В связи с этим становится более ясным другой аспект ранее упомянутого символизма священных камней. Камень или скала являются выражением твердости, духовной непоколебимости и священного мужества тех, кто «спасся из вод». Камень отмечает главное качество тех, кто в итоге возгосподствовал в более поздние времена и кто после Великого Потопа основал традиционные центры в местах, где знак «центра», «полюса» и «дома Бога» часто вновь проявлялся в символическом камне как вариация омфала. [607] Отсюда происходят эллинская тема второй расы, рожденной «из камня» после потопа; [608] идея о том, что Митра родился из камня; что камни считались способными указывать на истинных королей (см. ч. I, гл. 4) или что они найдены в начале Via Sacra (римский lapis niger, черный камень); что священные камни были материалом, из которого сделаны судьбоносные мечи; и, в итоге, что метеориты, или «камни с небес», или «сияющие камни», часто превращались в топоры, оружие и символ доисторических завоевателей.

На юге, напротив, естественным было то, что объектом наиболее непосредственного опыта был не солнечный принцип, а его следствия, отраженные в цветущем плодородии, связанном с землей; следовательно, центр сместился к Матери-Земле, понимаемой как Magna Mater, а символизм —к хтоническим божествам или существам, к богам растительности и растительного и животного плодородия, в то время как огонь, когда-то воспринимаемый как божественная, небесная и благотворная реальность, приобрел противоположный аспект —«адский», двусмысленный, земной. Благоприятный климат и природное изобилие в итоге побудили большинство людей к самоотречению, миру, покою, к созерцанию и потерянности в природе, а не к активному поиску утверждения и самопреодоления. [609] Так даже в области всего, до определенной степени вызванного внешними факторами, Свет Севера при помощи солнечных и уранических символов сопровождается мужским этосом и воинской духовностью, состоящей из твердой воли к установлению порядка и господства, а в южных традициях господство хтонической темы и пафоса смерти и возрождения соответствует определенной склонности к смешению, эскапизму, отречению и натуралистическому пантеизму с чувственными или мистическими и созерцательными обертонами[610] .

В любой исторической эпохе, следующей после заката северных рас, можно заметить действие двух противоположных тенденций, которые могут быть прослежены, в той или иной форме, до фундаментальной полярности Север-Юг. В каждой более поздней цивилизации можно распознать динамический исход или встречи, или столкновения этих двух тенденций, которые порождали более или менее длительные формы до пришествия тех сил и процессов, которые появились позже, в Бронзовом и Железном веках. Не только внутри каждой цивилизации, но даже в борьбе между различными цивилизациями, в превосходстве одной и в крушении другой часто всплывает более глубокий смысл —можно заметить превосходство или упадок сил, обращавшихся к одному из этих духовных полюсов, с большей или меньшей связью с этническими линиями, которые или изначально знали Свет Севера, или, напротив, подпали под чары Матерей и экстаз отречения Юга.

Чтобы предпринять исследование подобного рода, необходимо дать более точную типологическую характеристику форм цивилизаций, последовавших за изначальной. В первую очередь мы поговорим о понятии «цивилизации Матери» [611] .

