Когда же жреческая каста (или церковь), напротив, претендует на роль исключительного обладателя той священной силы, которая одна только и может дать царю возможность исполнения его функций, мы встречаем начало периода упадка. Здесь появляется духовность, сама по себе уже не является царской, и царская власть, уже не обладающая духовным характером; первая и вторая стали существовать отдельно друг от друга. Также появился раскол на «женскую» духовность и материальную мужественность; на лунную «святость» и материальную «солнечность». Синтез, соответствовавший исконным царственным атрибутам «славы», небесному огню «победителей», растворился. Измерение абсолютной центральности оказалось утрачено. Позже мы увидим, что такое разделение отмечает начало упадка цивилизаций, в итоге приведшего к образованию современного мира.
После этого раскола жреческая каста предстала в качестве касты, ответственной за привлечение духовных влияний и являющейся их посредником, но не способной составлять господствующий центр внутри миропорядка. Этот господствующий центр присутствовал в воинском или аристократическом качестве царя, которому обряд посвящения в царский сан позволял связываться с этими влияниями («Святым Духом» в католической традиции), чтобы он мог принимать их и претворять в действие в действенной форме. Таким образом, в более поздние времена только через это священническое посредничество и virtus deificans обряда воссоздается синтез царского и священного, призванный составлять высшую иерархическую точку традиционного общественного порядка. Только таким образом царь вновь является кем-то большим, нежели простым смертным. В католическом ритуале платье, который король должен был надеть перед обрядом инвеституры, было просто «военным» платьем, и только в более поздние времена король начал носить «королевское платье» в течение обряда, и было положено начало традиции сидеть на «возвышении», которое закрепилось за ним в церкви. Строгое символическое значение различных этапов церемонии сохранилось почти до нынешних времен. Немаловажно, что в более древние времена периодически использовалось выражение «королевская религия», для которого часто вызывалась загадочная фигура Мелхиседека: уже в эпоху Меровингов при обращении к фигуре короля мы обнаруживаем формулу Melchizedek noster, merito rex atque sacerdos («наш Мелхиседек, по заслугам царь и священник»). [222] Король, во время обряда снявший платье, надетое ранее, считался тем, кто «оставляет мирское состояние, чтобы принять состояние королевской религии». [223] В 769 г. папа Стефан III писал, что Каролинги являются священным родом и королевским священством: vos gens sancta estis, atque regales estis sacerdotium. [224]Королевское посвящение в сан даровалось через помазание; в те времена этот обряд отличался от обряда посвящения в сан священников лишь несколькими мелкими деталями, и вследствие этого король становился перед Богом и людьми так же свят, как священнослужители. Помазание в еврейской традиции, принятое католицизмом, было привычным обрядом, использовавшимся для того, чтобы перенести существо из мира профанного в мир священного; [225] согласно гибеллинскому идеалу, именно благодаря своему благочестию посвященный в королевский сан человек становился deus homo, in spiritu et virtueChristus domini, in una eminentia divinificationis —summus etinstructor sanctae ecclesiae («богочеловеком, Христом Господом в духе и благочестии в единой высокой степени обожествления—итог и высший распорядитель святой церкви»). [226] По этой причине говорилось, что «король должен выделяться из массы простых людей, так как он исполняет священническую функцию благодаря тому, что был помазан священным елеем». [227]Неизвестный автор из Йорка писал: «Король, Христос [помазанный] Господом, не может рассматриваться как просто человек». [228] И в нерегулярных проявлениях той идеи, что обряд посвящения в королевский сан смывает любой совершенный [229]грех, включая кровопролитие, мы находим отголосок вышеупомянутой инициатической доктрины касательно трансцендентности сверхъестественного качества по отношению к любой человеческой добродетели или греху. В этой главе мы рассмотрели инициацию в связи с практической функцией царской власти, в том числе и видимой. Мы также упомянули случаи, в которых инициатическое достоинство отделяется от соответствующей функции, или, лучше сказать, в которых эта функция отделяется от инициатического достоинства, секуляризируясь и приобретая лишь военный или политический характер. Однако инициация также должна рассматриваться как независимая категория мира Традиции, не обязательно связанная с выполнением видимой