— Ну, хватит вам колдовать, Чернов, — нетерпеливо тормошит начальника производственного отдела прораб Анатолий. — Что там у вас получилось?

Чернов что-то дописал и поднялся.

— План — сто двенадцать… — громко произносит он.

— А всё кричат! — с размаху хлопает книжкой по столу Митрошин. — Материалов им мало… — И гневно смотрит на своих извечных противников — прорабов.

— …Производительность труда сто тридцать девять процентов, зарплата выросла на двадцать процентов.

— Здорово!

— Убытков нет, есть прибыль. Сколько, пока не знаю. — Тут Чернов делает паузу и, сбившись с официального тона, тихо произносит: — Перерасход фонда зарплаты, товарищи, восемнадцать процентов.

Верно говорят, что в беде полнее всего открывается человек.

— Я же предупреждал вас, Виктор Константинович, — громко говорит Кочергин.

— Да, вы предупреждали.

— Не… не понимаю, у меня перерасхода нет, — тихо пролепетал Соков.

— Да, у вас перерасхода нет.

«Ну, кто еще в кусты», — безучастно думаю я. И если говорить честно, мне в этот момент даже хочется остаться этаким одиноким трагическим героем.

Но этого не случилось.

— Чего это вы все раскисли? — насмешливо сказал Анатолий. Он поднялся и подсел к маленькому столику, напротив Митрошина. — Подвиньтесь с вашими книгами, Митрошин. Стащу я у вас их когда-нибудь, пропадете тогда.

Не обращая внимание на негодование Митрошина, Анатолий очистил себе место.

— Ну-ка давайте посмотрим, откуда он, перерасход.

Он взял у меня со стола пачку нарядов.

— Скажите, Ротонов, вы проверяли их? Есть тут какая-нибудь липа?

Ротонов по привычке вскочил и начал распространяться о видах нарядов, фонде зарплаты, но Анатолий перебил его:

— Слушайте, можете вы хоть раз в жизни по-человечески ответить, а? Ну, мы все просим.

И вот, это уже было настоящее чудо, Ротонов улыбнулся и вдруг ясно, коротко сказал:

— Отвечаю. За двадцать лет своей работы я не видел таких правильных нарядов. Проверял их с пристрастием… Но вы должны знать: Моргунов тверд — трест перерасхода не подпишет, а ваш главный будет снят с работы.

Тогда Анатолий взялся за Кочергина.

— Ну, теперь ты скажи, дорогой, как накашлял столько зарплаты? Ведь только у тебя перерасход!

— Накашлял! — возмутился Кочергин. — Вы вот все чистенькие, рабочих сократили, когда на аккорд перешли. А куда они делись? К Кочергину, осваивать новую площадку.

Кочергин встал и, загибая толстые пальцы, начал перечислять:

— Зачистил котлован — раз, поставил опалубку — два, арматуру — три. Короче, все подготовил, а от заказчика шиш получил…

— Так в чем же дело, Виктор Константинович? — перебил его Анатолий. — Значит, все в порядке. В следующем месяце у Кочергина будет большое выполнение, он отдаст перерасход.

— А как же выплатить зарплату? — спросил за меня Чернов.

— Зарплату? Придется часть нарядов изъять и оплатить в следующем месяце. Как?

Луганкин искоса посмотрел на меня и подтвердил.

— Иначе выхода нет, объясним коллективу, поймут.

До сих пор совещанием командовал Анатолий. Сейчас я очнулся. Я представил себе разочарование людей: ведь в этой пачке нарядов — итог их работы, их благополучие. Если наряды не оплатить — это конец системе, аккорду. Веры больше не будет.

— Нет, этого делать нельзя. Берите наряды, — сказал я Чернову. — Начисляйте наряды полностью…

Все молчали. Тогда я сказал:

— Все, товарищи, отдыхайте: завтра поеду в банк.

Неожиданно, даже без телефонного звонка, пришла осень. Падает желтый лист, а чтобы в этом не было сомнения, на трамвайных путях повесили таблички с надписью: «Листопад».

Странно ведет себя ветер: через окно трамвая мне видно, как он сначала собирает листья в кучу, полюбуется проделанной работой, потом в мгновенье снова рассыпает их по тротуарам и мостовым.

Директор банка был не в духе.

