Посмотрев на творившийся вокруг беспорядок, Карл сгрёб со своего стола писчие принадлежности, учебник и залез под парту. Не хватало ещё разбить чернильницу или потерять книгу — ему и мантию-то новую никак не дадут… Один любопытный пикси, повиснув в воздухе вниз головой, заглянул в убежище Карла.

— Лети отсюда! — строго сказал ему мальчик.

Пикси ещё несколько минут смотрел на него, потом улетел.

Карл закрыл глаза: после урока травологии он не оглох, но окружающий мир стал словно дальше. Мальчик слышал его сквозь дымку. Вот и сейчас крики профессора, обрывки заклинаний, писк пикси складывались в странный шум, будто он находится на побережье моря…

Постепенно шум моря стих, и Карл решил, что пора выбираться из-под парты. Класс напоминал поле битвы. Профессор размахивал палочкой, пытаясь вернуть вещам прежний вид. Почти все ученики уже убежали, Карл тоже пошёл. Он успел дойти до двери, когда услышал воодушевлённый голос:

— Карл, подожди!

Он нехотя повернулся.

— Да, профессор…

— Думаю, нам нужно дополнительно позаниматься! Жду тебя вечером, мой мальчик! — улыбнулся Гилдерой Локхард.

Карл совсем не думал, что ему необходимы дополнительные задания с профессором Локхардом, да и выражение «мой мальчик» ему не очень понравилось. Но он опустил голову и пробормотал:

— Да, профессор…

После обеда Карл сбегал посмотреть, как растут мандрагоры, полетал с Рабэ, потом немного почитал учебники и отправился к профессору Локхарду.

В его кабинете горели свечи, со стен смотрели на Карла улыбающиеся портреты.

— Проходи, мой мальчик! — радостно сказал оригинал. — У нас будет серьёзный разговор, присаживайся. Я посмотрел, подумал и должен сказать — это никуда не годится…

— Простите, профессор, — на этот раз Карл решил не дожидаться обвинений. — Ваши книги я получил только в школе, поэтому не мог прочитать их… Я прочитаю и… И следующий тест напишу лучше…

— Тест? — удивился Гилдерой Локхард. — А, это ты о проверочной работе? Не волнуйся, у тебя будет время исправить ошибки. Сейчас речь о другом.

— О другом?..

— Карл, мой дорогой мальчик, я прекрасно понимаю тебя и даже готов признать частично свою вину!.. — улыбка на лице профессора стала сокрушённой. — Сначала Гарри Поттер, теперь ты!..

— Простите?..

— Но ты должен признать, у Гарри это получается гораздо эффектнее. Конечно, тут не только его заслуга… А вот ты выбрал заведомо ложный путь.

— Простите?.. — Карл никак не мог понять, почему профессор сравнивает его с Гарри Поттером.

— Каждый человек хочет выделиться, стать непохожим на других, особенным, исключительным! Это естественное желание, и его не надо стыдиться! Но нужно соразмерять свои желания со своими силами и возможностями. Вот если бы ты захотел в одну минуту стать самым великим волшебником, у тебя бы это вряд ли получилось. Открою секрет, — профессор весело подмигнул, — даже у меня это вряд ли бы получилось. Дорога к известности — долгая и трудная! Она вымощена отнюдь не цветами — можешь мне поверить.

— Но, профессор, я не хочу… — попробовал возразить Карл.

— Конечно, хочешь! Передо мной можешь не стесняться. Твои мысли для меня — открытая книга. Ты не носишь мантию, чтобы отличаться от других. Понимаю, мой внешний вид тоже трудно назвать обычным. Это тебя, наверное, и смутило.

— Дело в том что…

— Я понимаю тебя! Очень хорошо понимаю! Но эти рваные джинсы и футболка… Даже не могу определить её цвет… А твоя причёска!.. Знаю, некоторые люди не стригутся и одеваются, словно бездомные, чтобы выделяться на фоне одинаковых лиц. Но ведь можно выделяться по-другому! Конечно, эти ужасные чёрные мантии никто не отменит, но можно дополнить скучный наряд ярким шарфом…

— Что?!