Типичной чертой этой цивилизации является метафизическая транспозиция женщины как принципа и субстанции порождения. Богиня выражает высшую реальность, а всякое существо, понимаемое как сын или дочь, является перед ней чем-то обусловленным, подчиненным, лишенным собственной жизни и, следовательно, преходящим и эфемерным. Таков тип великих азиатско-средиземноморских богинь жизни —Исиды, Ашеры, Кибелы, Танит и особенно Деметры —центральной фигуры пеласгско-минойского периода. Изображение солнечного принципа как ребенка, покоящегося на коленях Великой Матери, как если бы он был порожден ею; египетско-минойские изображения цариц или божественных женщин, держащих лотос и ключ жизни; Иштар, к которой обращен один из наиболее древних записанных гимнов со словами «Нет никакого истинного бога помимо тебя» и которую часто называли Ummu ilani, «Мать богов»; разнообразные аллюзии, зачастую с космологическими транспозициями, провозглашающие первенство «ночного» принципа над дневным, рождающимся из ее лона, и, следовательно, темных и лунных божеств над проявленными и дневными; как результат, типичное чувство «тайного» как судьбы, как фаталистического закона, которого никто не в силах избежать; первенство в некоторых архаичных видах символизма (часто связанного с лунным, а не солнечным измерением времени) знака или бога луны перед знаком или богом солнца (см., например, случай вавилонских богов Сина и Шамаша) и инверсия, в которой луна иногда изображалась мужским божеством, а солнце —женским; роль, приписываемая принципу вод и связанному с ней культу змеи и аналогичных сущностей; а также, на другом плане, подчинение Адониса Афродите, Вирбия Диане, некоторых форм Осириса (который превратился из своей изначальной солнечной формы в лунного бога вод) Исиде, [612] Вакха Деметре, азиатского Геракла Милитте —все это более или менее непосредственно связано с одним и тем же мотивом. Повсюду на юге —от Месопотамии до Атлантики —встречаются относящиеся к неолиту статуэтки Матери с ребенком.

В цивилизации Крита, где родину называли «материнской землей» (μητρίς), а не «отечеством» (πατρίς), что также демонстрирует особую связь с атлантически-южной цивилизацией[613] и субстратом еще более древних южных культов, богов считали смертными; как лето, каждый год они претерпевали смерть. [614] У Зевса (Тешуба) не было отца, а его матерью была влажная почва; следовательно, принципом являлась «женщина», а сам бог был «порожденным» и смертным существом, чья могила демонстрировалась от поколения к поколению. [615] В противоположность этому неизменный женский субстрат всякой формы жизни считался бессмертным. После рассеяния теней Хаоса появилась черная богиня Гея —μέλαινα γαία —женский принцип. Гея без супруга порождает —после «великих гор», океана и Понта —собственного сына или мужа; и всё божественное потомство Геи, перечисляемое Гесиодом, следующим традиции, которую нельзя путать с традицией чисто олимпийского рода, изображается как мир, подчиненный движению, изменению и становлению.

Выражения этой инверсии ценностей на более низком плане можно распознать в обрядах на основе следов, сохранившихся до ранних исторических времен в некоторых азиатских средиземноморских культах. Возьмем, например, сесахские и фригийские праздники. Сесахские праздники в честь великой Богини достигали своего апогея в убийстве человека, представлявшего царя-мужчину. [616] С другой стороны, отказ от мужского элемента при чествовании Богини также встречается в кастрациях, совершавшихся во время мистерий Кибелы: иногда жрецы, чувствовавшие себя одержимыми Богиней, лишали себя мужского качества также и физически, чтобы стать похожими на нее и как бы преобразоваться в женский тип, понимаемый как высшее проявление священного. [617] Более того, в храмах Артемиды и Астарты от Эфеса до Иераполя жрецы часто были евнухами. [618] Лидийский Геркулес, одетый как женщина, три года служит могущественной Омфале —тому же типу божественной женщины, что и Семирамида; тот факт, что принимавшие участие в некоторых мистериях, посвященных Гераклу или Дионису, часто носили женские одежды; тот факт, что жрецы у некоторых древнегерманских племен охраняли священные леса опять же в женских одеждах; ритуальная инверсия полов, при которой статуи Нанны-Иштар в Сузе и Венеры на Кипре демонстрировали мужские черты, а женщины одевались как мужчины, а мужчины как женщины, отмечавшие свой культ; [619] и, в итоге, пеласгско-минойское подношение Богине сломанного оружия[620] и узурпация священного гиперборейского воинского символа боевого топора персонажами амазонского типа и южными богинями —все эти примеры определенно представляют собой фрагментарные, материализованные и искаженные отголоски. Однако, несмотря на это, все они типичны для общей точки зрения, согласно которой мужской элемент и мужчины в общем стали рассматриваться как маловажный, внутренне противоречивый, малоценный, преходящий и низкий элемент, так как женское стало фундаментальным символом сакральности, силы и жизни.