«Эти дикари даже понять не в состоянии, какими сокровищами они обладают!» — подумал Нури и дрожащими, потными от волнения руками стал отбирать подарки фараону и египетской знати.

Царь хеттов презрительно взирал на него, прищурив мудрые чёрные, чуть раскосые глаза.

   — Можешь и себе здесь чего-нибудь взять, если что приглянется, — небрежно проговорил Суппилулиума и вышел из шатра.

Он глубоко вздохнул и с радостной улыбкой оглядел с холма огромный военный лагерь, освещённый восходившим солнцем.

— Вот моё главное сокровище! С ним я завоюю весь мир! — громко сказал царь и вскочил на стоявшую рядом колесницу.

Он сам взял вожжи, громко закричал и стремительно поскакал по лагерю. Три застоявшихся вороных коня, взрывая копытами землю, так налегли на постромки, что перед глазами стоявшего во весь рост на колеснице царя шатры, проносившиеся мимо со всё возрастающей скоростью, вскоре слились в непрерывную пёструю ленту. Ветер засвистел у него в ушах. Вскоре предводитель хеттов уже нёсся во весь опор по широкой, необъятной степи. Суппилулиума с наслаждением вдыхал чистый, с запахом полыни, упруго бьющий ему в лицо и грудь свежий воздух. Впереди перед ним вырастал огненно-красный огромный шар солнца. Далеко отставшие телохранители с удивлением и восхищением, переходящим в благоговейный ужас, смотрели вслед. Им казалось, что их великий вождь, как бог войны, сейчас взлетит на колеснице прямо на небо.

Ранним солнечным утром большой военный египетский корабль с широким прямоугольным оранжевым парусом не спеша плыл, разрезая пологие пресные волны бронзовым, укреплённым в носовой части на килевом брусе тараном в виде головы барана. Корабль упорно поднимался против течения по одному из семи протоков Нила, по которому великая река впадала в Средиземное море. На борту находились князь Дамаска Нури и посланник фараона Амисеб. Князь сидел на резном из красного дерева стуле как почётнейший гость и с высоты кормовой надстройки с жадным интересом, который ему с трудом удавалось скрывать, всматривался в развертывающиеся виды незнакомой ему страны. Раздавались монотонные глухие удары барабана, обтянутого толстой буйволиной кожей, и в такт ему плескались длинные вёсла за бортом. Изредка слышался громкий хриплый, грубый крик надсмотрщика, пронзительный свист бича и стон раба, вцепившегося из последних сил в тяжеленное весло. Да ещё сварливо кричали парящие над судном белоснежные чайки с чёрными клювами и маленькими пронзительными глазами, словно они были недовольны тем, что им мешают спокойно лакомиться рыбой. Ею в это время года просто кишмя кишели мутно-серые речные волны.

   — Да выпей-ка, ваше высочество, нашего пива. А это не какая-нибудь там азиатская кислятина, — уговаривал князя сидящий рядом благодушный и розоволикий Амисеб.

Он в первом же египетском порту велел прислуге купить очень вместительный деревянный жбан со свежесваренным, столь любимым всеми жителями этой страны напитком. Толстощёкий писец хорошо говорил на западносемитском наречии, бывшем в те времена господствующим во всей Западной Азии, ведь он почти двадцать лет прослужил в структурах управления нескольких азиатских провинций египетской империи.

Посланник фараона, радушно улыбаясь, взял из чёрных рук раба, разливающего пиво из жбана большим медным половником, большой глиняный кубок с шапкой белой пены и самолично протянул князю. Азиат с покорным видом взял кубок и вежливо пригубил горьковатую хмельную жидкость янтарного цвета.

«И что только египтяне находят хорошего в этом отвратительном горьком пойле? — подумал Нури, вытирая тыльной стороной руки усы и губы от белых хлопьев пены. — Виноградное вино ведь намного вкуснее!»

Но льстивый князь почмокал губами и сделал вид, что тоже наслаждается пивом. Когда же Амисеб отвернулся в сторонку, то проворный семит быстренько выплеснул почти всю кружку за борт. Нури больше интересовало то, что происходило на обоих речных берегах, мимо которых они не спеша проплывали. На широких зелёных полях низовья реки паслись многочисленные стада коров, овец и коз. Такого количества домашних животных князь за всю жизнь никогда не видывал. Да и какие это были животные! Коровы и быки в холке почти с человеческий рост. Высокие и мощные, как у буйволов, рога блестели на солнце, словно покрытые лаком. Холёные животные вальяжно, с высокомерной небрежностью шагали на длинных ногах с широкими копытами по густой сочной траве. Их морды выражали столько благородной спеси, что, глядя на них, просто не по себе становилось. Словно гуляла отборная знать земли египетской, а не простые бурёнки, которых пруд пруди на окрестных полях. А овцы?! Нури вытаращил глаза от удивления, когда увидел огромных овец и баранов, укутанных в толстенные шубы из длиннейшей шерсти. Скотоводам Дамаска такая шерсть и не снилась. Да и козы были столь белы, изящны и высоки, что князь их принял сначала за антилоп. Бесчисленные стада просто сказочных животных проплывали мимо, и конца им видно не было.