— Или декоративным носовым платком…

— Чем?!

— А есть ещё такой вариант…

Профессор продолжал говорить, не слыша задаваемых ему вопросов, не видя удивления в глазах своего ученика. Удивление перешло в омерзение, а потом — в жалость. Карлу вдруг показалось, что перед ним сидит обыкновенный неудачник, пытающийся спрятать все свои неудачи за непрерывным потоком слов и улыбок. Яркий блеск свечей, прыгающие с портрета на портрет фигуры, сам профессор — показались фальшивыми. Профессор Стебль говорила, мандрагора может вернуть человеку его истинный облик. Каким бы стал профессор Локхард, если бы выпил настойку мандрагоры?..

Карл знал ещё одно средство, позволяющее увидеть истинное лицо человека. Таким средством была смерть. Сейчас, Карл смотрел на Гилдероя Локхарда и пытался понять, останется ли на его лице улыбка, когда он будет умирать… Карлу почему-то казалось, что нет…

Вернувшись к себе, мальчик сразу лёг спать. Но и во сне профессор Локхард продолжал давать ему советы. А потом вдруг разлетелся стаей разноцветных попугаев, которые принялись поднимать в воздух учебники, разбрасывать листы и ломать люстры. Потом сон изменился, и Карл увидел профессора Снейпа, бредущего к озеру в фиолетовой мантии. А потом Карл очутился в приюте. В люльках, вместо детей, лежали мандрагоры. И тихий голос печально читал чьи-то строки:

На следующий день Карлу прислали мантию, которая оказалась немного новее прежней. Мальчик решил, что должен даже сказать спасибо Льюису и разбитой банке варенья. После обеда он подошёл к профессору Снейпу, собираясь поблагодарить его, но тут, словно ниоткуда, появился профессор Локхард и принялся нахваливать Карла за то, что тот последовал его совету. Профессор Снейп странно посмотрел на своего ученика, а когда Гилдерой Локхард начал рассказывать о шёлковых шарфах цвета аквамарина, во взгляде декана Слизерина отразилось нечто, сильно напоминающее презрение. Карл опустил голову, пробормотал что-то нечленораздельное и выбежал из зала, стараясь не слушать несущееся ему вслед: «Молодец, мой мальчик!»

Из-за преподавателя защиты от Тёмных искусств начало этого учебного года казалось Карлу ещё более странным… Он часто вспоминал свой первый сентябрь в Хогвартсе… Новая школа, новые ученики, учителя, учебники… даже воздух тогда казался ему другим… За время, прошедшее с момента встречи, Хогвартсу не удалось стать его другом, но он превратился в знакомого, с которым вежливо здороваешься при встрече.

В прошлом году Карл был слишком занят своими переживаниями, и его не особенно интересовало, как чувствует себя новый знакомый. Теперь мальчику казалось, знакомый чем-то болен. Проходя по коридорам, Карл часто слышал глухой кашель, переходящий в шёпот, а потом в стон. Огромный замок словно простудился. Простудился каждый камень, каждое стекло, камины и даже огонь в каминах. Отравленный дым проникал в лёгкие и превращался в странные горящие сны, где смешивались прошлое, будущее, люди, тени, голоса…

Карл заглядывал украдкой в лица учеников и преподавателей, пытаясь понять, чувствуют ли они болезнь замка. Но лица большинства были такими, как обычно, и он решил, что, наверное, виной всему его воображение. Интересно, что подумала бы мадам Помфри, если бы он пришёл в госпиталь и сказал: «Хогвартс тяжело болен». В лучшем случае — посмеялась, а в худшем — подумала бы, что он просто добивается отмены занятий… Даже директор не выглядел обеспокоенным, и только в глазах профессора Снейпа Карл видел застывшую неизлечимую боль.

Теперь Карл старался надолго не оставлять замок. Он почти не гулял, только выходил проверить, как растут мандрагоры, и немного полетать с Рабэ. Но в выходные ему пришлось всё-таки покинуть Хогвартс ради другого больного — Тэда. Начинались тренировки по квиддичу, и Карлу хотелось посмотреть их, чтобы было потом, о чём рассказать.