Губы дрожат. Громко. Да или нет. Нет, вы мне ответьте – да или нет. Аааа! Не можете. Вот мы вас и поймали. Уголовное дело, кажется. Мы Вас выведем на чистую воду. Сорокина! Слушать. Не затыкать уши. Терпи.

Как говорил Остап Бендер: «Грустно, девушки».

Надо взрослеть. Надо стать. Надо проветрить. Проветрить. Помыть полы. Отдохнуть.

Своим враньем вы оскорбляете мой разум.

Альфред Кох».

По общему мнению, одна фраза из этого письма Коха действительно «вошла в анналы истории». «Киселев с лоснящимися от фуа гра губами» – этот портрет преследовал Евгения Алексеевича все последующие годы работы с членами УЖК и его остатками. Очевидно, что автор текста преследовал лишь одну цель – спровоцировать ответную реакцию, и чем более жесткую и откровенную, тем лучше. Поэтому его обращение, выглядевшее поначалу как вполне адекватная попытка наладить общение, уже в середине превратилось в злобную пародию, спекулирующую на именах и привычках.

Повелся на коховскую провокацию Виктор Шендерович, что было абсолютно предсказуемо. Во-первых, Шендерович к этому времени уже не отделял собственную персону от телекомпании, поэтому воспринимал все, сказанное против НТВ, как личный выпад. Это, кстати, довольно распространенная особенность представителей творческой среды. Многие не умеют отсеивать частное и общее, видят только самих себя, любимых, в любом событии при любых обстоятельствах. Например, некоторые медийные персонажи, которых я упоминал в своем выступлении по поводу телеканала «Дождь», тоже почувствовали себя глубоко оскорбленными лично. Это называется гордыней. О чем бы ни шла речь, вдруг откуда-то вылезают ушки того или иного особо оскорбленного звездного индивидуума. В случае с Шендеровичем так и получилось. Он решил ответить на коховское «ау!», адресованное якобы ему лично, хотя тремя строчками ниже Кох такое же «ау» посылал и Оксане Пушкиной. Вероятно, Виктор Анатольевич, увидев в тексте свою фамилию, бросил чтение и сразу засел за написание ответа.

Ну и, во-вторых, как человек очевидно самолюбивый, Шендерович не мог допустить, чтобы кто-то писал остроумнее, чем он сам. На мой взгляд, в этом раунде схватки Шендерович Коха, конечно, победил. Хотя и не нокаутом, а по очкам. Опять же – сохраняю стилистику автора.

«Совсем открытое письмо

Виктора Шендеровича Альфреду Коху.

Уважаемый господин Кох! Только что прочел в Интернете Ваше обращение к энтэвэшникам. Написано замечательно. Образно, с прожилками постмодернизма, с тонко продуманной неряшливостью стиля.

Давешнее письмо Леонида Парфенова тоже было написано блестяще. Вообще со стилем у вас всех – сложилось. Тонкие, интеллигентные люди с огромным вкусом. А у Киселева с Максимовской со вкусом не сложилось. Срывы в пафос, перебор громкости, злоупотребление риторикой. Слышу не хуже вашего. И Сорокина слышит, уверяю вас. И миллионы телезрителей тоже. Но не буду про «миллионы телезрителей» – этот штамп может ранить Вашу нежную душу. Буду говорить только от своего имени, благо именно мне Вы адресовали свое «ау». Попробую откликнуться.

Видите ли, я, наверное, не такой тонкий человек, как Леонид Парфенов, и не могу позволить себе перейти на сторону неприятеля из-за эстетических расхождений с главнокомандующим. И его нравственное несовершенство я не считаю достаточным поводом для того, чтобы начать стрелять по своим.

Его губы лоснятся от «фуа гра», он весь в бежевом, сытый барин, а туда же, о свободе слова говорит. Лжет, наверное, раз губы лоснятся. Не факт. Некрасов в перерыве между поэмами крестьян в карты проигрывал – значит ли это, что он был демагог? А если даже и был – значит ли это, что надо сворачивать борьбу с крепостничеством? Вас раздражает наше дурновкусие, фортиссимо наше не нравится. Стасов, понимаешь.

Умерьте ваши эстетические претензии к нам, г-н Кох. Не в эстетике дело. Все проще гораздо.

