— Я заставил ее… — Мистер Корнер говорил бесстрастным тоном, как человек, заинтересованный лишь в точных сведениях. — Я заставил Эме читать таблицу умножения?

— Умножение на девять, — кивнула мисс Грин.

Мистер Корнер опустился на стул и невидящим взглядом уставился в будущее.

— Что же делать? Она никогда не простит меня. Я ее знаю. Вы меня не разыгрываете? — воскликнул он с мимолетным проблеском надежды. — Я действительно это сделал?

— Вы сидели на том самом стуле, где сидите сейчас, и ели яйца пашот, пока она стояла напротив и читала таблицу умножения на девять. В конце концов, увидев, что вы сами уснули, я убедила ее отправиться в постель. Было три часа, и мы подумали, что вы не станете возражать.

Мисс Грин подвинула поближе стул и, облокотившись на стол, посмотрела через него на мистера Корнера. Глаза близкой подруги миссис Корнер снова сверкнули недобрым огнем.

— Вы никогда больше не будете так делать, — заявила мисс Грин.

— Думаете, есть шанс, — вскричал мистер Корнер, — что она может меня простить?

— Вряд ли, — ответила мисс Грин. При этих словах лицо мистера Корнера снова стало мрачным. — Думаю, самый лучший выход из этой ситуации — вам простить ее.

Эта мысль даже не развеселила его. Мисс Грин огляделась, чтобы удостовериться, что дверь до сих пор закрыта, и на мгновение прислушалась, желая убедиться, что вокруг царит тишина.

— Вы разве не помните, — мисс Грин решила принять особые меры предосторожности и перешла на шепот, — разговор, который у нас состоялся за завтраком в первый день моего пребывания? Когда Эме сказала, что вам было бы лучше иногда «расслабляться»?

Да, постепенно память начала возвращаться к мистеру Корнеру. Но она сказала всего лишь «расслабляться», к своему ужасу, вспомнил мистер Корнер.

— Что ж, вы и «расслабились», — настаивала мисс Грин. — К тому же она не имела в виду «расслабиться». Она имела в виду самое настоящее безобразное поведение, только не произнесла это слово. Мы говорили об этом, после того как вы ушли. Она сказала, что отдала бы все на свете, лишь бы увидеть вас таким, как все мужчины. И так она себе представляет всех мужчин.

Медлительность мышления мистера Корнера все больше раздражала мисс Грин. Она потянулась через стул и затормошила его.

— Понимаете? Вы сделали это специально, чтобы проучить ее. Это она должна просить у вас прощения.

— Вы думаете?..

— Я думаю, если вы обставите все надлежащим образом, это станет лучшей работой, которую вы когда-либо делали. Убирайтесь из дому, пока она не проснулась. Я ничего ей не скажу. На самом деле у меня даже времени на это не будет. Мне нужно успеть на десятичасовой поезд с Паддингтона. Когда вечером вернетесь домой, заговорите первым — вот что вам надо сделать.

Мистер Корнер от волнения поцеловал близкую подругу жены, прежде чем понял, что сделал.

Вечером миссис Корнер сидела в ожидании супруга в гостиной. Она была одета так, словно собиралась в дорогу, и в уголках ее рта залегли морщинки, хорошо знакомые Кристоферу, при виде которых у него сердце уходило в пятки. К счастью, он пришел в себя заблаговременно, чтобы встретить ее с улыбкой. Это была не та улыбка, которую он репетировал полдня, но, как бы там ни было, лишила миссис Корнер дара речи и предоставила ему неоценимое преимущество начать разговор первым.

— Ну что, — весело произнес мистер Корнер, — как тебе это понравилось?

На мгновение миссис Корнер испугалась, что новая болезнь ее супруга уже перешла в хроническую стадию, но его довольное лицо убедило ее, что беспокоиться, пока во всяком случае, не стоит.

— Когда ты хочешь, чтобы я снова «расслабился»? О, да ладно, — продолжал мистер Корнер в ответ на недоумение жены. — Ты не могла забыть разговор, который у нас состоялся за завтраком в утро приезда Милдред. Ты намекнула, насколько привлекательнее я мог бы выглядеть, если бы периодически «расслаблялся»!

Мистер Корнер, пристально наблюдая, заметил, что миссис Корнер постепенно припоминает произошедшее.

