— А протокол о вскрытии? Внешний осмотр тела, внутренний осмотр тела, анализ тканей?

— Вы все это получите, как только доктор Штраль даст официальное согласие. А переслать эти материалы ранее не представляется возможным.

Катя кивнула. Теперь он посмотрел на нее. И его поразило, (как он позднее себе признался), что в ее взгляде нет и тени игривости. Напротив, она смотрела на него совершенно дистанцированно и вместе с тем предельно внимательно, словно мысленно запечатлевая при этом каждую черточку его лица. Причем саму ее никак нельзя было назвать непривлекательной — в ее внешности, повадках и даже голосе было нечто девичье, если вовсе не детское. И хотя она ему скорее понравилась, как раз эта детская отчужденность в сочетании с очевидной наблюдательностью оказалась для него, пожалуй, неприятной. И вдруг ей захотелось узнать, какое впечатление сложилось у него об Арбогасте, о предполагаемом невиновном убийце. Находясь еще полностью под впечатлением последнего визита в тюрьму, Клейн рассказал ей о том, как изменился за все эти годы его подзащитный.

— Тюрьма крепко взяла его за жабры, — осторожно подбирая слова, пояснил адвокат, — и это, поверьте, не самое сильное из возможных и уместных выражений. Можно сформулировать и по-другому: он сросся с тюрьмою, с ее шумами и запахами, с заключенными и охраной, со всевозможными запретами и всеобъемлющей тишиной в камере. Тюрьма стала для него не вторым домом, но как бы второй кожей.

— Вы хотите сказать, что он сошел с ума? Или сходит?

— Нет, в это я не верю. Кроме того, от него исходит некая сила, странная, жгучая и весьма трудно описуемая. Увидев его, вы наверняка будете поражены.

— Опишите мне, как он выглядит.

Ансгар Клейн задумался, потом покачал головой.

— Не могу.

— Но вы ему верите?

— Несмотря ни на что.

— Несмотря на что?

— Строго говоря, я не знаю, каков он был бы вне стен камеры, тяжесть которой висит на нем, как пушечное ядро.

Катя Лаванс кивнула. Костяшки пальцев у нее красные, подумал Клейн, и возле ногтей заусенцы. Предложение поужинать у нее в обществе ее дочери он, сердечно поблагодарив, отклонил. Прощаясь, они оказались на институтском крыльце и она посмотрела оттуда на маленький мертвый фонтан, в чаше которого когда-то резвились золотые рыбки.

— А Пергамский алтарь вы уже посмотрели?

— Нет, а что?

Катя Лаванс кивнула, но ничего не ответила. Зябко сложила руки на груди.

— Что ж, до скорого, — улыбнувшись, попрощался он с нею.

— До скорого.

На обратном пути к трамвайной остановке на Фридрихштрассе Ансгар Клейн заблудился и, только пройдя мимо синагоги, сообразил, что отправился не в ту сторону. На КПП никаких проблем не возникло. Где-то на площади Савиньи в паре шагов от своей гостиницы Клейн поужинал, а затем пошел спать пораньше, потому что авиарейс предстоял ему назавтра тоже ранний. Но прежде чем заснуть, еще раз полюбовался носом гигантского португальского галеона (в форме которого возведено здание музея Боде), бороздящего стылые воды осеннего вечера, над которыми допоздна пели автомобильные сирены.

Примерно в то же самое время Фриц Сарразин встретился в Цюрихе по договоренности с Антоном Казером из кантонального Технического университета. Встреча была назначена на полдень, и перед этим Сарразин успел побывать у Макса Бисса, руководителя исследовательского отдела цюрихской полиции, которого ему хотелось привлечь в качестве эксперта по следам на теле. Висс, с которым Сарразин был неплохо знаком и ранее, с готовностью согласился провести безвозмездную экспертизу по делу Арбогаста, а прослушав рассказ Сарразина, преисполнился уверенности в том, что при наличествующем доказательном материале выводы профессора Маула были просто-напросто безответственными. Крепко пожав друг другу руки, они простились, и Сарразин быстрым шагом прошел по Старому городу вплоть до Линденхофа — площади, в левом углу которой играют в гигантские шахматы прямо на разноцветных квадратных плитках мостовой. Здесь же высится узкий готический фонтан с колонной, увенчанной человеческой фигурой. Зеленого цвета скамьи. Лестница из двух маршей, ведущая прямо с улицы в Ложенхаус. В отдалении — небольшой зеленый купол церкви на Церингерплац. И еще дальше — здания современной постройки и старинные башни вперемежку. Шахматисты играли в полном молчании. Наконец Сарразин отвлекся от так и не успевшей завершиться партии и пошел к озеру, чтобы, как и договорено, встретиться с Казером в купальном павильоне на набережной Уто.

