Логичным финалом этого противостояния стал прямой конфликт. Мы с Юлей, напомню, занимавшей должность главного продюсера, привезли дизайнеров в будущую студию телекомпании «Эхо» на радио «Эхо Москвы». Президент «Эхо ТВ» Алексей Венедиктов начал пальцем показывать, где должны сидеть гости, где должны стоять камеры и т. д. Дизайнеры робко возражали, что сделать так, как хочет Алексей Алексеевич, невозможно по техническим причинам. Венедиктов начал злиться и требовать, чтобы все было выполнено именно так, а не иначе. И тут у Юльки сдали нервы. Когда мы ехали на эту встречу, она очень просила меня быть спокойным и не спорить с Лешей, но не сдержалась сама. После очередной гневной реплики Венедиктова она неожиданно вышла вперед, отвесила ему земной поклон и громко спросила: «Что еще царь-батюшка пожелает?» Девчонки-референты «Эха Москвы», приглашенные для ведения протокола беседы, так и прыснули со смеху, но тут же замолчали, ибо «царь-батюшка» побагровел столь отчетливо, что я испугался, не хватил ли Алексея Алексеевича инсульт.

Слава богу, со здоровьем Венедиктова ничего страшного не случилось, хотя построить студию на «Эхе Москвы» в полном соответствии с его пожеланиями, разумеется, не удалось. Но это уже не имело никакого значения – перехват управления был завершен. Давнее предсказание Павла Широва сбылось целиком и полностью, и «временно поставивший свою раскладушечку» Венедиктов вытеснил нас на улицу. Эфир RTVi начал наполняться телетрансляциями передач радиостанции. Стало меняться и содержание новостей, хотя, казалось бы, какие еще изменения могли происходить? Но они происходили. Нам пришлось приводить новости во все большее соответствие с содержанием «эховских» программ, чтобы избежать путаницы в сознании зрителей. У единого СМИ, каковым теперь стали телекомпания и радиостанция, не могли существовать две различные редакционные политики. А главной темой «Эха Москвы» уже прочно стал «третий срок Путина». До выборов президента оставался еще год, но в либеральной тусовке никто не сомневался, что Владимир Путин нарушит Конституцию и останется на посту главы государства. Этому были посвящены абсолютно все дискуссии в радиоэфире. Это стало и основным содержанием наших информационных выпусков.

Я приехал к Гусинскому и попросил отставки. Сказал, что больше не могу и не хочу работать с Венедиктовым, потому что не вижу в этом никакого смысла. Отставку мою шеф не принял. Сопроводив отказ очередной просьбой потерпеть, Владимир Александрович объявил Юле, что она выполнила свою функцию на телевидении и теперь может спокойно заниматься домашними делами. Это, конечно, не могло не быть связано с нашим сопротивлением Алексею Алексеевичу. Но Венедиктов не был бы Венедиктовым, если бы не придумал очередного фокуса и не оставил утопающим, то есть мне и Юльке, последнего шанса. Было очевидно, что нам ничего не оставалось, как уходить, но Гусинский внезапно попросил нас… помочь «Эху Москвы». Просьба означала работу в эфире радиостанции, оказавшейся в непростой кадровой и финансовой ситуации.

Какой кадровый голод обрушился на «Эхо Москвы», нам не разъяснили, а фраза про непростую финансовую ситуацию означала лишь то, что работать в радиоэфире мы должны были бесплатно. Почему мы согласились? Не знаю. Сегодня я не могу ответить на этот вопрос. Я уже несколько месяцев приезжал на работу в состоянии, которое описывается словами «ноги не несут». Я пересиливал себя, отправляясь каждый день на «Эхо ТВ». Юлька чувствовала себя точно так же. Возможно, появление в эфире на радио казалось нам последним шансом работать в буквальном смысле вместе. В телекомпании нас уже развели в разные стороны. И почему-то мне кажется, что многие наши, так сказать, коллеги были бы не прочь развести нас и вне работы. Поэтому мы стиснули зубы, сжали кулаки и начали выходить в эфир с программой «Дневной разворот». Раз в неделю. Это произошло уже в самом конце 2006 года. А в самом начале 2007-го получилось так, что наша «как бы» помощь «Эху Москвы» стала реальной. Произошло это из-за смерти Андрея Черкизова, который вел на радио еженедельную программу под названием «Кухня Андрея Черкизова». Час воскресного эфира оказался пустым, и тогда мы с Юлькой по просьбе Венедиктова заняли и его. Венедиктов не стал делать кальку с программы Андрея, а возродил один из прежних проектов «Эха», «Одну семью времен Владимира Путина». Вот эти встречи с простыми жителями Москвы мы с Юлькой и стали проводить на «Кухне Андрея Черкизова». И делали это почти год, до момента моего увольнения.

