Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Джим, поищи в середине тюфяка… найдешь там… в соломе два золотых. Я всю жизнь копила их… Хватит на мои похороны… И… ради Бога… Сынок… слышишь?.. позаботься… о… братишке… Слышишь?.. Не давай… его… на попечение… прихода.

— Не отдам, ма, — ответил мальчик.

— Поклянись… мне… что… никогда… не… бросишь…

Больше она не могла произнести ни слова.

Мальчик поклялся, что никогда, пока жив сам, не бросит своего братишку. Мать облегченно вздохнула, закрыла усталые глаза и с миром отошла в вечность.

Мальчик сдержал свою клятву. Он отыскал в тюфяке два золотых и устроил на них похороны матери. Потом сложил весь свой жалкий скарб на тележку и переселился в еще более дешевое помещение, — нечто вроде брошенной собачьей конуры, — за которое должен был платить по два шиллинга в неделю.

Полтора года он жил со своим братишкой в этой конуре. Каждое утро он, уходя на службу, относил ребенка в ясли, где и оставлял до вечера, когда, возвращаясь со службы, опять заходил за ним — нес к себе. В яслях с него брали четыре пенса в день, причем ребенку давалось немного молока. Следовательно, у мальчика на все остальное оставалось два шиллинга в неделю. Как он ухитрялся существовать на такую ничтожную сумму — это до сих пор неразрешимая загадка для меня. Знаю только, что он обходился без всякой посторонней помощи и никогда никому даже не заикался о своих «стесненных обстоятельствах». Принеся домой братишку и покормив его, он целыми часами возился с ним, укладывал его спать, убаюкивая с нежностью любящей матери. По воскресным дням он носил его в общественный сад подышать чистым воздухом.

Однако, несмотря на все заботы старшего брата, малютка через полтора года тихо угас. Узнав об этом, полицейский пристав очень строго отнесся к Джиму и сказал ему:

— Если бы вовремя обратились, куда следует, ваш маленький брат остался бы жив. Почему вы не обратились в комитет попечения о бедных?

— Потому что дал умирающей матери слово не отдавать братишку на попечение других, — ответил Джим.

Благодаря тому, что этот случай произошел в самый разгар так называемого «мертвого» сезона, когда газетам не о чем говорить, репортеры подхватили это событие и так его расписали, что Джим стал героем дня. Мягкосердечные люди принялись писать в редакции «открытые письма», в которых указывали, что в этом печальном инциденте — смерти ребенка от истощения — виновны и лендлорды, и правительство, и еще кто-то. Составились подписки в пользу Джима и, вообще, с ним носились целую неделю. За это время он получил столько, что мог открыть себе маленькую торговлю чем-то ходовым. Не случись через семь дней громкого процесса, отвлекшего от него общественное внимание, он, пожалуй, набрал бы и целое состояние, и тогда, вернее всего, быстро испортился бы, но, видно, судьба благоволила к нему, избавив его от этой опасности.

Я рассказал эту историю на смену Джефсона, и когда кончил, то оказалось, что уже час ночи, стало быть, слишком поздно приступать к литературному занятию. И мы разошлись.

IV

Следующие наши собрания происходили на моем маленьком боте. Браун сначала сильно запротестовал было против такого места сборища. Он находил, что пока у нас «на руках» повесть, нам не следует ни на шаг двигаться из города.

Мак-Шонесси же, наоборот, находил, что лучше всего работать именно на чистом воздухе. Он говорил, что, разумеется, всего больше литературная фантазия может разыграться, когда человек, задумавший написать что-либо выдающееся, качается в гамаке, среди шепчущей листвы, под голубым небом, и на протяжение руки находится бокал замороженного кларета. Но за невозможностью обзавестись такой обстановкой, он охотно готов был удовольствоваться и плавучим домиком, но при условии, чтобы там было достаточное количество удобных кресел, виски, коньяку и лимонов.

Сам я не видел никакой причины, почему бы нельзя было сочинительствовать на боте так же успешно, как в доме. Джефсон был одного со мною и Мак-Шонесси мнения, поэтому было решено, что я устроюсь в своем боте и, когда все будет готово, извещу приятелей, которые и будут собраться туда в определенные дни. Тогда мы уж как следует примемся за дело.

