Коммунистический мир и Америка, притязающие на мировую миссию, выражают фактическую реальность. Как было сказано, возможный конфликт между ними с точки зрения мировой подрывной деятельности станет последней из насильственных операций, требующих зверского уничтожения миллионов человеческих жизней, ради окончательного завершения последней фазы инволюции и процесса нисхождения власти от одной касты к другой, вплоть до самой низшей, апогеем чего станет пришествие коллективизированного человечества. И даже если удастся избежать атомной катастрофы, которой так боятся сегодня многие, то как только исполнится судьба всей современной цивилизации титанов, метрополий из стали, стекла и цемента, кишащих масс, алгебры и машин, обуздывающих силы природы, покорителей небес и океанов, то она предстанет ничем иным, как призрачным миром, с трудом удерживающимся на своей орбите и готовым в любой момент сорваться с нее, чтобы окончательно затеряться в мрачных безднах космоса, освещаемых лишь тем зловещим сиянием, которым сопровождается его ускоряющееся падение.

Те, кто уже был вынужден из-за свидетельства фактов признать то, что они назвали «закатом Запада», обычно сопровождают свои рассмотрения различными призывами, направленными на воздвижение защитных сооружений или вызывание какой-либо реакции. Мы же не хотим ни обманываться сами, ни обманывать других; оставив утешение дешевым оптимизмом, мы желаем лишь объективного восприятия реальности.

Все еще могут питать надежду только те, кто признал уже упомянутые перспективы, и кто страдает от той же самой «болезни», которую они пытаются победить. Но те, кто, приняв за точку отсчета дух и формы, характеризующие всякую подлинную, традиционную цивилизацию, смогли подняться к истокам и увидеть фазы общего движения истории, также знают, попыткой каких колоссальных масштабов было бы не просто вернуться к нормальному общественному порядку, но даже приблизиться к нему. Следовательно, эти люди не могут не видеть будущее иначе, чем прочие.

Очевидно, что преобразования и события, которые претерпел Запад к данному моменту, не являются случайными, а обусловлены конкретной цепью причин. Мы не поддерживаем перспективу детерминизма и не считаем, что существует какая-то иная судьба кроме той, что люди выбрали себе сами. «Река» истории течет по руслу, которое пролагает сама. Однако сложно представить себе возможность обратить поток вспять в тех условиях, когда течение стало захлестывающим и тотальным и готово выйти из берегов. Отрицающие некоторый детерминизм, вовлеченный в процесс «падения», должны также признать, что не существует и детерминизма в противоположном смысле —иными словами, неизвестно, будет ли после конца периода новая восходящая фаза продолжать предыдущие.

В любом случае, Запад может спасти только возвращение к традиционному духу в контексте нового единого европейского сознания. Что могло бы стать основой такого возвращения?

Мы сказали «в контексте единого европейского сознания». Подлинная проблема именно такова. Речь идет о том, что Западу нужно вернуться к традиции в широком, универсальном, всеобщем смысле, который заключает в себе всякую форму жизни и света; в смысле единого духа и порядка, который господствует в каждом человеке, во всякой группе и народе и во всех областях существования. Мы не говорим о традиции в аристократическом и тайном смысле как о наследии, вверенном немногим, или элите, действующей за сценой истории. В этом подпольном смысле Традиция существовала всегда и все еще существует сегодня; она никогда не будет утеряна из-за какой-либо случайности, влияющей на судьбы людей. Но присутствие Традиции в этом смысле не предотвратило закат цивилизации Запада. Кто-то верно заметил, что элита —это ценная жила, но всего лишь одна. Нужны и другие жилы; кроме того, все жилы должны сходиться вместе, хотя только центральная и самая тайная жила господствует, уходя в подполье. [881] Если отсутствует соответствующая среда, нет и резонанса. Если нет внутренних и внешних условий, позволяющих всем видам человеческой деятельности вновь обрести смысл; если люди не просят от жизни всего и, поднимая ее до достоинства обряда и жертвы, не направляют ее согласно единственной нечеловеческой оси—то всякая попытка тщетна, нет семени, которое принесет плоды, и действие элиты останется парализованным.

Но сегодня таких условий как раз и не существует. Человек, как никогда ранее, потерял всякую возможность контакта с метафизической реальностью и со всем, что стоит перед ним и позади него. Речь не идет об убеждениях, философии или жизненной позиции: все эти вещи не имеют значения. Как мы сказали в начале, в современном человеке присутствует материализм, который из-за векового наследия стал почти что структурой и составляющей его существа. Этот материализм, которого современный человек не осознает, убивает всякую возможность, отклоняет всякое намерение, парализует всякую попытку и осуждает всякое усилие, даже ориентированное на стерильную, искусственную «конструкцию». С другой стороны, эти оковы усиливают следующие факторы: стиль жизни и все условия ежедневной жизни, которых почти никто из наших современников, живущих в современной цивилизации, не может избежать; тип образования, господствующий сегодня; все, что сознательно или бессознательно испытывается как обуславливающее влияние среды и коллективной души; идолы, предрассудки, формы суждений и чувств, ложного знания и ложного действия, укорененные в душе человека. Необходим тотальный катарсис и беспощадное «разоблачение», которое освободит человека последних дней от его отложений, от его «себя», от вещей, которыми он гордится, его трудов, надежд и страхов. Власть «прогресса» настолько сильна, что именно это является условием нового признания трансцендентной точки отсчета, нового проявления абсолютной, традиционной верности (fides), нового дарования всему, в первую очередь человеку, нового смысла, и нового поглощения и проявления в новой чистоте всего, что было профанировано и что претерпело упадок. Но если такая работа по внутреннему освобождению сегодня едва может быть осуществлена отдельными людьми, то как можно считать, что она возможна в массовом масштабе? Если она находится за пределами возможностей тех, кто продолжает забавляться фетишами науки, искусства, истории, веры и философии, как она может быть возможной для масс, захваченных дьявольской одержимостью коллектива и увлеченных всемогуществом экономического и технологического призраков, приступами активизма, политическими страстями и всего того, что сходится вместе в дьявольском идеале власти или иллюзорного, пустого процветания?

С другой стороны, во всех отношениях на Западе, кажется, отсутствует высшая идея, способная стать основой если не для осуществления традиционного духа, то хотя бы приближения к нему.

Среди тех, кто осудил кризис современного мира наиболее бескомпромиссным образом, есть и те, кто возлагает надежды на возможности, имеющиеся у католичества. Признавая тот факт, что если Запад когда-нибудь имел порядок, соответствующий Традиции, это происходило благодаря церкви, некоторые посчитали, что возвращение Европы к интегрированному с Традицией католичеству может быть путем, ведущим к возрождению Запада. Но это также является иллюзией.

В первую очередь, нужно ли надеяться на то, что католичество обладает сегодня силой для радикального и универсального преобразования, на которое оно оказалось неспособно даже тогда, когда существовали материальные, моральные и интеллектуальные условия бесконечно более благоприятные? Смогло бы католичество вновь создать тот организм, которому оно позволило исчезнуть века назад —организм, который сегодня уже обладает собственными жизнью и духом и которое профаническая наука и светская культура профанировали в каждой клетке и который, хотя формально исповедует христианскую веру, более не представляет собой ничего сущностного или решающего в реальной жизни как отдельных людей, так и целых наций?