Каштаны, которыми в два ряда была обсажена аллея, идущая вдоль озера, уже облетели; голые сучья подернуты влагой, влажной оказалась и опавшая листва, устлавшая землю. Из окон кафе в зимнем саду отеля эпохи “грюндеров” эспланаду заливало мягким искусственным светом. Сарразин предположил, разумеется, что купальный павильон будет закрыт, однако дверь в другом конце маленького дворика оказалась незапертой и старик, натиравший здесь полы, объяснил ему, как найти профессора Казера. Деревянное строение с нависающей, как шляпка гриба, крышей, которую в каждом углу венчали башенки, стояло совершенно пустое, и половицы в углах и нишах потемнели от холода и сырости.

Пройдя вдоль раздевалок, Сарразин оказался на небольшой платформе, с которой можно было спуститься в воду по лесенкам. На одной из скамей возле схода лежало гигантское белое полотенце, и, подойдя поближе, Сарразин увидел, как в абсолютно спокойной воде кто-то плывет к берегу, поднимая вокруг себя мириады брызг. Озеро об эту пору было неподвижно, как слюда. Сарразин однако же не испытал ни малейшего желания окунуться в эту воду, он, напротив, с неудовольствием вспомнил о том, как однажды полез в Луганское озеро слишком рано, даже не дождавшись разгара лета.

Поэтому, отойдя от лесенок на почтительное расстояние, чтобы его не обрызгали, Сарразин дождался, пока профессор Казер не вылезет из воды и закутается в белое полотенце. Кожа у профессора была темной, чуть ли не с синеватым отливом, а поскольку перед купаньем он явно смазал тело каким-то стойким кремом, капли сейчас облепили его, как летняя мошкара. Нет, холод ему совершенно не страшен, а раз уж все равно нужно будет вернуться в университет, то почему бы им не поговорить прямо здесь. Для начала Сарразин поблагодарил Казера за то, что тот выделил для него время. Речь у них пойдет о фотографиях. Казер кивнул. Вытер полотенцем для ног ступни и пальцы.

— Мне сказали, что вы специалист в области геодезии и фотометрии?

Казер вновь кивнул, и Сарразин воспринял это как приглашение изложить свою просьбу более детально. Он представил дело так, будто главный вопрос в деле Арбогаста заключается в том, какую именно доказательную силу могут иметь фотографии, сделанные на месте обнаружения мертвого тела. Доказательную силу не в целом, а только применительно к виновности или невиновности самого Арбогаста. Потому что экспертное заключение профессора Маула держится исключительно на этих снимках. Профессор Казер кивнул.

— Проблема заключается в том, что уже в первой надзорной жалобе с просьбой о пересмотре дела мы попытались оспорить доказательную силу фотографий в качестве единственной улики. К сожалению, судебные инстанции, отдав должное нашей усовершенствованной технике, остались в вопросе о том, как проинтерпретировать запечатленное на снимках, при прежнем мнении: компетентность профессора Маула не позволяет усомниться в справедливости его выводов.

И Казер вновь кивнул.

— В Техническом университете, — начал он, — мы разработали автомат для анализа фотографий, разрешающая способность которого во много раз превышает возможности человеческого зрения. С помощью этого автомата удается, с одной стороны, снабдить аналитика куда большими способностями идентифицирующего суждения, а с другой — сделать само это суждение куда более объективным.

— То есть, возможность ошибочной интерпретации запечатленного на снимке минимизируется?