Должен сказать, что если над предложением вообще работать в эфире «Эха Москвы» мы еще как-то думали, то просьбу продолжить программу Андрея, пусть и в измененном виде, приняли сразу. Потому что нам казалось справедливым то, что его имя продолжит появляться в эфире «Эха». Даже заставка программы осталась прежней: было слышно, как некий мужчина смачно выпускает сигаретный дым, а потом прихлебывает из чашки то ли чай, то ли кофе. И ни у кого не возникало никаких сомнений, что это делал Андрей Черкизов.

Радиоэфир тоже требует подготовки

Он был удивительным человеком, ярким, страстным и глубоко несчастным. Вся его жизнь, хотя я близко общался с Черкизовым только в его последние годы, была сплошным эпатажем. Это могло выражаться во внешнем виде – Андрей мог ходить в своей засаленной жилетке и шортах до глубокой осени. Это могло выражаться в его бравировании собственными сексуальными пристрастиями, в чрезмерном увлечении алкоголем и сигаретами, да в чем угодно! Однажды, когда мы большой компанией приехали в Израиль, Черкизов остановился отдельно от нас. Он арендовал машину и периодически присоединялся к общим собраниям, проводя остальное время по своему плану. И вот мы все стояли на углу гостиницы Dan и ждали Андрея, которого все не было и не было. В какой-то момент наше внимание привлек трехэтажный мат, раздававшийся из автомобиля, медленно приближавшегося к отелю по встречной полосе! Оказалось, что Черкизов немного запутался в дорожных знаках, проскочил въезд на парковку перед гостиницей и вырулил совсем на другую дорожку. Что его, впрочем, не смутило. Высунувшись из окна, он уверенно, я бы сказал, безапелляционно выговаривал всем остальным водителям, что он о них думает. Те настолько терялись, что старались как можно быстрее прижаться к бордюру и пропустить этого страшного бородатого человека, почему-то не признающего никаких правил дорожного движения.

В последние годы жизни Андрей выглядел очень уставшим. Он ведь умер в пятьдесят два, хотя всегда казался намного старше своего возраста. Причиной смерти стал инфаркт, что, к сожалению, было вполне логичным при его образе жизни. Мне иногда казалось, что единственная вещь, которая Черкизова никогда не интересовала, – это его собственное здоровье. Вот работа его интересовала. Беспокоила и мучила. Он устал от отсутствия перемен в своей работе, так я думаю сейчас. И не могу избавиться от чувства вины.

Много лет делая для «Эха Москвы» злободневную «Реплику», после создания «Эхо ТВ» Андрей стал записывать для нас и телевизионную версию этой короткой программы. Но короткая – не значит простая. В какой-то момент Черкизов начал откровенно халтурить. В его «Реплике» уже не было самого Черкизова, его авторского мнения. Он долго пересказывал содержание той или иной новости, и лишь в конце скупо обозначал свою позицию. Я несколько раз просил Андрея обратить на это внимание. Он вяло соглашался, но потом все повторялось снова. Я вынужден был обратиться к Венедиктову, потому что Андрей оставался его сотрудником, хотя ответственность за качество телепрограммы нес я. Венедиктов снял Андрея с эфира. И сегодня я не могу не думать о том, как Черкизов перенес это решение. Возможно, его-то он и не перенес?

Андрей очень хотел уехать в Израиль. Он неоднократно просил Гусинского найти возможность предоставить ему работу в местном бюро RTVi. Гусинский такой возможности не видел. Тогда Андрей стал просить Березовского сделать его корреспондентом «Коммерсанта» в Израиле. Березовский тоже отказал. Так все и закончилось… На похороны Андрея мы не поехали, помянув его дома. Я не хотел слушать лицемерные разглагольствования некоторых коллег, которые ранее объясняли нам с Юлькой, какую ошибку мы совершили, пригласив Черкизова к себе домой, на празднование Юлькиного дня рождения. Они, видите ли, таких людей, как Черкизов, никогда бы не пригласили! А Андрей тогда, естественно, остался у нас ночевать, долго и тщетно пытался выгнать из-под кровати одного из наших котов, ночью выпил весь алкоголь, который еще оставался в доме, а утро провел в беседах с моим отцом, очаровав его своим парадоксальным сочетанием хамства и интеллигентности, сочетанием, присущим только Андрею Черкизову…