— Реальность порой страшнее книг, — грустно улыбнулся Карл.

— Ну, возьмите учебник и попробуйте объяснить ваш сон. Там даётся толкование по ключевым словам…

— Мне не нужен учебник, — покачал головой Карл. — Я могу объяснить его и так… Мы стремимся построить совершенный мир, и потому уничтожаем всё несовершенное. Но капля несовершенства есть в каждом. Если вы хотите уничтожить несовершенство, вы останетесь одни. Да и себя вам, скорее всего, тоже придётся уничтожить. Идеальный мир нельзя получить как выигрыш в лотерею, совершенство — бесконечно долгий путь. И всё, что мы можем, — это молиться за душу каждого, кто идёт по этому пути. Оплакивать каждого, кто не в силах сделать ещё один шаг…

Было тихо. Даже огонь в камине перестал пожирать сухой хворост, питаясь произносимыми словами.

— Прочитайте учебник… — механически повторила профессор Трелони. — Там даётся толкование сновидений по ключевым словам…

Карл печально усмехнулся:

— Вы правы. Молиться и оплакивать — глупо. Будем читать людей по ключевым словам. А тех, для кого не найдётся ключа, лучше уничтожить — чтобы сохранить достоверность учебника.

— Не слушайте его, он сумасшедший! — выкрикнула со своего места Пенси Паркинсон.

— Не волнуйтесь, я больше не буду говорить, — рассмеялся Карл, раскрывая книгу.

До конца урока он успел пролистать сотню страниц. Потом отложил книгу в сторону и, вслед за остальными, пошёл к люку, служившему здесь дверью. Сивилла Трелони смотрела на него испуганно-сожалеющим взглядом. Карл вдруг остановился и спросил:

— А что снится вам, профессор?

Во взгляде остался только испуг.

Он усмехнулся и стал медленно спускаться по верёвочной лестнице.

После ужина Карл стоял перед кабинетом Долорес Амбридж. В ответ на его стук прозвучало приторно-вежливое «войдите». Юноша вошёл и оказался в комнате, напоминающей спальню маленькой принцессы или одинокой старушки. Декоративные вазочки, кружевные салфетки, блюдца с изображениями котят.

— Здравствуйте, — сказал он, разглядывая пушистых котят, которые выглядели почти живыми.

— Присаживайтесь, — добродушно проговорила профессор Амбридж, указывая на маленький столик, у которого стоял стул с прямой спинкой. — Я верю, что в глубине души вы не плохой мальчик, но вы сбились с пути, а найти верную дорогу можно, только имея внутри чёткие ориентиры.

— И что это за ориентиры? — вежливо поинтересовался Карл.

— Возьмите моё перо и напишите: «Я не должен лгать».

— И всё? — удивился Карл. Это обещало стать самым лёгким наказанием в жизни.

— Писать нужно, пока вы не осознаете смысл предложения.

— А что, если я до вечера его не осознаю?

— Тогда вам придётся прийти ко мне завтра, — ласково улыбнулась профессор Амбридж.

— Что ж, попробуем управиться за сегодня, — с улыбкой ответил Карл.

Он взял перо и тут заметил, что на столе нет чернильницы.

— Простите, профессор, здесь нет чернил.

— Они вам не понадобятся, — ответила Долорес Амбридж.

— Ну да, мы же в Хогварстве, а здесь даже перья волшебные, — понимающе кивнул Карл.

Он наклонился и аккуратно вывел: «Я…»

Руку вдруг пронзила боль. На тыльной стороне ладони появился шрам. Наверное, поцарапал кожу, когда спускался с Северной башни… Он продолжил писать: «…не должен лгать». Боль стал сильнее. Карл посмотрел на ладонь — шрамов стало больше. Шрамы складывались в буквы: «Я не должен лгать».

Он исподлобья посмотрел на Долорес Амбридж.

— Что-то не так? — спросила она с улыбкой.

— Всё в порядке, — ответил Карл. Потом пробормотал что-то и, взявшись за перо, с силой вывел ещё одну фразу: «Я не должен лгать».

Профессор Амбридж нервно дёрнула рукой, словно её укусило насекомое.

