Все каникулы они играли в снежки, лепили йоркширских йети, строили ледяной Хогвартс. Рабэ послушно играл с детьми, молчаливо соглашаясь прожить несколько дней без полётов. Время летело быстро, как падающий снег, и когда пришла пора возвращаться, Карл не почувствовал внутри обычной тоски. Он несколько раз спросил себя, что изменилось. И ни разу не отважился ответить на свой вопрос.

Накануне отъезда он отправился в приютскую библиотеку. Шансов было мало, но он всё-таки решил попробовать. Книгу «Потерянное поколение» Карл уже прочитал и сдал. Там было много красивых и грустных стихотворений, но больше всего ему запомнились «Ноябрьские боги», может, потому что это было стихотворение из его снов. Он попросил мадам Пинс дать ей сборник стихотворений Альфреда фон Дитриха, но такого не оказалось. Шансов, что библиотека приюта окажется богаче библиотеки Хогвартса, было мало, но Карл решил попробовать. Мисс Кембелл, библиотекарь, ещё не вернулась из отпуска, поэтому искать пришлось самому. Перебирая карточки с именами авторов и названиями книг, многие из которых были списаны из городских библиотек, Карл сомневался, что сможет найти среди них стихотворения волшебника. Но на одной старой карточке он с удивлением прочитал: фон Дитрих Альфред. Ангел усталый покинет меня поутру: Сборник стихотворений. Найдя нужную полку, Карл притащил огромную деревянную лестницу и начал карабкаться вверх. Книга стояла высоко — пожелтевшие страницы, обложка давно отвалилась. Карл взял её в руки и осторожно раскрыл. Никаких сведений об авторе. Только даты жизни — 1920–1949. Двадцать девять лет…

Наверное, Альфред тоже был грязнокровкой. Закончил обучение в Хогвартсе и вернулся к обычной жизни. Поэтому в волшебном мире от него осталось всего одного стихотворение, а в неволшебном — целая книга…

Двадцать девять лет… Проживёт ли он столько же?.. Что будет, когда он вернётся в свой мир?.. Как он будет жить в этом мире?.. Сможет ли он жить здесь?.. Или будет потерянно бродить между двумя мирами?.. А когда умрёт, от него не останется даже стихов…

Последнюю ночь Карл спал плохо. Ему снова снились странные сны. Стаи чёрных ворон разрезали крыльями снежное небо — и оно падало на землю белыми хлопьями. Плакала Миртл, потом вьюга, потом другой голос — некрасивый, но добрый — тихо запел колыбельную.

Сквозь сон Карл подумал, что голос ошибается. Ему никогда не снятся серебристые сны. Он не знает, где искать мост, сплетённый из трав. А звезды, где его ждёт счастье, наверное, не существует…

Стоило Карлу вернуться в Хогвартс, как на него снова обрушились голоса. Проведя в молчании несколько недель, они теперь спешили рассказать мальчику свои печальные истории. И он, оглушённый, брёл по коридорам, даже не пытаясь спрятаться.

Увидев в расписании, что в первый день урока зельеварения нет, Карл расстроился. Он никак не мог решить, нужно ли идти вечером к профессору. Вдруг он придёт, а профессор скажет: «Что вы тут делаете? Я вас не приглашал!» Оставалось надеяться, что он сможет поговорить с ним за завтраком.

Войдя в столовую, Карл быстро посмотрел на преподавательский стол. Профессор был там. Карл сел на скамью, придвинул тарелку с кашей, взял ложку, снова положил…

Похоже, у профессора Снейпа сегодня тоже не было аппетита. Через несколько минут он поднялся и сухо поклонился коллегам. Карл сразу вскочил из-за стола, но запутался в мантии — и чуть не столкнулся с профессором. Он не знал, что нужно сказать сначала: «извините» или «здравствуйте», поэтому не сказал ничего.

— Жду вас сегодня после ужина в классе, — произнёс Северус Снейп.

Теперь уже поздно было и говорить слова приветствия, и извиняться. Карлу хотелось сказать «спасибо», но он понимал: все «спасибо», «нужен», «заботится» должны остаться с Тэдом и Софи. Его сказочный спектакль закончился, пора возвращаться в реальность.

