— Бен…

— …Всё это время… я думал, что скажу, когда снова увижу тебя… Поблагодарю тебя за спасение… Или скажу, что жалею о той встрече. И лучше бы ты оставил меня умирать на том вонючем складе… Потому что это очень больно… очень больно рождаться заново… — он бросил быстрый взгляд на свою ногу.

— Бен, я не спасал тебя… — грустно проговорил Карл.

— Тогда я почти сдался… Но ты заставил меня снова цепляться за жизнь. Ты заставил меня снова и снова переживать боль. Поэтому я решил не говорить слов благодарности… Но вот сейчас я смотрю на тебя… и мне хочется сказать спасибо… Попав сюда, я многое сумел понять… Знаешь, мы растём в городах, окружённые каменными стенами и зарешеченными окнами. Небо нам заслонили небоскрёбы, дым закрыл солнце… И мы начинаем верить, что мир состоит из камня и металлических прутьев… Здесь… Здесь я увидел другой мир… Я часто хожу к железной дороге и вдоль путей, дальше, к мосту. Оттуда видна река, лес на правом берегу и поля на левом — до самого горизонта… Вечером солнце медленно садится, словно растворяясь в золотой воде… Лес, поля, река и солнце не спрашивают у меня ни имени, ни фамилии, не спрашивают, почему в свидетельстве о рождении не записаны имена моих родителей, им всё равно, сколько силы в моих руках и сколько денег в карманах. Они признают во мне Человека — каким я, может, сам ещё себя признать не могу… Им не нужно ничего не доказывать… Рядом с ними можно просто быть…

Карл слушал Бена и вспоминал их общее детство в приюте. Тогда он почти боялся Бена, а Бен почти не замечал его… Сколько им обоим нужно было пережить, чтобы сегодня вот так сидеть на скамейке и разговаривать…

— Но с каждым днём я всё больше боюсь… — продолжал юноша. — Марта очень добра ко мне… Но я не могу находиться здесь вечно… Я не хочу, чтобы это место превратилось для меня в убежище. Слово «убежище» образовано от глагола «бежать». В нём есть что-то непорядочное…

— Миссис Эдисон рада, что ты остался здесь…

— Тебе бы она тоже была рада. Но ты не остался. И я… Если я останусь, я этим предам Марту. Она столько старалась, чтобы я жил. И теперь я не имею права бежать от жизни.

— Да… наверное, ты прав…

— Но мне страшно… Что если, вернувшись в мир, откуда пришёл, я потеряю того себя, которого сумел найти здесь?.. Что, если не смогу устоять и снова упаду на самое дно?

— Ты сильнее, чем думаешь… Ты был для нас примером… Наверное, самому тебе от этого было только тяжелее, но мы верили тебе!.. Помнишь, когда я первый раз вернулся из новой школы и стал рассказывать о замке, подземелье и привидениях, — ты сказал, что это враньё и ушёл — и все пошли за тобой!..

— Я ошибался… Марта часто рассказывает мне о своих школьных годах, о том, как учились её дети… До сих пор не могу поверить, что это правда… Что ты — правда… Нет, я был плохим примером. Я слишком рано перестал верить в чудо и пытался заставить их не верить. Думал, иначе жизнь потом сломает их… Но сам сломался раньше…

— Бен, главное… не презирай себя за то, что произошло!.. Как бы ни сложилась твоя жизнь дальше — не презирай себя!..

— Я постараюсь…

В доме послышались шаги, и на пороге появилась Марта. Рядом, важно распушив хвост, шёл толстый рыжий кот.

— Томас сказал, у нас гости, — довольно улыбаясь, проговорила старушка.

— Так прямо и сказал? — Бен поднялся, опершись на палочку.

«Что с тебя взять, с глухого!..» — фыркнул кот.

— Здравствуйте, миссис Эдисон! — Карл быстро встал со скамейки.

— Идём в дом, чай уже готов.

Чай у Марты был удивительный: клубника, апельсин, васильки, вишня, лимон и жасмин, корица, ромашка и мята… Лето, заваренное в чашку… Они пили чай с печеньем и говорили о том, что осень обещает быть тёплой, а зима, напротив, холодной, что огурцов уродилось столько — только банки успевай закрывать, а следующий год должен стать яблочным… Томас дремал, лениво растянувшись на коленях хозяйки. За окном начался мелкий дождик…

Карл смотрел, как крошечные капельки барабанят по стеклу и тут заметил на стене, полуприкрытые прозрачным тюлем, разноцветные камешки на тонких кожаных верёвочках.