Невдалеке от Вашей образованной головы с 1997 года порхают и кружатся несколько уголовных статей УК РФ, и разрушение оппозиционной телекомпании – условие, при выполнении которого власть согласилась не вспоминать более о том досадном эпизоде. Вас взяли за яйца, г-н Кох, позвольте сказать Вам это без лишней эстетики.

С помощью судей, которых взяли за те же места, вы выиграли все суды и теперь гарантируете нам свободу слова. У нас плохо со вкусом, г-н Кох, но мы не дебилы. И мы знаем, что будет, когда (или «если») Вы придете к реальной власти на НТВ. Вам дадут сохранить лицо. Цензуры не будет, эффективный менеджмент, ни одного крупного увольнения. Месяца два-три. А потом Родина позовет Вас еще на какой-нибудь трудный участок, а на Ваше место придет человек без публичных обязательств, но тоже защемленный органами (или «с защемленными органами» – как правильнее?), и быстренько все тут доломает, как ему скажут. То есть абсолютно в рамках закона. После чего Вы останетесь со своим чистым лицом и изящным вкусом, а Россия – без НТВ. Мы понимаем это. Поэтому будем, сколько возможно, поддерживать нынешнее руководство канала.

Альфред Рейнгольдович! История, как Вы, наверное, знаете – штука парадоксальная. Она использует в интересах прогресса личные (иногда даже корыстные) интересы своих персонажей. Граф Мирабо, например, одно время возглавлял Великую французскую революцию. Два члена Политбюро на пару разваливали коммунизм. А Евгений Киселев в дорогом бежевом костюме, сытый и излишне пафосный, обеспечивает сегодня возможность миллионам граждан узнать правду о своей стране. А мой друг – милый, тонкий, элитарный и бесконечно талантливый Леня Парфенов – с большим эстетическим мастерством наложил третьего дня большую кучу дерьма. Так тоже бывает. А насчет нашего дурновкусия Вы, конечно, правы. Это случается. Обещаю Вам поговорить с трудовым коллективом.

Мы будем работать над собой, будем совершенствоваться в профессии, чтобы бороться с Вами и теми, кто Вас нанял, не оскорбляя Ваших эстетических чувств. Надеюсь, я откликнулся на Ваше «ау», г-н Кох.

Виктор Шендерович».

Легко заметить, что и письмо Шендеровича тоже распадается как минимум на две части. Начав с легкого, кружевного стилистического порхания, он вдруг переходит к прямолинейным утверждениям, из-за чего вся прелесть его ответа куда-то улетучивается. «Совсем открытое письмо» превращается в набор банальностей. Мол, знаем мы, почему вы все это делаете! Знаем мы и то, к чему приведет эта ваша деятельность! А Киселев обеспечивает возможность знать правду! А Парфенов наложил кучу дерьма! Но все это, говоря языком самого Виктора Анатольевича, «сильные полемические преувеличения». По большому счету первый акт переписки «Кох – Шендерович» (а этот роман продолжался еще довольно долго) оказался постмодернистской безделицей. Чего никак нельзя сказать о следующих открытых письмах, появившихся за подписями людей, гораздо менее склонных играть словами.

«Открытое письмо Евгения Киселева

Леониду Парфенову.

Леонид! Не смог подобрать слово для обращения, хотя привычное «дорогой» подошло бы во всех смыслах, ведь мы как телекомпания дорожили тобой и твоими очень дорогими проектами, а я лично дорожил твоим, как мне казалось, искренне добрым отношением ко мне. Выясняется, что я ошибался.

Скажу откровенно, я принял бы твою позицию как безукоризненную и поверил бы в то, что у тебя не было решительно никакого способа общения со мной, кроме как через газету «Коммерсант», если бы не видел тебя много раз утром, днем и вечером в коридорах редакции.

Я бы принял чистоту твоей позиции и поверил, что ты не можешь говорить со мной, потому что сорвал голос в спорах, если бы не увидел тебя в тот же вечер в прямом эфире «Антропологии», без всякого труда разговаривающим с нашими коллегами. И кстати, даже если ты действительно сорвал голос в спорах, значит споры до хрипоты у нас в НТВ были, что как-то облегчает мою авторитарную участь.