Обзавелся я этим корабликом по инициативе Этельберты. Как-то раз летом мы с нею посетили одно знакомое семейство, проводившее жаркое время года на воде, и жена пришла в восторг от «речной дачи». Ей очень понравилось, что там все такое крохотное: каюты, кровати, кухня и, вообще, вся обстановка самых миниатюрных размеров.

— Ах, как бы мне хотелось пожить хоть месяц в такой речной дачке! Мне бы казалось, что мы с тобою — куклы и живем в кукольном домике, — мечтала вслух моя юная жена.

Я уже говорил, что Этельберта была еще очень молода, когда сделалась спутницею моей жизни. Благодаря этому, она никак не могла еще отделаться от пристрастия к куклам, блестящим кукольным нарядам и многооконным, крайне неудобно распланированным домикам, в которых живут куклы, или, по крайней мере, предполагаются живущими, так как они, по большей части, сидят на крышах этих домиков, свесив ножки над входною дверью, что, кстати сказать, всегда казалось мне очень неприличным для таких нарядных дамочек… Впрочем, я не знаток кукольного этикета, поэтому могу и ошибиться в обсуждении их нравов и привычек.

Зачастую, входя в женин будуарчик, оклеенный такими обоями, один взгляд на которые мог бы заставить помешаться от ужаса убежденного эстета, я заставал свою женушку сидящей на полу пред капельным кирпичным — разумеется, розового цвета — домиком, заключавшим в своих стенах две малюсенькие комнатки и микроскопическую кухоньку и с трясущимися от наслаждения руками перебирающей там крохотную утварь, которая вся была сделана как «настоящая», в чем именно и состояла ее притягательная прелесть в глазах Этельберты.

Быть может, я напрасно подвергаюсь риску быть обвиненным своей супругою в том, что высмеиваю ее за продолжительную и уже несвоевременную страсть к кукольному обиходу. Но разве не я сам помогал ей в приобретении и устройстве кукольного домика? Хорошо еще помню, как мы спорили с ней относительно цвета преддиванного коврика в гостиной. Этельберта находила, что коврик должен быть небесно-голубого цвета и непременно бархатный. Насчет бархата я был вполне согласен, но думал, что к цвету обоев лучше подойдет терракотовый цвет. Поразмыслив немного, Этельберта согласилась со мною, и мы вдвоем принялись отыскивать по магазинам нужный лоскуток бархата, что было довольно трудно, так как терракотовый цвет в то время был не в моде. Но все-таки нашли. Сфабрикованный нами коврик, действительно, как нельзя лучше гармонировал с обоями кукольной гостиной и придавал ей особенно «теплый», уютный вид. Но во внимание к тому, что Этельберте жаль было расстаться с мечтою о коврике небесно-голубого цвета, я предложил ей разостлать такой коврик в спаленке пред кроваткою. Жена от радости захлопала в ладоши, поцеловала меня и побежала к своей подруге выпросить виденный у той клочок голубого бархата, который и раньше имела в виду.

Кроме кроватки, в спаленке была подвешена коечка для бэби. Но для прислуги совсем не было места, где бы она могла преклонить вечером свою усталую голову. Распланировывая домик, архитектор совсем упустил из вида необходимость устроить и для прислуги «свой угол»; это уж такая привычка у архитекторов, — всегда что-нибудь существенное забудут.

Помимо того, домик, подобно всем кукольным обиталищам, страдал и отсутствием внутренних дверей, так что если бы его жильцы были предоставлены самим себе и вздумали бы переходить из одного помещения в другое, то им пришлось бы проламывать потолки и лазить через них, а выбираться наружу и влезать назад в окно. Полагаю, этот способ передвижения по собственному дому стал бы казаться даже куклам чересчур уж неудобным и утомительным.

За вычетом этих изъянов, наш домик принадлежал к числу тех, которые могли бы быть рекомендованы кукольными агентами в качестве «первосортного семейного» обиталища. Обстановка его прямо была великолепная. В спаленке находился умывальничек с тазиком и кувшинчиком для воды, которую мы с Этельбертою наливали сами. Но это еще не все. Бывают кукольные домики, в которых вы можете найти даже мыльницу с прехорошеньким квадратиком душистого мыла, самого «экзотического» запаха, но не бывает полотенца. У нас же имелась даже и эта редкая роскошь, так что наши куклы могли не только умываться, но и обтираться.

133
{"b":"593683","o":1}