— А это… — начала старушка, обрадованная его заинтересованностью. — Мой внук гостил у меня летом… Давно, когда ещё в школу не ходил. И насобирал много камешков, и откуда только такие нашлись здесь! Но у детей ведь глаза особенные… Я раньше эти камешки в банке берегла, а потом подумала — мне ведь не так долго жить осталось, пусть других порадуют. Вот, сделала из них амулеты… И Бену такой подарила!..

Бен достал из ворота рубашки шнурок с камешком цвета морской волны.

— Хочешь, выбери себе тоже, — щедро предложила старушка.

— …Я не для себя… — замявшись, пробормотал Карл. — Хотел подарить потом одному человеку…

— Ну, выбери для него.

Юноша поднялся и обвёл взглядом амулеты.

— Можно, я возьму этот? — он снял с гвоздика шнурок с прозрачным камнем, похожим на горный хрусталь.

— Конечно, бери, какой нравится!.. Жалко, защитной силы в них совсем нет — не осталось у меня сил для такой магии. Теперь только память в этих амулетах.

— Память — тоже хорошо, — тихо отозвался Бен.

Они пили чай, пока дождь не закончился. Потом пошли провожать Карла. Зелень в саду сияла, покрытая бисеринками капель, воздух был наполнен свежестью, какая бывает после дождя. Бен, Марта и даже ворчливый Томас дошли с ним до калитки. Выйдя на дорогу, Карл махал им рукой. Внутри было и радостно, и грустно: почему-то ему казалось, одного из них он видит в последний раз…

Дела были закончены, нехитрый багаж — старый рюкзак — стоял у стены. Никто больше не пытался вытереть его мантией разлитое по полу варенье, и палочка спокойно лежала между книгами и конспектами. Теперь он был старшим. Но Карлу хотелось надеяться, что дело не только в возрасте.

«…Учиться видеть свою тьму и свой свет, учиться оберегать других от своих туч и дарить им своё солнце. И когда сердце засияет подобно звезде…» — он часто вспоминал слова волшебника. Тогда он ответил, что в сердце его больше туч… Но после встречи с Беном решил, что не имеет права на такие ответы. Бен пытается бороться с собой, и он должен бороться. «Неизбежна только одна война — война с самим собой…» Сказать: «В моём сердце больше туч», — и уйти, опустив руки, легче всего. Но, как и Бен, он не имеет права на бегство, потому что это тоже будет предательством.

В последний день он сидел на подоконнике и слушал тихую музыку Софи. Все вещи были уже собраны, завтрак съеден. Он так ничего ей и не сказал, потому что всё ещё надеялся выжить. Но когда, попрощавшись, шёл по коридорам приюта, невольно представлял, что значит никогда сюда не вернуться…

С верхней ступеньки его окликнул Тэд. Карл поднялся по лестнице и вопросительно посмотрел на юношу.

— Слушай, мы уже попрощались… Просто я хотел… — Тэд замялся. — Ну, я только тебе хотел сказать… То есть не сказать… Вот, держи!.. — выпалил он, протягивая продолговатый белый конверт.

— …Спасибо… — немного растерянно протянул Карл. — А что там?

— Посмотри, — Тэд вцепился в подлокотники кресла.

Карл открыл конверт и достал оттуда… билет на футбольный матч.

— У меня тоже такой есть! — затараторил Тэд. — Я два купил: тебе и мне! Мистер Картер зарплату дал — и я купил!.. Ты пойдёшь со мной?

— …Конечно, пойду… — поговорил Карл, глотая подступившие к горлу слёзы. — Спасибо…

— …Ну, давай, а то опоздаешь на свой поезд!.. — смутившись, поторопил его Тэд.

— …Да…

Карл медленно спустился по лестнице, гадая о том, что изменило Тэда. Потом снова посмотрел на билет и убрал его в рюкзак. Теперь он знал, что точно вернётся сюда. И это было хорошо…

Когда он пришёл на платформу 9 и ¾, красный экспресс уже начал заполняться первыми пассажирами. Но цвет вагонов, пожалуй, был единственным, что радовало глаз в этой картине. Ни радостных приветствий, ни шумных прощаний не слышалось больше под окнами Хогвартс-экспресса. Ученики прощались с родителями в начале перрона и стройными рядами шли к поезду. За порядком следили старосты и их помощники с чёрными повязками на рукавах. Заметив Карла, Кребб и Гойл дружно преградили ему дорогу: