В прихожей меня нагнал Игорь Евгеньевич, который сказал, что погорячился в выражениях и что мне не нужно спешить с принятием решения. Я вернулся, и еще некоторое время мы пытались найти компромисс. В какой-то момент я сказал Гусинскому, что хотел бы «обозначить вешки», которые сформировали бы мою зону ответственности, но его эта фраза почему-то ужасно разозлила. По-моему, он отнес ее на свой счет, решив, что я хочу ограничить его зону полномочий. Он закричал, что ему не надо ставить никаких вешек и вопрос решается просто: или я соглашаюсь работать в заданных условиях, или могу быть свободен. Я повторил, что предпочитаю «быть свободен». «Прекрасно! – подытожил Владимир Александрович. – Надеюсь, вы понимаете (он демонстративно стал обращаться ко мне на «вы»), что в ваших интересах оставить этот разговор без комментариев, иначе мы в состоянии обеспечить вам неприятности! Завтра я сообщу, кому вы передадите должность главного редактора».
Разговор был окончен. Точнее, закончен был не только разговор. Для меня тогда закончилась жизнь! У меня не было возможности быстро найти новую работу, а сбережений на «черный день» накопить не удалось, все уходило на обслуживание кредитов, образование детей, здоровье родителей… Что со всем этим теперь делать, я совершенно не понимал. Я вообще мало что понимал в тот момент. Шагая по улочкам Кенсингтона по направлению к своей гостинице, я по телефону пересказывал Юльке подробности состоявшегося разговора, пытаясь ее как-то поддержать. Хотя на самом деле в поддержке нуждался я сам. Наверное, еще никогда в жизни я так не паниковал, к тому же к панике примешивались обида и мерзкое ощущение, что меня предали. Ведь всего несколько дней назад Малашенко, разговаривая со мной по телефону, разделял мою критику и поддерживал мои предложения! Я говорил себе, что уже давным-давно должен был почувствовать, что все изменилось: настроение акционеров, редакционная политика, финансирование проекта и отношение ко мне. И я ведь все это действительно чувствовал, но когда все случилось именно так, как случилось, и мне указали на дверь, еще и сопроводив это требованием помалкивать, я оказался не готов.
Вернувшись в гостиницу, я переоделся, поскольку промок под противным холодным дождем, и спустился в бар, где заказал себе двойной Jack Daniels. Видимо, выражение моего лица было очень красноречивым, потому что бармен, протягивая мне заказ, спросил, нет ли у меня неприятностей. Я ответил, что ничего особенного не произошло, просто я только что потерял работу. «Это случается», – философски заметил парень и тут же повторил мой заказ, справедливо рассудив, что одной порцией я сегодня не ограничусь. Так оно и вышло. Я сидел в баре до глубокой ночи, пил и звонил отныне уже бывшим коллегам, с которыми проработал бок о бок несколько последних лет. Они удивлялись новости, которую я им сообщал, и произносили слова поддержки, уверяя меня в том, что все будет хорошо. И я был им очень благодарен, потому что чувствовал себя ужасно одиноким – ведь единственный человек, который мог бы по-настоящему меня поддержать в той ситуации, ждал меня дома. Жена ждала не опровержения плохих новостей и не плана по выходу из возникшего кризиса, она просто ждала меня: побитого, униженного и не очень трезвого…
На следующий вечер, в указанный мне час, я снова направился к квартире Гусинского. Но меня встретили на улице. Владимир Александрович вместе с коллегами уже направлялся на ужин. Среди тех, кого я видел еще два дня назад, появились и новые лица – Алексей Венедиктов и Евгений Киселев, которому, как выяснилось, я и обязан был сдать дела. Я спросил Гусинского, сколько времени я должен буду проработать в эфире информационной программы «Сейчас в России» в качестве ведущего. «А нисколько, – ответил Гусинский. – Вы получите зарплату за два месяца, но в ваших услугах мы не нуждаемся уже с сегодняшнего дня».