— Мне не удавалось угодить тебе раньше, — объяснил мистер Корнер, — поскольку приходилось сохранять ясность ума для работы. К тому же я не знал, как это на меня повлияет. Вчера я старался изо всех сил, и, надеюсь, ты осталась мной довольна. Хотя если бы ты согласилась удовлетворяться подобными представлениями — лишь на какое-то время, до тех пор пока я не привыкну делать это чаще, — примерно раз в две недели, положим, я был бы тебе благодарен, — добавил мистер Корнер.

— Ты хочешь сказать… — произнесла миссис Корнер поднимаясь.

— Хочу сказать, моя дорогая, — подхватил мистер Корнер, — что почти с первого дня нашего брака ты дала мне понять, что считаешь меня тряпкой. Твое представление о мужчинах основано на глупых книгах и еще более глупых пьесах, и твоя беда в том, что я не такой. Что ж, теперь ты поняла, каково это, и если настаиваешь, я могу быть таким, как они.

— Но ты, — возразила миссис Корнер, — был нисколько не похож на них.

— Я старался изо всех сил, — повторил мистер Корнер. — Все мы разные. Таков я в пьяном виде.

— Я не говорила, что хочу увидеть тебя пьяным.

— Но ты имела это в виду, — перебил ее мистер Корнер. — Мы говорили о пьяных мужчинах. Герой пьесы был пьян и казался тебе забавным.

— Он и был забавным, — упорствовала миссис Корнер, теперь уже сквозь слезы. — Я имела в виду таких пьяных.

— Жена, — напомнил ей мистер Корнер, — не видела в его поведении ничего забавного. В третьем акте она угрожала вернуться домой к своей матери, и судя по тому, что ты была в дорожной одежде, тебе эта мысль тоже пришла в голову.

— Но ты… ты был так ужасен, — всхлипнула миссис Корнер.

— И что я делал? — поинтересовался мистер Корнер.

— Придя домой, ты заколотил в дверь…

— Да-да, это я помню. Я потребовал ужин, и ты сделала мне яйца пашот. Что произошло потом?

Воспоминания об этом вопиющем унижении добавили ее голосу нотки неподдельного трагизма.

— Ты заставил меня читать таблицу умножения наизусть!

Мистер Корнер посмотрел на миссис Корнер, а миссис Корнер посмотрела на мистера Корнера; на некоторое время в столовой воцарилась тишина.

— Ты действительно… действительно немного перебрал, — пролепетала миссис Корнер, — или только притворялся?

— Действительно, — признался мистер Корнер. — Первый раз в жизни. Если тебя это удовлетворит, то и последний тоже.

— Мне так жаль, — сказала миссис Корнер. — Я была невероятно глупа. Пожалуйста, прости меня.

— Доброта, — настаивала маленькая миссис Пенникуп, — ничего не стоит.

— Ах, если говорить обобщенно, моя дорогая, она ценится ровно по себестоимости, — ответил мистер Пенникуп, который, будучи аукционистом с двадцатилетним опытом работы, имел массу возможностей проверить отношение публики к сентиментальности.

— Мне все равно, что ты говоришь, Джордж, — упорствовала его жена. — Возможно, он неприятный сварливый старый грубиян, и я не говорю, что он не такой. Все равно этот человек уезжает, и скорее всего мы никогда больше его не увидим.

— Если бы у меня промелькнула мысль, что мы рискуем встретиться с ним еще, — заметил мистер Пенникуп, — я бы повернулся спиной к англиканской церкви и стал методистом.

— Не говори так, Джордж, — с упреком произнесла его жена. — Тебя может слушать Господь.

— Если бы Господу приходилось слушать старого Крэклторпа, он посочувствовал бы мне, — выразил мнение мистер Пенникуп.

— Господь посылает нам испытания для нашего же блага, — объяснила жена. — Они призваны научить нас терпению.

— Ты не ктитор, — возразил ее муж. — Ты можешь избегать общения с ним. Ты слышишь его, только когда он стоит на кафедре, где ему в некоторой степени приходится сдерживаться.

— Ты забываешь о благотворительных распродажах старых вещей, Джордж, — напомнила ему миссис Пенникуп. — Не говоря об украшении церкви.