– Нет, Тор, – трикстер упирается в грудь, отталкивая старшего, – ты что... здесь... нельзя! Это же... улица!

– Чего тебе стесняться? – полушутливо выговаривает Тор, тянется к магу и... натыкается на плотно, почти истерично, сжатые губы, и понимает вдруг, что именно ляпнул.

То, как понял это младший...

А трикстер вдруг как-то безумно улыбается и резко переворачивается на живот, одновременно сдергивая с себя штаны. Приподнимает таз, подставляясь и хрипло, горько шепчет:

– Ты прав... мне, – это слово он выделяет, – уже нечего стесняться. Таким, как я... – голос у мага перехватывает, – давай Тор, трахни меня! Так, как тебе хочется.

Бог Грома осторожно обнимает брата, переворачивает его на спину, устраивает на коленях, поправляя одежду, и просит:

– Не надо так, Локи... Пожалуйста. Ты же знаешь, что я...

– Ты хочешь... – тихо говорит маг, – и я должен... тебе. Ты можешь делать, что захочешь, Тор.

Бог Грома тяжело сглатывает, отчаянно закусывая губу. Слова брата такие... провоцирующие, дозволяющие... И тонкое гибкое тело, прижатое к груди. Так доверчиво...

...и именно поэтому Тор наклоняется к лицу младшего и целомудренно целует в лоб.

– Ты ничего мне не должен, – голос предательски подрагивает, по позвоночнику идет дрожь от сдерживаемого возбуждения, – я никогда не сделаю ничего, против твоей воли. Слышишь?

Локи прикрывает глаза, пытаясь выгнать из головы жуткий образ окровавленного мертвого лица старшего... и обхватив громовержца за шею целует. Наверное, резко, чуть неуклюже... Но Тор будто срывается с цепи. Трикстер чувствует его отчаянное, почти безумное желание... и в теле жидким огнем расползается ответное возбуждение.

Горячие ладони, бродящие по телу, ласкающие открытую кожу... Маг слепо поддается этим рукам, льнет доверчиво, прогибается в спине, прижимаясь еще ближе...

...и задушено всхлипывает, когда Тор обхватывает губами ареолу соска. Горячий язык ласкает, распаляет холодную кожу... И трикстер вцепляясь дрожащими пальцами в плечи старшего – отдается ощущениям.

Нежная холодная кожа под ладонями, сбитое дыхание... Каждую ласку младший принимает так, будто это что-то запредельное... не реальное. И от этого больно и стыдно.

Не видел, не понимал, как нужны эти прикосновения брату...

Губы скользят по темному овалу...

Бог Грома мягко сжимает набухшую горошину соска зубами, чуть натягивая нежную кожу, и тут же отпускает, дуя на чуть припухшую ареолу. И Локи выгибается, хрипло дыша. Сжимает ладонь громовержца в своей, и тот чувствует нервную дрожь, расходящуюся по всему телу трикстера.

– Говори мне... – Тор обводит языком напрягшийся комочек на другой стороне груди мага, – если что-то не так...

Но Локи молчит. Только подается к Богу Грома, тяжело дыша.

По виску катится капелька пота и Тор сцеловывает ее, нежно проводя по холодной коже губами.

Внезапно Локи с силой отталкивает его, и оказывается сверху, перекидывает ногу через бедра старшего, чуть трется, заставляя сдавленно застонать от ощущения соприкосновения, пусть и через несколько слоев одежды.

А потом почти ложится на грудь Бога Грома, прижимается губами к шее и начинает ритмично двигаться, круговыми мягкими движениями. И Тор неосознанно опускает ладони на бедра младшего, чуть сжимает, чувствуя холод гладкой кожи через тонкую ткань. И это почти лишает разума. Будто он уже...

– Ты горячий... – невнятно шепчет трикстер, хрипло дыша куда-то в ключицу Бога Грома, – такой теплый... нежный... и только для меня. За что, Тор? – холодные губы проходятся по плечу, шее, невесомо касаются щеки... отнимают способность мыслить здраво, – из-за моего тела? Ты ведь... мог взять его давно. Я бы позволил, ты это знал, я уверен... Но ты так... – тонкие ледяные пальцы зарываются в волосы, ласкают... – так трепетно относишься ко мне... не позволяешь даже лишних прикосновений... А ведь мог бы просто... трахнуть. В любой момент. Не заботясь о моих... желаниях. Так за что, брат? – вопрос повисает в воздухе, чем-то почти осязаемым. Тяжелым...

...и маг отстраняется, замирая. Вглядывается в глаза...

Тор видит его расширенные зрачки, лопнувшие сосудики в уголках... слипшиеся стрелками ресницы, черные синяки, придающие взгляду еще большую глубину...

– Я никогда не смогу причинить тебе боль, Локи, – задыхаясь от почти неконтролируемого желания, выговаривает громовержец, расцепляя пальцы, сжимающие ягодицы младшего, – все будет только так, как захочешь ты. И никак иначе.

– Думаешь, что любишь меня... – с каким-то тихим безумием тянет маг, – и это... так... – он запинается, подбирая слова, – если бы я попросил сейчас твое сердце – ты бы отдал. – Лофт не спрашивает, он утверждает, – ты бы сам вскрыл свою грудь, чтобы я смог достать его.

Тонкая ладонь ложится ровно напротив сердца, на тот самый едва заметный отпечаток.

А Тор молчит, не в силах сказать ни слова. Больше всего сейчас хочется обхватить хрупкое тело, подмять под себя, вжать в траву...

– Бьется для меня... – голос младшего едва слышен, – так... громко... Мое... не может так. Не умеет. Я не слышу его. Может... ты услышишь? – Локи прижимает ладонь громовержца к своей груди и снова наклоняется совсем близко, – чувствуешь? – почти умоляюще.

Бог Грома сдвигает руку левей, чуть вдавливает... и замирает, чтобы почувствовать глухие заполошные удары. Обнимает другой рукой младшего за талию, притягивает его к себе и шепчет на ухо:

– Я чувствую, Локи. Оно бьется. И ты услышишь. Смотри:

Он прикладывает ладонь младшего к его сердцу, накрывает своей, и прижимает.

– Вот так... сейчас чувствуешь?

– Нет, ты не понял... – горько выдыхает трикстер, – любовь... ты слышишь ее там?

Тор целует потрескавшиеся губы и так же тихо отвечает:

– Конечно, слышу, брат. Ты можешь не сомневаться.

И маг вдруг улыбается. Неуверенно, но так... по-старому. Будто на секунду возвращается тот Локи, который смешно отряхивал прилипшие к лицу волосы от воды...

А потом он кладет ладони на бока громовержца, склоняется к животу, целует солнечное сплетение, спускается ниже... Пальцы резко дергают шнурок, стягивающий пояс и прохладные губы касаются болезненно возбужденного члена. Язык почти невесомо скользит по головке... и Тор стонет от предвкушения сладкой муки. Хочется одновременно и остановить брата, потому что... он не должен так... унижаться? Но... мягкая влажность рта младшего сводит с ума. А когда трикстер подается вперед и заглатывает полностью, так, что громовержец чувствует упругую слизистую горла – мысли исчезают. И единственное, что может контролировать сейчас Бог Грома – это свои руки, вцепившиеся в бедра, чтобы не дать себе толкнуться в этот умопомрачительный влажный рот...