Киселев стоял в паре метров от меня и Гусинского. Он глядел в нашу сторону и ошеломленно хлопал глазами. Евгений Алексеевич не должен был тогда прилетать в Лондон, потому что оставался в Москве и готовил очередной выпуск своей программы «Власть», посвященной предстоявшим в следующее воскресенье выборам в Государственную Думу. Ну и «третьему сроку Путина», конечно! Уже в Москве он сказал мне, что вызов в Лондон и новость о его назначении главным редактором российского отделения RTVi стали для него полной неожиданностью. Я ему верил – его слова, похоже, были правдой. «А что я должен у тебя принимать?» – спросил Киселев. «Да, в общем-то, ничего. Я за финансы никогда не отвечал, а вопросы содержания теперь решает Венедиктов», – ответил я и собрал сотрудников, которым сообщил о решении акционеров.
СМИ, естественно, обошли наши драматические события своим вниманием. Во-первых, на носу были выборы, а во-вторых, кадровые изменения в маленькой телекомпании с точки зрения новостей действительно выглядели незначительными. «Дружественные» «Эхо Москвы» и NEWSru.com сообщили о случившемся одной строкой, да еще «Радио «Свобода» и газета «Коммерсантъ» опубликовали небольшие материалы, которые легко умещались на одной страничке формата А4: «О причинах, заставивших журналиста оставить работу в телекомпании, ничего не сообщается. По предварительным данным, временно координировать работу московской редакции будет бывший главный редактор телеканала НТВ, автор программы «Власть» на RTVi журналист Евгений Киселев. Главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов заявил «Радио «Свобода», что сожалеет об уходе одного из ведущих специалистов». «Коммерсантъ» был чуть более подробным в изложении фактов: «Как стало известно «Ъ», главный редактор и ведущий новостей телекомпании «Эхо» Андрей Норкин с понедельника не работает на спутниковом канале RTVi, который вещает в основном за пределами России для русскоязычного населения. Телекомпания «Эхо», иногда совместно с радиостанцией «Эхо Москвы», выпускает новости «Сейчас в России» и другие общественно-политические форматы для RTVi. В субботу об увольнении господина Норкина сообщил один из владельцев RTVi Владимир Гусинский. Как заявил «Ъ» сам журналист, «официальная версия: в компании происходит реорганизация, и в связи с этим Андрей Норкин в телекомпании больше не работает и новости в эфире не ведет». Назвать причины, по которым с ним решили расстаться, господин Норкин отказался, сославшись на конфиденциальность разговора, но заверил, что «здесь нет никакой политики и никакой идеологии». По сведениям «Ъ», разногласия Андрея Норкина с Владимиром Гусинским действительно далеки от политики. Как рассказал «Ъ» источник, знакомый с ситуацией, план развития телекомпании «Эхо», предложенный Андреем Норкиным: расширение региональной сети и технологической базы, повышение зарплат сотрудников, – не нашел понимания у владельца RTVi. «Все дела и обязанности главного редактора телекомпании «Эхо» я передаю Евгению Киселеву. В течение двух месяцев, которые в RTVi мне обязались оплачивать, я буду подыскивать себе работу. И продолжу работу в эфире «Эха Москвы», – сказал господин Норкин».
Как всегда, я оказался слишком оптимистичным! Но с другой стороны, а что еще я мог тогда сказать? Что меня обманули? Что обманули, использовали и выкинули на улицу не только меня, но и многих других? Что изменили бы эти слова? Я все это расскажу чуть позже, когда остатки телекомпании «Эхо» ее владельцы будут расшвыривать в разные стороны, совершенно ничего и никого не стесняясь. Но в тот момент я ничего не мог и не хотел говорить. И не потому, что боялся. Просто было противно.
Так закончился мой роман с либеральной тусовкой, пытавшейся впихнуть меня в свое «прокрустово ложе». Сейчас это выглядит смешно, потому что лживый либерализм моих коллег, основанный на самом деле исключительно на беспокойстве о собственном финансовом благополучии, тогда был продемонстрирован во всей красе. «Кто не с нами, тот против нас!» Некоторые считают это выражение ложной дилеммой, но в моем случае все сработало именно так. Я не просто ушел с RTVi, я обрек себя на пребывание в вакууме, потому что снова стал «нерукопожатным» для господ либералов. Я посмел отвергнуть правила, навязываемые мне первыми лицами нашей политической оппозиции и их говорящими головами. За такое своеволие меня следовало демонстративно наказать. Ибо «свобода», «воля», «права» – все эти термины трактовались моими бывшими коллегами исключительно в свою пользу!
