Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Старший сын, практичный молодой человек, старался доказать, что никто ничего не выиграет, оставаясь без обеда. Его горько упрекали за его способность думать об удовольствии, в ту минуту как обожаемый отец находится на небе.

Это напомнило матери о привете, посланном кузине Джейн, которая до этой минуты ее утешала. Когда кузина Джейн лишилась чувств, в свою очередь, эта драматическая неожиданность привела всех в недоумение, и в девять часов вся семья улеглась спать, оставшись без обеда.

Старший сын — как я заметил, практичный молодой человек — догадался на другой день рано утром послать депешу, на которую был получен ответ, что возлюбленный отец находится в Колорадо. Но единственной наградой моего друга за его нежную заботливость было приказание никогда более не прибегать к подобным шуткам.

Я бы мог привести другие примеры в доказательство того, что добродетельные поступки нередко плохо вознаграждаются. Но, как я сказал Бьюту, мне тяжело останавливаться на этом вопросе.

У Сен-Леонаров собралось большое общество, в том числе одна или две семьи из местных жителей. Я сам желал бы появиться при более выгодных условиях. Полная дама с тонким голосом думала, что все это я устроил преднамеренно. Она это находила так «драматичным».

Происшествие имело одно хорошее последствие: Дженни позаботилась незаметно проводить в дом Этельберту и Робину через молочную. Когда они вернулись к гостям, им предложили чашку чаю; они себя чувствовали прекрасно, и прически их были в порядке. Возвращаясь домой, Этельберта заметила, какое счастье для миссис Сен-Леонар иметь такую дочь, как Дженни, способную тихо и незаметно все устроить как нельзя лучше.

Все были очень довольны. Конечно, мы по обыкновению ошибались в ролях: гости со мною говорили о книгах, театре, а я сообщал им мой взгляд на охоту и земледелие. Сколько я помню, кто-то жаловался на людей, занятых только собою. Между тем несомненно, что для среднего человека это единственный вопрос, который он может излагать интересно. Я знаю одного человека, который разбогател, продавая патентованную пищу для детей. Когда он рассказывал о причудах производительных компаний и о проделках публикаций, он бывал забавным. Я навещал его, когда он не был женат, и с удовольствием слушал его рассказы. Он сделал ошибку, женившись на умной, образованной женщине, которая ему страшно вредила в смысле разговорном. Теперь он не говорит пустяков и надоедает своими разговорами. Вот почему весело в обществе актеров и актрис. Они не стыдятся говорить о себе.

Я вспоминаю об одном обеде. Наш хозяин был один из известных адвокатов в Лондоне. Знаменитая романистка сидела по правую сторону от него, знаменитый ученый — против хозяйки дома. Последняя сама написала исследование о борьбе за национальность в Южной Америке, — книгу, считающуюся авторитетом во всех иностранных канцеляриях Европы.

Среди других гостей были епископ, издатель ежедневной лондонской газеты — человек, знавший внутреннее положение Китая так же хорошо, как свой клуб; выдающийся драматург, министр и поэт, имя которого известно повсюду, где преобладает английская речь. Мы сидели часа два, слушая бедовую маленькую женщину, которой удалось выступать, сначала на небольшой сцене, а затем превратиться в звезду — в оперную певицу первого разряда.

Обучение, как она заметила с сожалением, не было обязательно в округе Чикаго в ее молодые годы; вынужденная зарабатывать хлеб с тринадцати лет, она не имела возможности пополнить свое образование. Но она хорошо знала свои силы и рассказывала, что ей пришлось испытать и пережить, пока она неуклонно следовала своему призванию. Пока она не упрочила своего положения, о ней говорили много пустяков.

Между тем епископ наш рассказывал все, что он узнал о Китае во время своего пребывания в Сан-Франциско; человек, проживший двадцать лет в деревне, старался объяснить свой взгляд на английскую драму; наша хозяйка пыталась занимать ученого, рассуждая о радии; драматург объяснял свой взгляд на положение дел в России. Поэт испортил себе обед, стараясь объяснить министру новый источник налогов. Писательница и министр четверть часа обсуждали вопрос о христианской науке, ошибочно предполагая, что тот и другой в нее верят. Издатель объяснял отношение церкви к новому богословию; хозяин, один из остроумных адвокатов, все время беседовал с буфетчиком.