— Вы поосторожнее, он только что съел двух посетителей, — сказали мне тихо в приемной. Может быть поэтому, когда я вошел в кабинет, мне показалось даже, что директор облизнулся. Во всяком случае, он провел кончиком языка по губам, это я видел ясно.

Директор подождал, пока я устроился в глубоком кожаном кресле, почему-то напомнившем мне капкан, и спросил:

— Ну-с, что просим?

Из-под клочковатых бровей смотрели на меня умные, насмешливые глаза. «Я тебя знаю, — говорили они, — я вас всех знаю. Хозяйничать не умеете, финансов не знаете, потому все и побираетесь».

Я сказал:

— Пришел с вами посоветоваться.

— Посоветоваться? — удивился директор. — Впервые ко мне приходят за советом. Ну-с, выкладывайте.

Пока я рассказывал, директор покачивал головой.

— Понимаю, это очень интересно. Но только выплатить вам перерасхода зарплаты не могу. Это будет нарушение.

И видя, что я продолжаю сидеть, сухо добавил:

— Все! До свидания, меня ждут.

Если б он сказал это сочувственно, я наверное бы вздохнул и ушел. Но тут я сорвался. Все напряжение месяца: капризы прорабов, недружелюбие Моргунова, перерасход зарплаты, — все это сплелось в большой клубок, который подкатил к горлу.

— Я ухожу, товарищ директор, — воскликнул я. — Но хочу вам сказать, что я думаю о вас. Зачем вы тут сидите? Ведь для того, чтобы выдать нам зарплату строго по фонду, не нужен человек. Поставьте вместо себя автомат и уходите. Я показал вам расчет, из него видно, что по трудоемкости работ мы сделали больше, чем нужно. Но мы произвели много подготовительных работ, они мало стоят. Кончится ли когда-нибудь эта проклятая система, когда только дорогие конструкции дают фонд зарплаты?.. Неужели вы не можете нам помочь, ведь погибнет большое дело!

Он молчал. Я рассказал ему о лентяе Гнате, который начал работать по-настоящему, о старике Фадееве, о прорабе Сокове, о двух законах, которые мы открыли.

Я направился к двери и, взявшись за ручку, обернулся:

— Жалко, что у нас в Союзе только один Стройбанк. Я бы ушел от вас.

Он усмехнулся:

— Подождите. Давайте еще раз посмотрим ваши бумаги.

…Когда, держа в руках заветное разрешение, я смущенно благодарил его, директор перебил:

— Не стоит. Раньше я вам перерасход, конечно, не оплатил бы. Но сейчас необходимо поглубже заглядывать в экономику. А потом, — он лукаво посмотрел на меня, — я ведь могу потерять клиента. Не так ли?

И хотя мы оба знали, что это шутка, что мы прочно «привязаны» друг к другу, я серьезно ответил:

— Нет, я остаюсь у вас.

— Спасибо. — Он наклонил седеющую голову. — Только вот что, вы ошиблись. Инженеры всегда плохо считают. Вы открыли не два закона, а три.

Я удивленно посмотрел на него. В это время в дверь робко протиснулся новый посетитель, он умоляюще прижимал к огромному животу соломенную шляпу.

Не обращая на него внимания, директор протянул мне руку.

— Больше ничего не скажу вам.

Когда кончается день, у главного инженера две дороги. Первая ведет домой, — в самом деле, почему бы ему не поехать домой? Он работает уже десять часов без перерыва, не обедал, измучен разными неприятностями.

Вторая дорога ведет в контору управления: нужно закончить день и подготовить завтрашний.

Недавно я читал книгу одного начальника крупного строительства. Он пишет о том, что не любил сидеть в конторе и часто уходил на объекты. Я знаю многих начальников, которые тоже целый день разъезжают по своим стройкам, расположенным в разных концах города.

Позвонишь ему в управление: «Где Миткин?» Секретарь отвечает: «На объектах». Позвонишь второй раз: «Простите, приехал уже Миткин?» Снова секретарь с гордостью отвечает: «Нет, товарищ Миткин на объектах».

Ищут товарища Миткина смежные организации, вышестоящие организации, снизу и сверху, а товарищ Миткин бегает.

Считается хорошим стилем не бывать в конторе. Про такого говорят: «Вот это производственник, все время на производстве, в контору даже не заходит».