Карл поставил точку, с размаху вонзив перо в пергамент.

Профессор вздрогнула.

Он продолжил писать. Ещё одна точка и новое предложение, перо почти разрывает бумагу. Ладонь была вся в крови, так что уже почти невозможно было различить буквы.

— Достаточно! — крикнула Амбридж, доставая салфетку и прикладывая её к руке. Салфетка мгновенно стала красной.

— Я ещё не до конца осознал смысл этих слов, — сказал Карл, не останавливаясь.

— Прекратите!

— Кроме того, я ведь не первый, кого вы учите видеть ориентиры. Мне нужно написать за всех, — добавил он, с холодной яростью выводя буквы.

— Я сказала, прекратите!

Карл бросил перо и откинулся на спинку стула. На лбу выступили бисеринки пота.

— Удобное заклинание… — устало проговорил он. — Заставляет человека, применившего к тебе колдовство, разделить действие чар с тобой. Жаль только применяется оно для очень ограниченного набора магических предметов. И, конечно, его нельзя использовать в случае непростительных заклятий… А было бы забавно посмотреть, сколько волшебников тогда решилось бы применить к своим врагам Круциатус.

— Убирайтесь! — глухо проговорила Долорес Амбридж.

— Как прикажете, профессор, — ответил Карл. — Один только совет. Боль всегда возвращается к тому, кто её причиняет. Поэтому, прежде чем сделать другому больно, проверьте, способны ли вы сами вынести эту боль.

— Вон!..

Карл поклонился и вышел.

Кровь продолжала течь. Он достал платок и накрыл рану.

«Бедная рука, — усмехнувшись, подумал он. — Каждому хочется вырезать на ней свои истины».

— Карл! — окликнул его резкий голос.

Юноша остановился, вслушиваясь в эхо этого слова. Он мог бы позволить нарисовать на запястье тысячи змей, чтобы обменять их на звучание своего имени.

— Добрый вечер, профессор!

— Где вы ходите?

— У меня были дополнительные занятия с профессором Амбридж.

— Амбридж сегодня подходила ко мне. Жаловалась на ваше поведение. И если вы думаете, что я всегда буду защищать вас…

— Больше не нужно защищать, — сказал Карл. — Мы с профессором нашли общий язык.

Северус Снейп с подозрением посмотрел на юношу и вдруг заметил алый платок, прижатый к ладони.

— Что у вас с рукой?

— Просто царапина, — улыбнулся Карл, пряча руку за спину.

Северус Снейп схватил его за запястье и резко сдёрнул окровавленный платок. На коже горели воспалённые буквы: «Я не должен лгать».

— У неё на руке такая же надпись, — усмехнулся юноша.

— Вы сошли с ума! Она вас уничтожит.

— А это уже забота мистера Малфоя, — пожал плечами Карл.

— Люциус не сможет всё время выгораживать вас.

— Значит, меня уничтожат, — равнодушно проговорил Карл.

Он смотрел на профессора и видел, что тот ищет в нём что-нибудь, что ещё живо и за что ещё можно его задеть. Ищет и не находит. Карл тоже не находил. Пожалуй, осталось только одно — сам профессор. Но о себе Северус Снейп говорить бы не стал.

— Уже поздно, — сказал юноша. — На прорицаниях мы теперь разгадываем сны. Нужно насмотреться снов, чтобы было, что разгадывать… Спокойной ночи, профессор.

Его голос был почти мягким. Сделав несколько шагов, Карл остановился. На лицо легла тень: он ещё не расплатился за вчерашний разговор и сегодняшний урок:

— Знаете, сегодня я видел вас во сне…

Осень зажгла деревья. Некоторое время они горели, а потом погасли — и теперь ветер разносит по воздуху пепел. Небо напоминает пустыню. Облака — песчаные дюны. Весь мир — песочные часы. Скоро они перевернутся — и облака начнут осыпаться на землю.

Карлу хотелось, чтобы всё вокруг скорее стало белым: зимой легче ощущать собственную смерть. Учёба в Хогвартсе почти не доставляла радости, а после назначения Долорес Амбридж на должность генерального инспектора школа начала напоминать исправительное учреждение.