Удовольствие прислушиваться к разговору, найти человека, знающего, о чем он говорит, можно сравнить с радостью, которую мы ощущаем, найдя коробку спичек в темноте. Нам его в продолжение обеда доставила актриса.

Я мог бы заинтересовать этим добрых людей, беседуя с ними о театрах и литературных знаменитостях, которых я встречал. Они могли бы мне поведать историю о своих собаках и говорить о законах насчет мелкого землевладения.

Но они сделали несколько лестных замечаний о моих книгах, уверяя меня, что они их читали и ими восхищались во время болезни, страдая в это время умственным расстройством. Я понял, что если бы они всегда оставались в добром здоровье, они бы и не подумали читать мои книги.

Один человек уверял меня, что я спас ему жизнь. Он хотел сказать: его умственные силы, т. е. мозг, когда он почти сошел с ума. Дошло до того, что он забыл свое имя. Его голова была пуста. И вдруг однажды — случайно, или по воле Провидения — ему попалась одна из моих книг. Это единственная книга, которую он был способен читать целыми месяцами! И теперь, когда он чувствует упадок сил — при этом он сравнил свой мозг с выжатым лимоном — ом оставляет все и принимается за мои книги не разбирая, какая попадется. Я полагаю, что можно радоваться, спасая чужую жизнь, но я бы желал при этом иметь право выбора.

Я не уверен в том, полюбит ли Этельберта миссис Сен-Леонар. Не думаю, чтобы последняя одобрила первую. Я полагаю, что миссис Леонар вообще мало кого любит — иначе как по долгу. Ей на это не хватает времени. Человеку предназначено страдать, и надо привыкать к этому чувству — такая философия не дурна. Но миссис Сен-Леонар задалась целью разыскивать поводы к страданию, оставляя в стороне все другие жизненные интересы. Она считает это единственным назначением женщины, заслуживающей названия христианки.

Я застал ее однажды одну после обеда. Видя ее озабоченной, я спросил, не могу ли ей быть полезным.

— Нет, — отвечала она, — я стараюсь вспомнить, о чем я горевала утром. Совершено не могу припомнить!

Позднее она вспомнила и вздохнула с облегчением.

Этельберта находит самого Сен-Леонара прелестным. Мы с ней заедем в воскресенье, чтобы повидать детей. С тремя или четырьмя из встреченных нами гостей мы наверно сойдемся.

Мы уехали в половине седьмого и пригласили с собой Бьюта к ужину.

X

— Она женщина добрая, — заметила Робина.

— О ком ты говоришь? — спросил я.

— Он немного требователен, как мне кажется, — продолжала Робина, обращаясь к восходящей луне. — К тому же много детей.

— Ты думаешь о миссис Сен-Леонар? — спросил я.

— По-видимому, нет возможности доставить ей удовольствие, — пояснила Робина. — В среду я пришла помогать Дженни укладывать корзины для пикника. Она сама придумала этот пикник.

— И что же? — спросил я.

— Глядя на нее, можно было подумать, что она собирается на похороны. У нее явилось предчувствие, что она схватит сильную простуду, сидя на траве. Я ей напомнила, что дождя не было за последние три недели и что земля суха, как кость; она уверяла, что засуха травы не касается. В ней всегда сохраняется какая-то сырость и что подушки всасывают влажность. Но это не важно. Всему бывает конец, а пока другие счастливы… Ну, вы знаете ее манеру говорить, — все в этом роде: «О ней никогда никто не думает; ее перетаскивают с места на место». Она говорила о себе как о святой иконе. Это подействовало на мои нервы, я предложила Дженни остаться с ней дома. В это время меня не прельщала мысль о пикнике.

— «Когда наши желания исчезают, мы гордимся нашей добродетелью, думая что мы их побороли», говорит Ларошфуко, — заметил я.

291
{"b":"593683","o":1}