Юноша легко влез в небольшое окно, находящееся почти под потолком. Его худому и гибкому, как у змеи, телу подобное испытание было просто пустяком. Яркий свет луны падал на широкое ложе на полу, покрытое белоснежной льняной тканью. На нём лежала обнажённая Тии. Она задремала, ожидая любовника. Юноша затаил дыхание. Девушка была царственно прекрасна. Особенно поражала её белоснежная кожа, которая, казалось, светилась мягким светом.

   — Это ты? — спросила Тии, открывая глаза и потягиваясь. — А я даже заснула, ожидая тебя, день был таким хлопотным. Иди ко мне, — протянула она руки.

Эйе не медлил ни мгновения. Отброшенная в сторону набедренная повязка не успела упасть на пол, как молодые любовники сплелись в горячих объятиях. Заскрипела папирусная циновка, страстные всхлипы зазвучали всё чаще. А в окно равнодушно смотрела луна на дергающиеся в пароксизме страсти тела, да в пустынной дали раздавались глухие завывания шакалов. Когда молодые люди перевели дух, Тии вдруг хлопнула себя рукой по влажному лбу.

   — Совсем из головы выскочило.

   — О чём это ты? — удивился Эйе.

   — Да о сне, который я видела перед твоим приходом.

   — О боги, неужели тебе приснился сокол с золотым уреем?

   — Как, ты уже знаешь?

   — И мне приснился этот же сон!

   — Надо же, какое чудо! Прямо на мою голову сокол опустил знак царской власти.

   — И на мою тоже, я ведь рядом стоял, — уточнил молодой человек.

   — Да, ты стоял, я это заметила... — неуверенно протянула девушка.

   — А больше ты ничего не помнишь?

   — Ко мне подошёл симпатичный молодой человек, на нём было роскошное ожерелье, на предплечьях и руках золотые браслеты очень тонкой работы, все осыпанные драгоценными камнями. Он обнял одной рукой меня за талию. От него исходил такой аромат духов. И у меня закружилась голова. — Тии мечтательно улыбнулась.

   — И ты мне всё это спокойно рассказываешь?

   — А ты что, усмехнулась девица, — ревнуешь? Да ведь это же сон.

   — Ты мне изменила уже в мыслях своих, несчастная, — шутливо схватил за горло любовницу Эйе. — Кстати, это не просто смазливый юноша, а член семьи фараона.

   — Неужели? — Тии, открыв рот от удивления, резко села на ложе. — Значит, меня обнимал сам царевич, сын нашего владыки? Вот это да!

   — Ну, это только во сне, не задавайся, — рассмеялся юноша.

Бурная сцена любви вновь разыгралась в небольшой комнатке, залитой лунным светом. А в это время отец Тии вышел, покачиваясь от слабости, из спальни, где наконец-то забылась крепким сном его супруга. Иуйа ворчал недовольно себе под нос:

   — Вот старая дура, совсем сбрендила! Ну, мало ли что я сгоряча скажу, так надо всему верить, что ли? Я ведь не мальчишка, чтобы вытворять такое в постели!

У него от слабости закружилась голова, и он опёрся о стену. И тут вдруг услышал страстные женские стоны.

   — Что за наваждение? Ведь жёнушка уже спала, когда я из спальни вышел.

Иуйа сделал несколько шагов назад и заглянул в спальню. Из душной темноты слышался громкий храп его супруги.

   — Это мне мерещится, — пробормотал себе под нос жрец и, устало передвигая ноги, побрёл по коридору во внутренний дворик. — Ишь как заездила проклятая баба, всё время её вопли в ушах стоят!

Но, когда он проходил мимо двери, ведущей в комнату дочери, раздались вновь те же самые страстные стоны, только теперь к женским примешивались и мужские.

   — Не может быть! — вздрогнул Иуйа всем телом. — О боги, неужели это моя дочурка так визжит, да ещё вместе с каким-то мужиком?

Жрец почувствовал, как у него всё внутри похолодело, потом опять закружилась голова, и он привалился к оштукатуренной стене коридора. Но тут раздались особенно пронзительные вскрики девицы, и отца пронзила жуткая мысль:

   — Да её там насилует какой-то негодяй!

Кровь ударила в голову. Уже плохо что-либо осознавая, Иуйа одним ударом ноги вышиб дверь, запертую изнутри на хлипкую задвижку, и, как обезумевший от ярости буйвол, ворвался в комнату. На него уставились с ужасом два лица: Тии и мужское, очень знакомое. Но сейчас отцу было не до воспоминаний. Он кинулся к ложу, ударом опрокинул на пол поднимавшегося юношу и вцепился мёртвой хваткой ему в горло.

