И на своем причудливом архаичном французском, который профессору позволили понять долгие часы, проведенные им в корпении над «Хрониками» Фруассара[154] -

— Благодарю вас, — сказала она, — за вашу изысканную любезность и гостеприимство.

Таинственным образом всё вдруг преисполнилось значением исторического события. У профессора внезапно сложилось впечатление — и по сути, так его полностью и не оставило, покуда у него гостила Мальвина, — будто он великая и могущественная персона. Августейшая сестра его, — по совпадению (хотя в высшей политике такие моменты значения, разумеется, не имеют), самое умопомрачительно красивое создание, какое только попадалось ему на глаза, — милостиво согласилась принять его гостеприимство. Профессор с поклоном, какой можно было позаимствовать при дворе короля Рене,[155] выразил свое понимание оказанной ему чести. Что еще мог сделать уважающий себя самодержец? Инцидент был исчерпан.

Командир авиазвена Рафлтон не предпринял ничего в направлении его «восполнения». Наоборот, именно этим моментом он воспользовался, чтобы разъяснить профессору, как абсолютно необходимо ему, не теряя больше ни единого мгновения, отбыть в Фарнборо. Командир Рафлтон добавил, что «заскочит к ним обоим» в первый же день, как удастся вырваться; и выразил уверенность в том, что если профессор убедит Мальвину говорить помедленнее, то вскоре найдет ее французский легким для понимания.

Профессор догадался спросить у командира Рафлтона, где тот нашел Мальвину… то есть, если он сам, конечно, помнит. А также: что он собирается с ней делать?… — то бишь, если он сам знает. Командир Рафлтон, выразив сожаление по поводу безотлагательности и спешки, разъяснил, что обнаружил Мальвину спящей у менгира в окрестностях Юльгоа в Бретани и опасается, что разбудил ее. По дальнейшим деталям не будет ли профессор столь любезен обратиться к самой Мальвине? Что до него самого, то он уверен, что никогда, никогда так и не сможет полностью отблагодарить профессора.

В заключение, не оставляя возможности для продолжения дискуссии, командир с большим энтузиазмом потряс кузену Кристоферу руку; а затем повернулся к Мальвине. Она не двигалась, но глаза ее смотрели на него не отрываясь. Он медленно подошел к ней. И, не говоря ни слова, поцеловал прямо в губы.

— Ты уже дважды поцеловал меня, — сказала Мальвина, и на устах ее заиграла какая-то загадочная улыбка. — В третий раз я стану женщиной.

Что удивляло самого профессора при размышлениях об этом: наедине с Мальвиной и несмотря на все обстоятельства, он не чувствовал ни смущения, ни замешательства. Дело обстояло так, — если говорить о них двоих, — словно все было очень просто — почти смешно. Беспокоиться предстояло остальным.

По саду маячила маленькая горничная. Очевидно, ее распирало любопытство и она старалась хоть одним глазком подсмотреть. Из кухни доносился голос зовущей ее миссис Малдун. Оставался еще вопрос с одеждой.

— Вы ничего не привезли с собой? — осведомился профессор. — В смысле, что-нибудь вроде платья.

Мальвина улыбнулась и сделала небольшой жест. Он означал, что всё, что было ей и ее, стояло перед ним.

— Придется подыскать вам что-нибудь, — сказал профессор, — в чем бы вы смогли ходить в…

Профессор намеревался сказать: «в нашем мире», — но заколебался, не будучи полностью уверен в тот момент, к какому из них принадлежит он сам: к миру Мальвины или к миру миссис Малдун. Поэтому он сказал просто: «в мире». Еще один жест сообщил ему, что Мальвина полностью в его руках.

— А в чем вы на самом деле? — спросил профессор. — То есть — под плащом. Это не подойдет — на день-два?

Командир Рафлтон по каким-то своим причинам, совершенно не понятным Мальвине, запретил ей снимать плащ. Но он ничего не говорил о том, чтобы его расстегнуть. И вместо ответа Мальвина расстегнула его.

После чего профессор, к удивлению Мальвины, сделал то же самое, что перед этим командир Рафлтон. То есть, он поспешно перезастегнул плащ, вернув пуговицы в свои петли.

