— Я пойду, — сказал Быков.

В папке оказался интересный документ, я внимательно его читал.

Быков вышел.

Мой будильник заболел. Я не говорю, как обычно, испортился, ибо его никак нельзя считать только часовым механизмом. В самом деле, каковы особенности любого разумного существа? Наверное, характер и неожиданные поступки, не предусмотренные природой этого существа. Правда? Мой будильник полностью отвечал этим признакам.

Заболевание первой обнаружила соседка Жанна.

Пока я открывал дверь, она вышла из своей квартиры на лестничную площадку.

— Виктор Константинович, — строго сказала соседка Жанна. — У меня для вас пренеприятное сообщение.

— Ничего, ничего, Жанна, не огорчайтесь. У меня сегодня было их столько, что одним больше — уже не имеет существенного значения. Валяйте! (Наконец, я нашел скважину замка.)

— Я вполне оцениваю ваш юмор, — парировала соседка Жанна. — Особенно слово «валяйте» — очень симпатичное, но говорю серьезно.

Я пропустил ее в переднюю, только сейчас обратив внимание на новый халатик, желтый в оранжевых разводах. («Как рубашка Быкова, — подумалось мне. — Вот была бы парочка!»)

— Ну-с, так что случилось? — В глаза Жанны смотреть я не решался. Мне всегда казалось, что там совершенно четко можно прочесть: «Эх, тюфяк вы!» И в конце восклицательный знак. Он и приводил меня в смущение.

Она подошла к телевизору и взяла в руки будильник.

— Ваш будильник испортился.

— Заболел… — поправил я. — Не может быть!

— Вчера мы опоздали с ужином, — ваш будильник не позвонил в шесть вечера, — муж был очень недоволен. Ведь вы знаете, что мы точно соблюдаем распорядок дня. — Она сделала паузу и добавила: — Чего нельзя сказать про некоторых.

Я взял будильник, поднес к уху. Нужно заметить, что у него всегда был очень громкий и четкий ход, на этот раз я едва прослушал тиканье.

— Ничего, ничего, — вслух успокоил я себя. — Сейчас заведем, и он снова закричит. Наверное, не завел.

Как я ни старался, мой будильник не звонил. Пробовал что-то лопотать, но едва слышно.

— Что будем делать? — строго спросила соседка Жанна.

— Пойду с ним, покажу… (По причинам, изложенным выше, я не мог сказать «часовому мастеру».)

— А мы как?

— Будильник болен, Жанна. Разве можно быть такой бессердечной. Вот подлечим…

— Это вы на таком узком диване спите? — вдруг спросила соседка Жанна, пристально посмотрев на меня.

— А-а… что вы?.. Ну да. Он раскладывается…

Часовой мастер напоминал этакого бодрячка врача.

— Ну-с, что там у нас? — ворковал мастер-врач. — Сейчас разберем-соберем, и все будет в порядке. — Он начал разбирать мой будильник, рассматривая через глазок-лупу его внутренности. — Так-так… Понятно-понятно!.. У нас, уважаемый («уважаемый» — это я), не так, как в других мастерских… Э-э… Да-да… Не так. Там бы у вас взяли на две недели… Интересно!.. Да-да, на две недели. А у нас сразу. Сейчас отдам здоровым!

Но сколько он ни бился, мой будильник молчал, даже перестал лопотать, только печально шевелил стрелками-усами.

— Странно-странно, — недоумевал мастер. Он снова разобрал будильник, осмотрел каждое колесико, пружинку. — Где-вы его достали, уважаемый?

— Подарили.

— Очень интересный экземпляр… Да-да… Ага, вот сейчас. — Несколько минут мастер энергично теребил внутренности будильника. Потом смущенно посмотрел на меня. — Придется оставить… на две недели.

— Две недели?! — Я даже представить себе не мог, как буду без моего будильника.

— Ничего не поделаешь!

Дома ко мне зашел муж Жанны.

— Ну и как? — спросил он, с любопытством глядя на меня.

— Что — как? — осторожно уточнил я. — Если вас интересует будильник, вылечим через две недели.

Муж Жанны рассмеялся, остановился посредине комнаты.

— Вам звонил какой-то Гнат. Он очень волновался. У вас никто не отвечал. Просил передать, что сегодня вечером у него что-то важное. — Муж Жанны наморщил лоб. — Кажется, соревнование… Нет, что-то другое…

— Гнат? — Тут я вспомнил, что именно сегодня у Гната торжество (как это я мог забыть!). — Спасибо, мне нужно бежать.