«Вот бы сюда нагрянуть с войском хеттов, — подумал Нури, поглаживая остроконечную чёрную бородку, и его карие глазки заблестели. — Всем бы хватило с лихвой!»

Между тем большой оранжевый парус продолжал упруго раздуваться под напором прохладного ветра с моря, снасти, реи и мачта негромко поскрипывали, барабан глухо ухал, и в такт ему поднимались и опускались длинные вёсла. Корабль плыл, слегка покачиваясь, и перед князем продолжала неспешно и величественно разворачиваться панорама, состоящая из просторных зелёных полей с бесчисленными стадами, пастухами, земледельцами, многочисленными деревнями и большими и малыми городами. Изредка голубое бездонное небо заволакивалось тучами и капал мелкий тёплый дождик, но вскоре вновь появлялось солнце, жар которого умерялся лёгкими, прозрачными туманами и освежающе-приятными дуновениями ветра с моря. В дельте реки зимой погода была отнюдь не африканской.

   — Это поистине рай земной! — вздохнул князь, незаметно выливая за борт очередную кружку пива. — Теперь понятно, почему египтяне так равнодушны к потере азиатских провинций. Они и без нашей дани купаются в достатке и богатстве.

День за днём перед любопытным азиатом разворачивалась бесконечная лента сцен мирной, благополучной жизни египтян. Вскоре все семь рукавов реки соединились в единый широкий поток. Корабль поплыл по широкому основному руслу Большого Хапи. Слева замаячили плосковерхие массивные желтоватые известняковые утёсы, а справа открылся вид на огромную, широко расстилавшуюся вдаль равнину. Изумрудные просторные поля перемежались там с многочисленными густыми пальмовыми рощами. Среди них, словно сказочное видение, простирался огромный город, окружённый высокими белыми стенами. Когда Нури взглянул на столь величественную панораму и увидел огромные пирамиды, царственно возвышающиеся над Мемфисом{76}, вторым по значению городом страны, то изумление провинциального князька перед богатством и величием Египта переросло в благоговейный ужас.

«Не может быть, чтобы правитель такой огромной и богатой страны, предки которого под стать великим богам воздвигли вот эти колоссальные сооружения, не мог собрать войска и сокрушить хеттов, пусть многочисленных и кровожадных, но всё же лишь неотёсанных, завёрнутых в бараньи шкуры дикарей, только недавно спустившихся с гор, — думал князь, теребя узкую бородёнку и качая головой. — Что же с случилось с фараоном? Какая напасть на него напала, если даже позор его кровного родственника не может подвигнуть правителя такой блистательной страны на решительные действия?»

Подобными вопросами Нури задавался в течение всего своего увлекательного путешествия вверх по великой реке. А плыли долго, полмесяца. После Мемфиса корабль не спеша миновал заросшие роскошными садами берега области Нен-несут, когда-то соперничавшей с самими Фивами за владычество над Верхним Египтом, а сейчас мирно опустившейся на мутное дно сонной, но зато спокойной провинциальной жизни, и вступил в Оксиринхскую область — царство папируса. Здесь находился один из самых крупных центров по добыче этого растения, без которого не было бы ни книг в виде свитков, ни письменных документов. А без них самая древняя бюрократия на земле не смогла бы просуществовать и года. Ведь письменный учёт всего и вся в стране был краеугольным камнем древнеегипетской государственной системы. Область с густо заросшими папирусом берегами славилась ещё и тем, что её жители боготворили небольшую рыбку — оксиринха, водившуюся на мелководье. И даже сейчас, когда по велению фараона все египтяне должны были чествовать только одного бога солнца — Атона, ничто не могло заставить уроженца Оксиринхской области выловить и тем более съесть эту рыбёшку. Жители даже умудрялись периодически воевать со своими соседями из-за того, что у тех хватало наглости вылавливать сетями священную рыбку, вялить её на солнце и заготавливать целыми мешками, чтобы в измельчённом виде скармливать скотине.