функции в центре общества. Инициация (высокоуровневая инициация, а не инициация, связанная с кастами, а также с традиционными профессиями и различными гильдиями ремесленников) сама по себе означает действие, которое определяет онтологическую трансформацию человека. Она создала инициатические цепи, часто невидимые и тайные, сохранявшие то же самое духовное влияние и «внутреннюю доктрину», превосходящую экзотерические и религиозные формы исторической традиции. [230] Есть даже примеры, в которых прошедший инициацию обладал этим явственным свойством [231] в нормальной цивилизации, то есть еще до вырождения и внутреннего раскола традиционного единства. Это свойство стало обязательным и вездесущим в более поздние времена, особенно в Европе, из-за инволюционных процессов, которые привели как к организации современного мира, так и к пришествию христианства (отсюда чисто инициатический характер герметического rex, розенкрейцерского императора, и так далее). ГЛАВА 11. ИЕРАРХИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ ЦАРСКИМ И СВЯЩЕННИЧЕСКИМ САНОМ Если в личности посвященного в сан царя определенным образом восстанавливается синтез двух властей, оказывается весьма ясной природа существующих при любом нормальном общественном порядке иерархических отношений между царями и жреческой кастой или церковью, являющейся просто посредником в передаче сверхъестественных влияний: царский сан обладает первенством перед священническим, как символически солнце обладает первенством перед луной, а мужчина —перед женщиной. В определенном смысле это то же самое традиционно признаваемое первенство одновременно священнического и царского сана Мелхидесека, проводившего жертвоприношения именем Всевышнего, бога Победы («Бог Всевышний, Который предал врагов твоих в руки твои», Быт, XIV, 20), перед священническим достоинством Авраама. Как уже говорилось, средневековые апологеты гибеллинского идеала иногда обращались к символу Мелхиседека, отстаивая перед церковью сверхъестественное право и достоинство монархии [232] . Но даже при обращении к совершенно традиционным цивилизациям можно вспомнить арийские —точнее, индоарийские —тексты, чтобы указать, что даже в цивилизации, кажущейся по своему характеру жреческой, в большой степени сохранялось представление о правильном отношении между этими двумя достоинствами. В этих текстах, которые мы уже цитировали, сказано, что род воинских божеств возник из Брахмана как высшая и более совершенная форма, чем сам Брахман: «Поэтому нет ничего выше воинской аристократии —кшатриев, и жрецы —брахманы —почитают воина, когда происходит посвящение царя в сан» [233] . вернуться M. Bloch, Les Rois thaumaturges, cit, p. 66. вернуться M. Bloch, Les Rois thaumaturges, cit, p. 197 (формула принадлежит Ж. Голену). вернуться N. D. Fustel de Coulanges, Les transformations de la royauté pendant l'époque carolingienne, Paris, 1892, p. 233. вернуться Давид получил от Самуила святой елей, «и почивал Дух Господень на Давиде с того дня и после» (Царств, I, 16; 1,3, 12-13). В некоторых средневековых текстах елей помазания на царство был эквивалентен тому, которым помазывались «пророки, священники и мученики» (Les Rois thaumaturges, pp.67, 73). В каролингский период епископ в обряде помазания произносил формулу: «Как Бог коронует тебя в своей милости короной славы, как мажет он на тебя благодатный елей своего Святого Духа, так мазал он его на священников, королей, пророков и мучеников» (Гинкмар, в J. P. Migne, Patrologia latina, с.806, цит. по N. D. Fustel de Coulanges, Les transformations, cit., p. 233). вернуться См. A. Dempf, Sacrum Imperium, Messina-Milano, 1933, p. 143. вернуться G. D`Osnabruck, Liber de Lite, I ,467. вернуться Цит. no M. Bloch, Les Rois thaumaturges, cit, p. 190. вернуться Cm. M. Bloch, Les Rois thaumaturges, cit, p. 198. вернуться Для определения особой природы инициатической реализации см.J. Evola, Über das Initiatische II Antaios, n. 2, 1964. Это эссе вошло в книгу L'Arco et la clava, Roma, 1968. вернуться То есть невидимостью, тайным характером —прим. перев. вернуться В Средние века загадочная фигура «царя-пресвитера Иоанна» в определенном смысле повторяла фигуру Мелхиседека, также будучи связана с идеей о высшем центре мира. Существует легенда, согласно которой пресвитер Иоанн послал «Фридриху» «кожу саламандры, свежую воду и кольцо, дарующее победу и невидимость» (А. Graf, Roma, cit., vol. Π, p. 467); эта легенда вызывает смутное ощущение взаимосвязи средневековой имперской власти с некоторым видом передачи властных полномочий из этого центра. вернуться Брихадараньяка-упанишада, I, iv, 11; см. также Шатапатха-брахмана,XIV, iv, 2,23-27. |