— А широкий у вас диван, — не очень последовательно сказал муж Жанны.

— Он складывается, — пояснил я.

К Гнату я попал только к девяти. Открыл дверь сам хозяин. Сначала он притворился очень обиженным, но не выдержал, обнял меня и потащил в комнату.

— Я сейчас, Гнат, одну минуту, отдышусь. Кто у вас?

Но Гнат уже открыл дверь и втолкнул меня в грохочущую комнату, переполненную людьми, папиросным дымом и звуками радиолы.

— Внимание! — закричал Гнат. — Внимание! Пришел… — он сделал паузу, — наш инженер. Я говорил, что он придет.

Радиолу выключили. В комнате на секунду стало тихо. Тут были все, кого я любил, с кем делил последние два года трудную жизнь на стройке. Меня потащили к длинному столу.

— Штрафную, Виктор Константинович, — весело закричал бригадир Корольков. — Штрафную за опоздание. — Он налил большую стопку. — Ждем!

— И не подумаю, — сказал я. — Прежде всего хочу увидеть виновника торжества, из-за которого уже два месяца мне нет покоя. Где он?

— Да ты что, Виктор. Гнат же рядом с тобой. Ну давай. — Начальник СУ Беленький протянул свою рюмку.

— Вот он, виновник, — великий психолог Владик показал на середину стола.

Тут на блюде с золотой каймой лежала маленькая книжица…

— Пока не прочту, разговора быть не может. — Я взял в руки диплом и громко прочел, что отныне и до конца жизни Гнату Ивановичу Аброськину присваивается звание техника-строителя.

— Оценки можно не читать, — скромно заявил Гнат, когда я начал перечислять дисциплины, изученные Гнатом. — Понимаешь, инженер, в нашем техникуме выше троек не ставят.

— Ладно, Гнат! — Я оглянулся: — Где тут стул? После такого диплома меня ноги не держат.

— Э, инженер, отстал ты от жизни! — Гнат очень обрадовался. — Стол-то накрыт — а-ля фуршет.

— «А-ля фуршет»?! Что это значит, Гнат?

Но больше разговаривать мне не дали. Я должен был выпить штрафную за опоздание, за то, что я ушел из треста, за то, что я не появляюсь в тресте, и просто выпить. Так уж принято.

Я смог немного оглядеться только тогда, когда выпил все штрафные. В большой комнате компания разбилась на три группы: первая — помоложе — во главе с Владиком выжимала из магнитофона какие-то булькающие звуки, Владик и Нина, стоя друг против друга, сильно размахивая руками, неправдоподобно изгибались. У старенького телевизора марки КВН, с большой линзой, в креслах сидели, подремывая, несколько пожилых прорабов — вторая группа, а остальные стояли у стола. Анатолия и Вики не было.

— Она на балконе, — Владик подошел ко мне. — Ладно вам, Виктор Константинович, не пробуйте удивляться моей проницательности. Это эле… элем… элементарно. — Великий психолог тоже уже подвыпил. — И Анатолий, конечно, там.

Но выйти на балкон мне не дал Гнат.

— Стоп, инженер! — закричал он. — Сначала тост.

— Но, Гнат, — взмолился я, — ведь уже было столько тостов.

— Одного не было… Минуточку внимания. — Гнат вытащил из салатницы ложку и постучал по бутылкам. — Внимание! Я предлагаю тост за нашего инженера. Пусть он сбежал от нас на другую стройку, пусть никого брать с собой не хочет, видно, надоели мы ему, пусть… — Гнат остановился — видно, третье «пусть» он сказал случайно и не знал, как закончить.

— Надоел ты, Гнат, с твоим «инженером»… Ну ладно, давай. — Беленький поднял рюмку.

— Пусть… — не сдавался Гнат, — забывает нас. Все равно он наш инженер. За инженера!

Я понял, что сейчас мне уже не отвертеться от выступления. Ну что ж, пожалуйста, я готов. Это для меня совсем не трудно. Скажу, что люблю их, никогда не забуду, не приглашал к себе, потому что весь мой штат — это секретарша Елена Ивановна, а не хожу в трест и на стройки, чтобы не расстраиваться. Я готов сказать, пожалуйста. Взял у Гната салатную ложку, тоже постучал по бутылке и начал говорить.