Стараясь заглушить голоса, Карл сказал себе много строгих слов. Он начертил в воздухе сотни линий, отделяющих его от человека в чёрной мантии. И, склонившись над нетронутой тарелкой каши, убеждал себя, что твёрдо стоит в маленьком квадрате, который ему остался, и ни за что не выйдет из него.

Крэбб, проходя мимо, толкнул Карла, и тот уткнулся лицом в овсянку. Хорошо, что она уже успела остыть и теперь склеившимися комками падала с носа обратно в тарелку. Окружающие встретили раскрашенное кашей лицо оглушительным приступом смеха. Этот смех убеждал больнее самых строгих слов и ярче сотни невидимых линий указывал Карлу на его место в мире.

Вытерев лицо платком, мальчик поднялся и вдруг увидел в конце столовой профессора Снейпа, беседующего с профессором Локхардом. Вернее, беседовал Гилдерой Локхард, а профессор Снейп с презрением смотрел на своего ученика. Карл облизнул внезапно пересохшие губы. Каша. На лице осталась каша… Лучше бы он утонул в этой тарелке!.. Сжав в руке грязный платок, он опустил голову и выбежал из столовой.

Было одно место, где Карл мог умыться, не выслушивая насмешек. Но Миртл тоже не очень обрадовалась его приходу.

— Вернулся с каникул, да? — с горечью спросила она. — И как было? Весело? Конечно, всем весело, а я тут должна одна сидеть!

— Я же объяснял, мне приказали уехать, — вздохнул Карл. Он обошёл несколько раковин, пока не нашёл одну, из которой текла слабая струйка желтоватой воды.

— Что это с тобой? — с вызовом спросила девочка. Теперь она чувствовала себя виноватой и пыталась скрыть неловкость под вызывающим тоном.

— Каша, — коротко ответил Карл, набирая в ладони воду.

— Они… да?.. Это они, да?..

Он плеснул воду в лицо.

— Ты не переживай, — засуетилась Миртл. — Знаешь, эта девчонка-зубрилка — Гермиона Грейнджер! С ней такое произошло! У неё лицо было — как у кошки!

Карл с сомнением посмотрел на Миртл.

— Правда-правда! Я сама видела!

— Ну, тогда по сравнению с этим каша — просто ерунда, — улыбнулся Карл.

Наверное, с приготовлением лекарства для Хогвартса у Гермионы что-то пошло не так.

— Кстати! У меня есть для тебя подарок, — вспомнил Карл.

— Подарок?! — изумилась Миртл.

— Одна девочка из приюта, где я живу, просила передать, — он достал из кармана маленького плюшевого медвежонка. Медвежонок был старый: шерсть в нескольких местах почти протёрлась, глаза — две пуговицы: синяя и коричневая.

— Девочку зовут Софи. Это её любимая игрушка, — добавил он, протягивая медвежонка Миртл.

Та испуганно протянула руку — рука прошла сквозь медвежонка. На глазах Миртл выступили слёзы: не истеричные, которыми она пугала всю школу, а обычные детские слёзы.

— Я посажу его в твою кабинку? — предложил Карл.

Миртл молча кивнула.

— Ладно, мне пора… До встречи! — он помахал рукой и пошёл на урок.

Возможно, зелье Гермионы Грейнджер оказалось не таким уж бесполезным, потому что нападения на учеников прекратились. В начале февраля из-за туч вышло солнце, мандрагоры подрастали — и все воспряли духом. Но Карл не верил этому февралю и этому солнцу. Он верил голосам, которые по-прежнему кричали в его голове. Голоса кричали о холоде, сырости, одиночестве, темноте, в которой нельзя разглядеть лиц… А так хочется… Увидеть… Хотя бы на мгновение… Увидеть чьё-то лицо…

Для профессора Локхарда февраль стал поводом поставить ещё один спектакль — «День святого Валентина».

— Долой воспоминания о бедах прошлого семестра! — радостно восклицал профессор.