В Мальвину, пожалуй, вселился страх, что ей никогда уж не суждено больше избавиться от плаща командира Рафлтона.

— Интересно, — задумался профессор, — а никто из деревни…

На глаза профессору попалась маленькая горничная, порхавшая среди кустов крыжовника: она притворялась, будто собирает ягоды.

— Посоветуемся с моей кастеляншей — миссис Малдун, — предложил профессор. — Я думаю, мы справимся.

Профессор подал Мальвине руку. Другой рукой она подобрала полы плаща командира.

— Думаю, — сказал профессор в приливе внезапного вдохновения, пока они проходили через сад, — думаю, что миссис Малдун я объясню, будто вы только что с бала-маскарада.

Миссис Малдун они нашли на кухне. Менее убедительную историю, чем та, какою профессор намеревался разъяснить миссис Малдун все «как» и «почему» о Мальвине, невозможно было себе представить. Миссис Малдун — по-видимому, чисто по доброте своей — прервала его.

— Не буду я вам никаких вопросов задавать, — сказала миссис Малдун, — чтоб вам душу свою бессмертную опасности подвергать не пришлось. Ежели вы слегка позаботитесь о своем виде, а девчушку предоставите нам с Друзиллой, то мы сумеем сделать ее чуток поприличней.

Намек на собственный вид обескуражил профессора. Он не предвидел, второпях набрасывая халат и влезая в тапочки — и даже не подумав натянуть на ноги носки, — что его ожидает встреча с первой придворной дамой королевы Гарбундии. Потребовав немедленно принести воды для бритья, он ретировался в ванную комнату.

В самый разгар бритья в дверь постучала миссис Малдун и потребовала, чтобы он с ней поговорил. По тону ее профессор пришел к выводу, что в доме разразился пожар. Он открыл, и миссис Малдун, найдя его в приличном виде, проскользнула внутрь и закрыла за собой дверь.

— Вы где ее нашли? Как она сюда попала? — засы'пала его вопросами миссис Малдун.

Ни разу до сей поры не видал профессор миссис Малдун иначе как миролюбивой и добродушной особой. Сейчас ее с головы до ног бил озноб.

— Я же сказал вам, — начал объяснять профессор. — Молодой Артур…

— Я не спрашиваю о том, что' вы мне сказали, — перебила миссис Малдун. — Я прошу правды, если вы ее знаете.

Профессор подал миссис Малдун стул, и миссис Малдун плюхнулась на него.

— В чем дело? — потребовал ответа профессор. — Что случилось?

Миссис Малдун огляделась вокруг, и голос ее перешел в истерический шепот.

— Вы не смертную женщину привели к себе в дом, — сказала миссис Малдун. — Это — фея.

Верил ли до сего момента профессор рассказу Мальвины, или же в глубине души у него с самого начала брезжило врожденное убеждение, что всё это — абсурд, не может сказать теперь и он сам. Перед лицом у профессора лежал Оксфорд: политэкономия, высший критицизм, подъем и прогресс рационализма. За спиной у него, тая в тусклом горизонте человечества, простиралась не нанесенная на карту земля, где сорок лет он любил бродить: населенный духами край захороненных тайн, затерянных тропинок, ведущих к сокрытым воротам знаний.

И на это шаткое равновесие обрушилась сейчас миссис Малдун.

— С чего вы взяли? — потребовал ответа профессор.

— Вот еще — мне ли не знать этой метки, — ответила миссис Малдун чуть ли не с презрением. — У кого, как не у моей родной сестры, в самый день рожденья был похищен ребенок, а на его место…

В дверь легонько постучала маленькая горничная.

С мадемуазель — «всё». Что с ней делать теперь?

— И не просите меня, — запротестовала миссис Малдун все тем же запуганным шепотом. — Не могу я этого. Хоть бы все святые угодники на колени передо мной встали.

Аргументы здравого смысла на миссис Малдун не подействовали бы. Профессор чувствовал это — да их и не было у него под рукой. Он отдал сквозь дверь распоряжение отвести «мадемуазель» в столовую и прислушивался, пока шаги Друзиллы не замерли в отдалении.