Ведущими новостей стали Елизавета Листова, Ксения Туркова и Вячеслав Крискевич, сразу в двух ипостасях засветился на ТВ-6 Владимир Соловьев. После ухода с ОРТ он некоторое время вел передачу «Страсти по Соловьеву» в эфире ТНТ, так что его появление на «шестерке» выглядело вполне логичным. На ТВ-6 Соловьев снова взял на себя формат интервью, получивший логотип «Завтрак с Владимиром Соловьевым». Так же как и в «Страстях», его собеседниками становились самые разные люди, от политиков до деятелей культуры, но эти беседы не имели жесткой привязки к информационной повестке, как, например, в «Герое дня». Вторая его программа, «Соловьиная ночь», была посвящена авторской песне. Причем в зависимости от того, нравилась эта передача кому-либо или нет, критерии «авторской песни» менялись. Поклонники называли «Соловьиную ночь» программой «бардовской песни», а критики – программой «блатной песни». Общее примирение произошло в момент отключения ТВ-6 от эфира, ибо именно «Соловьиную ночь» показывали по телевизору, когда наш рубильник выключили.

Интересно, что некоторые лица «гусинского НТВ», покинув канал, потерялись в процессе поиска нового места «прописки». Николай Николаев и Дмитрий Дибров всплыли на «Первом канале» с чуть видоизмененными версиями своих прежних программ. «Независимое расследование» стало «Новым расследованием», а «Антропология» – «Апологией».

Изменения сетки коснулись и меня. Оставшись в новостях, я распрощался с интервью и попробовал себя в жанре телевизионной документалистики. Идея принадлежала Александру Левину, генеральному продюсеру НТВ, а теперь и ТВ-6. Саша решил делать со мной цикл фильмов, посвященных экологии. Причем как экологическим проблемам в привычном смысле, так и вопросам экологии человеческой, морально-нравственной. Эта линейка – а программа была еженедельной – получила название «Опасный мир». У Левина, видимо, какое-то особенное отношение к слову «мир», потому что спустя несколько лет, когда мы вместе работали на «Пятом канале», он продюсировал другую передачу со мной в качестве ведущего – «Реальный мир»!

Александр Левин

Мне мое новое амплуа очень нравилось. Впервые за пять лет работы на телевидении я вдруг смог лично попробовать еще что-то, кроме сидения в кадре информационной студии. Нет, «Герой дня», конечно, подразумевал определенное количество выездов, но все равно это были интервью – разговоры за столом один на один, пусть и не в студии «Останкино». В «Опасном мире» поле деятельности расширилось до масштабов всей страны. Я летал над Москвой на вертолете и выходил под парусом в Балтийское море, искал захоронения химического оружия и посещал подпольные кабинеты колдунов и магов, ползал с дозиметром по зонам радиоактивного заражения и собирал обломки в местах падения ступеней космических ракет, общался с жертвами тоталитарных сект и кормил с рук экзотических животных. Причем Левин устроил все таким образом, что работа в «Опасном мире» совершенно не мешала работе в новостях. Шаг оставался прежним, еще со времен НТВ – неделя через неделю. Но в «Опасном мире» существовали несколько групп сценаристов, которые работали, так сказать, на опережение, и я подключался к ним только на стадии съемок и озвучивания. То есть неделю я сидел в «Останкино», неделю мотался по командировкам.

К сожалению, зимой Кричевский зарубил всю нашу малину. Он вызвал к себе Левина и, как глава информационной службы, предъявил генеральному продюсеру претензии. Это называлось «конфликтом интересов». С точки зрения Григория Александровича, моя работа на Александра Викторовича негативно сказывалась на рейтингах новостей. Левин активно возражал против такой оценки. Я знаю это точно, потому что подслушивал за дверью кабинета Кричевского. Крик был громкий! Впрочем, теперь я не взялся бы утверждать, что все это не было постановкой, потому что, выйдя наконец из кабинета, Левин лишь коротко сообщил, что «Опасный мир» закрывается.

