Но с девяти пошли различные инспектора. Приехал административный инспектор Васечкин, строгий и угрюмый, с целым иконостасом медалей.

— Ты, Семен, сейчас за главного, — мрачно обрадовался он. — Сейчас я план по штрафам перевыполню. — Он смотрел на Семена почти любезно, так питон смотрит на свою жертву перед тем, как ее проглотить. — Убрать улицу забыл! — он пошел вперед. Медали у него на груди раскачивались и звенели.

В воротах их встретил пожарный инспектор, молодой лейтенант, свежий и подтянутый.

— Вы, Семен, за главного?.. Пойдем на этажи…

Инспектора несколько минут вежливо спорили, с кем пойдет Семен. Кончилось тем, что Семена повели в прорабскую писать акты.

Приехал автор проекта Мошкарин, приветливый молодой человек, который, однако, писал в журнал надзора всякие гадости (так, на всякий случай); приехал заказчик Петраков, тоже молодой, со звучным голосом, мало понимающий в строительстве, но важный; приехали инспектора: по кадрам, по технике безопасности, по башенным кранам. Двадцать долгих дней никто не ездил на стройку — какой уважающий себя проверяющий поедет на стройку в дождь? Сейчас они энергично взялись за Семена.

Им потребовалось всего несколько минут, чтобы прийти к соглашению: и.о. старшего прораба Семена нужно если не четвертовать, то, во всяком случае, оштрафовать. Потом следует обязать стройуправление наложить на Семена строгое взыскание, запретить работу крана…

Семен только странно улыбался. Но когда в голубом автобусе на стройку прибыли экскурсанты и с громким криком густо повалили в прорабскую, Семен, заглатывая воздух, начал валиться набок.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, если б в это время не приехала попрощаться Аксиома. Оценив обстановку, она прежде всего попросила экскурсантов подождать ее на площадке. Экскурсанты вышли. Обворожительно улыбаясь, Аксиома заявила инспекторам, что тут на площадке главная она и неужели такие сильные, симпатичные мужчины будут добивать беззащитную женщину?

Инспектора еще медлили. Тогда Аксиома, памятуя, как поступал в таких случаях Самотаскин, щедро пообещала инспекторам до вечера выполнить их требования.

Первым, как ни странно, сдался самый строгий из инспекторов — административный.

— Ну ладно, Кругликова, если ты такая прыткая, что к вечеру все уберешь, хотя тут работы на три дня, то я ухожу. — Он поднялся, звякнув медалями. — Вот подпиши только этот акт.

— Извините, товарищ Васечкин, со всей душой бы подписала, но Петр Иванович, уходя в отпуск, специально наказал ваши акты не подписывать.

— Почему?

— Он сказал, что достаточно у вас, товарищ Васечкин, на акте одну букву поставить, как штраф обеспечен. Так что вы простите, товарищ старший лейтенант (Васечкин был им до демобилизации, откуда это узнала Аксиома, неизвестно), вы человек военный и знаете, что приказ начальника нарушить не могу. — При этом Аксиома по-военному вытянулась перед инспектором.

Васечкин чуть наморщил нос, что означало крайнюю степень веселья, и сказал:

— Прыткая ты очень, Кругликова! Но может быть, и права: приказ старшего начальника нарушать нельзя. А твой Петр Иванович дошлый прораб, знает дело. — Он спрятал акт в папку. — Ладно, приеду завтра, проверю.

С пожарным лейтенантом было проще: дополнительная ласковая улыбка и замечание, что в форме ему лучше, чем в гражданском (Аксиома знала, почему-то все мужчины тают, когда им говорят это).

— Хорошо, товарищ Кругликова, завтра тоже проверю. Чтобы огнетушители висели, — многозначительно сказал он.

— Будет сделано, товарищ капитан! (Пожарный инспектор, как мы знаем, был только лейтенантом, поэтому он поправил Аксиому.) — Ах, простите! — Аксиома снова улыбнулась.

Инспектор по башенным кранам Кожин уже вынул из портфеля пломбиратор, чтобы остановить кран. Сейчас колебался: в самом деле, не очень-то правильно сразу, без предупреждения, ставить на кран пломбу. Да и девушку жалко, похожа на его дочь.

— Выполните это. — Он протянул предписание и первым вышел из прорабской. За ним вышли остальные проверяющие.

