебе приказано зайти к куратору.

Хм…

Я пожала плечами, сунула ноги в туфли и вышла в коридор следом за ней.

Кураторы отвечали за дисциплину на каждом потоке, так что мой – Дана Готфрид, дама, занимавшаяся с нами теорией магии – так же курировала и всех моих подруг. Рован с Пэйсом в ее введенье не входили – вообще я до сих пор не успела узнать, на какой они специальности.

Одним словом, нежданное приглашение не могло меня обрадовать.

Маршман не стала провожать меня до конца – наши пути разошлись в конце этажа, а на кафедру теории магии, где обитала Готфрид, я отправилась уже одна.

Поминутно поглядывая на часы и жалея о том, что здесь не работают мобильные телефоны, я добралась до нужного корпуса, поднялась на второй этаж и, постучавшись, вошла в нужный кабинет.

Готфрид, похоже, уже перестала меня ждать, но на месте все же была.

– Мисс Милтон, – она подняла глаза от бумаг.

– Да, это я.

– Знаю, что ты, – Готфрид нахмурилась и поднялась из-за стола, а мне указала на стул, предлагая присесть.

Обойдя стол, она примостилась на него бедрами, так что теперь ее пристальный взгляд смотрел на меня сверху вниз.

– Твоя подруга говорит, что ты злоупотребляешь магией.

Мои брови поползли вверх. Я сразу догадалась, о каком эпизоде идет речь. А вот какая из подруг решила пожаловаться на меня – оставалось только гадать.

– Не совсем понимаю, – все-таки сказала я.

– Боюсь, понимаешь, – не согласилась Готфрид, – а я понимаю, что в твоем возрасте еще трудно осознать, что не любую проблему стоит решать при помощи магии. Магия – сложное и ответственное искусство, не даром многие верят, что за каждое магическое действие существует своя цена.

Я повела плечом. «Цена» была одним из самых древних предрассудков, получившим распространение, когда люди еще не поняли до конца, что магия – лишь явление физической реальности, существующее в ряде миров. Не более того. Нет никакой цены. Нет потусторонних сил, которые рассчитают за тебя, что можно делать, а что нельзя. За свои поступки каждый несет ответственность сам. И если честно, с моей точки зрения Жаклин понесла ответственность за свой.