   — Не надо, папочка, не надо! — закричала истошно Тии.

Она попыталась оторвать своего тщедушного отца от любовника, но сейчас с этим не справился бы даже Джабу, будь он рядом.

   — Да отпусти ты его! — взмолилась Тии. — Он ни в чём не виноват. Я сама его позвала.

В ответ раздался только хрип молодого человека. Он начал судорожно дёргать руками и ногами.

   — Да он женится на мне! Женится! — выкрикнула прямо в ухо отцу Тии последний с её точки зрения веский аргумент.

Но Иуйа ничего не услышал, пальцы его стальными тисками продолжали сдавливать горло негодяя, посмевшего посягнуть на любимую дочь. Даже в лучах луны было видно, что лицо Эйе стало почти фиолетовым. Юноша выпученными глазами глянул на девушку. Она схватила большой медный таз, в котором умывалась по утрам и вечерам, и ударила что есть силы им по голове отца. Раздался такой звон, словно начиналась утренняя служба в храме, когда жрецы принимались громко бить в литавры. Иуйа ослабил хватку и упал без сознания на свою жертву. Над телами застыла в отчаянии, ломая руки, Тии. Рядом валялся медный таз.

Именно такую картину застала ворвавшаяся в комнату Туйа. Одна рука её держала горящий светильник, другая — дубинку.

   — Что здесь происходит?

   — Он его чуть не убил! — прокричала в ответ дочка.

   — Кого? Твоего отца?

   — Да нет. Это папаша ворвался как сумасшедший в комнату и кинулся на Эйе. Он вцепился ему в горло и чуть не задушил.

   — А что этот жалкий подмастерье делал у тебя в комнате ночью?

   — Да хватит вам орать! — простонал вдруг Иуйа, садясь на циновку. Он двумя руками держал себя за голову и с удивлением озирался по сторонам. — И так голова просто раскалывается!

   — Папочка, ты живой, — плача от радости, обняла его Тии. — Это я ударила тебя по голове тазом.

   — О боги! Сегодня воистину несчастливый для меня день, вернее, ночь. Сначала жена отвесила оплеуху, затем дочка тазом приложила.

Жрец удивлённо, что-то с трудом припоминая, начал оглядываться по сторонам. Тут его 3взгляд упал на юношу, который уже пришёл в себя и метался по комнате в поисках своей набедренной повязки. Одной рукой он прикрывал причинное место, а другой шарил по тёмным углам.

   — Ты не это ищешь? — протянула ему его повязку вместе с широким кожаным поясом Туйа.

   — Вы очень любезны, — ответил воспитанный юноша и поспешно обвязал худые бёдра. Теперь он мог повернуться и встретить противника лицом к лицу.

   — Вот он, насильник! — закричал Иуйа и кинулся на Эйе.

   — Да угомонись ты! — повелительно рявкнула старшая в земном гареме Мина и схватила за худое предплечье своего вновь вспыхнувшего яростью мужа. — Никакой он не насильник. Просто наша дочурка развлекается по ночам с парнями, кто покрепче и посмазливей. Надеюсь, здесь не половина уезда перебывала? — обратилась мать к дочке.

   — Да как вы смеете оскорблять девушку такими предположениями? — шагнул вперёд в порыве негодования Эйе.

   — Ну, если она изображала тут животное о двух спинах с тобой, у кого ни кола ни двора, то почему бы не предположить, что здесь побывал не только ты?

   — А ну хватит помои на меня лить! — Тии встала напротив матери, уперев руки в бока.

   — О, у моей дочурки наконец-то прорезался голосок! — Мамаша тоже упёрла свои мощные длани в округлые бёдра.

Несмотря на разницу в возрасте и росте, они были удивительно похожи. Даже голоса почти нельзя было различить, только у дочки он звучал чуть-чуть звонче.

   — Я вовсе не распутница, как ты меня хочешь выставить. Это мой жених. И он не мастеровой, как ты заметила, а приёмный сын архитектора Аменхотепа, строителя нашего нового храма. Со временем он наследует его профессию и должность. Эйе уже сейчас руководит сотнями рабочих и десятками писцов. Он на равных со жрецами заседает в производственных советах, а разбирается в строительстве намного лучше любого из них. Так что он выгодный жених и не надо тут устраивать истерики и поливать меня грязью.