Положа руку на сердце, признаюсь, что результаты программы уступали показателям новостей, пусть общественный резонанс иногда был и не меньшим. В этом смысле особенно выделялись два наших выпуска. Первый мы снимали в Усть-Канском районе Республики Алтай, жители которого уже более полувека вынуждены мириться с постоянными бомбардировками. Именно в этот район падают отработавшие свое ступени ракетоносителей, запускаемых с космодрома Байконур. К сожалению, в реальной зоне поражения оказываются гораздо большие площади, чем утверждают в Роскосмосе. Так же считали и в его предшественнике, потому что за годы космической эры на Алтае скопились горы космических обломков. Они бывают разными. Я, например, демонстрировал в кадре куски ракетной обшивки, которые местные жители приспосабливают для решения бытовых проблем: кусочек поменьше идет на лопату, кусок побольше – на сани, а самый большой – на крышу для сарая. Самые крупные «останки» – огромные фрагменты ракетных ступеней, сравнимые разве что с железнодорожными цистернами – так и валяются в полях, постепенно зарастая травой и кустарником. В некоторых из них я, при моих ста восьмидесяти двух сантиметрах, мог стоять в полный рост!

Но главную опасность для местных жителей представляют даже не эти огромные железяки, а остатки ракетного топлива, которое не до конца сгорает в атмосфере. Мы сняли несколько «чудесных» по своей цветовой гамме водоемов – от кроваво-алых до лимонно-желтых, в зависимости от того, какая именно гадость и в какой концентрации пролилась на это конкретное место в виде дождя. Жители пострадавших от таких осадков деревень пытаются доказать, что размер компенсации, положенной за это, в общем-то, навязанное им освоение космоса, неприлично мал. Но все дела вязнут в судебных инстанциях, и людям остается как-то приспосабливаться. Возможно, поэтому главным типом темперамента в этих краях является тип флегматика. Причем это относится как к людям, так и к животным. Несколько дней нашу съемочную группу возил на подводе мужичок, имени которого я уже не помню. А вот кличку его коня я не забуду никогда. Коня звали Гондон! И оба – и конь, и его хозяин – были абсолютно невозмутимы.

Поездка же в Челябинскую область едва не обернулась судебным иском уже для нас самих. В суд намеревалось подать знаменитое ПО «Маяк», ведущее предприятие по производству компонентов ядерного оружия и переработке ядерного топлива. Тема ОЯТ – отработавшего ядерного топлива – тогда была крайне актуальной. Помните, я упоминал экологическую активность партии «Яблоко»? Комбинат «Маяк», при всей своей жизненной необходимости – это почти каламбур! – известен был прежде всего смертельной опасностью, которую он представлял для местных жителей. В 1957 году на предприятии произошла катастрофа, именуемая в энциклопедиях «Кыштымской аварией». Здесь необходимо пояснить, что сам «Маяк» находится на территории закрытого города Озерск, но в советское время все данные о его существовании были полностью засекречены, поэтому даже географическая привязка этого ЧП осуществлялась по другому населенному пункту – Кыштыму, ближайшему к Озерску городу, который значился на тогдашних картах.

29 сентября 1957 года произошла авария в системе охлаждения, которая спровоцировала взрыв емкости для хранения высокорадиоактивных ядерных отходов. Некоторые эксперты называют «Кыштымскую аварию» третьим по серьезности последствий радиационным ЧП в мировой истории после Чернобыля и Фукусимы. За десять дней после выброса в атмосферу десятков кубометров радиоактивных отходов погибли порядка двухсот человек, а общее число пострадавших, по некоторым оценкам, достигло двухсот пятидесяти тысяч. После катастрофы 1957 года на «Маяке» неоднократно происходили ЧП различной степени серьезности. Но дело в том, что еще до главной аварии на комбинате он просто сливал отходы производства в реку Теча, на берегах которой располагалось множество деревень и поселков. Экологи, с которыми мы общались во время съемок, утверждали, что за десять лет – с 1946 по 1956 год – в реку Теча было слито семьдесят шесть миллионов (!) кубометров радиоактивной воды! Потом эта практика прекратилась, были созданы специальные накопительные водоемы, но уровень радиации в деревнях по берегам Течи до сих пор превышает все мыслимые пределы.