Остались Аксиома, Семен и автор проекта, который все-таки что-то писал в журнал. У Семена лицо было бледное, слабые тонкие руки беспомощно лежали на столе.

— Что, Семочка, тебе плохо? — Аксиома участливо положила ему руку на плечо. Он в ответ только беспомощно улыбнулся.

Тут и позвонил Новый начальник. Семен снял трубку.

— Я слушаю, — тихо сказал он.

— Вот что: вам нужно сегодня к девятнадцати быть на Соболиной, пять. — Новый начальник объяснил ситуацию.

— Я не смогу… — медленно сказал Семен. — Я…

Тут уж Новый начальник вышел из себя. Этот мальчишка, который так дерзко вел себя с ним, сейчас еще капризничает. Он не кричал, но говорил холодно, с угрозой.

— А ну дай-ка трубку, Семочка! — вдруг сказала Аксиома.

Она держала трубку подальше от уха, пока Важин не выговорился.

— Вы слышите меня? — строго спросил он.

— Слышу, Игорь Николаевич, — любезно ответила Аксиома.

— Это… это вы?! — изумился Новый начальник. — Что вы делаете на стройке?

— Пришла попрощаться, Игорь Николаевич… Семену нездоровится, придется отправить его домой.

— Домой? А кто же будет на стройке?.. Вы, что ли?

Очевидно, другого выхода не было. Аксиома это понимала, но кто в таком случае не покуражится?

— У меня самолет через три часа.

— Может быть, отложите на несколько дней? — неуверенно попросил Новый начальник.

— Но меня ждут…

Семен закрыл глаза.

— Одну минуту, я вам сейчас позвоню.

Она вызвала такси и, несмотря на сопротивление Семена, отправила его в сопровождении Маши домой…

Вот так получилось, что в восемнадцать часов Аксиома в сопровождении бригадира Алешки поехала на Соболиную, 5, квартира № 14.

18 июля

Несколько дней не записывал. Черт, сколько было неприятностей! Мало что было — сколько еще может быть!!!

По порядку: неприятность первая. Позавчера в 18.45 (я почему-то посмотрел на время) ко мне в дверь постучали (неделю уже, как снял электрозвонок). Я не сразу пошел открывать. В этом доме всегда жду беду. А кто спешит ей навстречу? После третьей серии стуков открыл дверь.

На площадке человек. Стою в дверях — не пропускаю. Он молчит, я молчу. Рассмотрел его: тощий какой-то, лицо мрачное, глаза зеленые, в руках портфель.

Молчим. Минуты через три он тихо говорит:

«Самотаскин Петр Иванович. Вы квартиронаниматель?»

«Да, — говорю. — А что?» В квартиру его не пускаю.

«Я, говорит, прораб, строил этот дом. Разрешите к вам».

Хоть и неожиданно все это, но быстро соображаю — очень быстро! — нужно, чтобы никто его не увидел.

«Очень приятно, заходите, пожалуйста».

В комнате усадил его в мягкое кресло, на стол бутылку поставил, представился.

Он немного оттаял.

«Я, говорит, в отпуск пошел. Решил пройти по домам, которые строил. Этот дом не думал посещать, но вот звонила Воронина из квартиры № 12, говорит, претензии есть…»

«Никаких претензий, — перебил я его. — Все в порядке. Ваше, — говорю, — прорабское здоровье, — поднял рюмку. — Спасибо, — говорю, — за дом и квартиру».

Он совсем оттаял, рассказал, что был в Кривоколенном пер., там он дом строил. Жильцы жалуются на шум через перекрытие.

«У нас никаких шумов, — говорю, и снова: — Ваше прорабское здоровье!» Мы еще по рюмке выпили. Дело веду, чтобы он скорее убрался.

Прораб все медлит, вынул из портфеля фотоаппарат.

«Хочется, — говорит, — довольного жильца сфотографировать».

И смущенно так улыбнулся, как мальчик.

Хоть и неожиданно все это, но быстро соображаю: никаких фото! Документ все же.

«Не нужно, — говорю, — фотографировать, Человек, мол, я скромный, а подтвердить, что шума нет, всегда подтвержу».

«Ну ладно, нет так нет. Только я еще хочу к Ворониной зайти. Она просила в 19.00, я раньше приехал».