– Думаю, мы отложим разбирательство на неделю, если ты хочешь, – добродушно улыбаясь, отвечает Всеотец, – а теперь, иди. Ты отправляешься сейчас же.
***
Переговоры проходят донельзя скучно. В общем-то, как и любая дипломатическая миссия. Ваны долго ломаются, не желая признавать заслуг Асгарда в пресечении разрушений. Называют Локи попеременно то чудовищем, то предателем, то ублюдком...
Слушая это, Тор едва сдерживает себя. Ему хочется вскочить из-за низкого церемониального стола и закончить, наконец, весь этот фарс. Но он только вежливо улыбается, приводя все новые и новые аргументы в пользу позиций Асгарда. Доказывает, что если бы не отвага асов – Ванахейм давно пал бы, разрушенный Черным Легионом с Богом Безумия во главе.
И вспоминает тоскливые зеленые глаза, когда младший протягивал Тору тонкие запястья, чтобы он защелкнул на них наручники...
Несколько раз вместе с ним в переговорную приходит Фригг. Она тоже приводит какие-то доводы, рассказывает о возможности совместной военной кампании против ослабленного Йотунхейма, с последующим разделом территорий...
И наконец, все приходят к соглашению. В подчинение Асгарду на время переходит часть ванахеймских рабов, а так же некоторые финансовые средства.
Напоследок, Тору задают вопрос о способе наказания и казни Локи. И тут же спрашивают о возможности присутствия на суде законного представителя Ванахейма.
Бог Грома проглатывает ругательства, скопившиеся на языке, и обещает обсудить этот вопрос со Всеотцом.
Сейчас ему больше всего хочется просто увидеть младшего. Поцеловать тонкие губы, прижать к груди хрупкое тело и просить о прощении... За все сказанные за эту неделю слова.
Церемонное прощание – и вспышка телепортации. Тор успевает подумать о том, что, кажется, он забыл в комнате для гостей книгу, прихваченную из библиотеки...
***
Асгард встречает унылыми видами пожарищ и разрушенных домов. Мелькает мысль, что все это – сотворил его младший брат. Но... ведь это именно Тор вернул его к жизни. Он виноват. Где-то просчитался, не учел все возможные исходы... Мало литературы прочел...
Бог Грома качает головой и оборачивается, чтобы подождать мать.
Последнее время Фригг подавленно молчит. Замедленно отвечает на вопросы и часто просит оставить ее одну. Тору тяжело находиться рядом с ней. Он чувствует, как раздражение темными волнами поднимается в груди, когда слышит, как Верховная Богиня с нескрываемым ужасом рассказывает сопровождающей служанке из ванов, что пытался «сотворить» Локи с ее мужем и сыном.
Еще бы!
Бог Грома зло подгоняет своего коня.
Локи имел полное право на все эти разрушения... Мысль назойливо ворочается в мозгу.
После всего, что Один сделал с трикстером... Как унизил... Продал Бюлейсту, а потом приковал к позорному столбу...
А теперь его младший брат снова закован в цепи, и кто знает, жив ли еще. То состояние, в котором Тор оставил мага... Вскрывшиеся старые шрамы, кровоточащие татуировки и боль.
Вся жизнь Бога Безумия – буквально пропитана этой незаслуженной болью.
Если бы Тор только мог что-то сделать, чтобы облегчить это... Помочь забыть и Бюлейста и Хельхейм... И все те ужасы, на которые толкала трикстера эта безумная жажда смерти...
Тор останавливает коня у ворот города, легко спрыгивает на землю, помогает спуститься матери...
Огромные створки плавно раскрываются, впуская их в столицу.
Бог Грома едва ли не бегом проходит через Главный Вход, через вестибюль... Воины привычно отдают честь, едва он проходит мимо. Это порядком раздражает. Особенно стук копий об пол...
Наконец, главный коридор – и громовержец, уже в который раз толкает тяжелую дверь в покои отца.
После подробного доклада о переговорах, Один довольно улыбается и называет Тора «сынок». Это невероятно выводит из себя. Но Бог Грома только весело улыбается и обещает, что обязательно придет вечером на празднование окончания войны и успешного заключения договора с Ванахеймом.
Всеотец еще что-то рассказывает о процессе восстановления города, поддерживает инициативу раздела йотунхеймских территорий...
Наконец, Тору удается закруглить беседу.
Верховный Бог жмет ему руку и велит отдохнуть до вечера.
Громовержец кланяется и, выдавив из себя последнюю улыбку, почти выбегает за дверь. Все. Теперь он свободен. И может, наконец, увидеть брата.
Лестница в подземную тюрьму длинная. Ступени стершиеся, влажные от испарины, выступающей на пористом сером камне. На стенах – пара тусклых факелов...
Спуск кажется бесконечным. Сердце глухо стучит. И Богу Грома вдруг кажется, что случилось что-то непоправимое. Что-то страшное... Какое-то дурное предчувствие сворачивается клубком в груди...
Камеры, камеры... Пустые и нет... И вот, наконец, самая дальняя дверь, обитая позеленевшим от времени металлом. Тор отлично знает, что это железо экранирует магию. В детстве, Один как-то устроил своим сыновьям экскурсию по подземелью. И как раз около этой камеры у Локи носом пошла кровь.
У двери двое стражников. Судя по знакам на броне – офицеры.
Хотя, в общем, плевать.
Бог Грома намеревается повернуть замок собственным ключом, как вдруг один из воинов заявляет:
– Нам не велено никого пускать в эту камеру. Приказ Всеотца.
Тор чувствует, как рот искривляется в злой улыбке. Такой же, как у младшего брата...
– Думаю, что если сейчас вы не пропустите меня, последствия будут гораздо более серьезными, чем, если вы поступите иначе. Выбирайте. Я могу сообщить Одину, что один из вас, к примеру, отлучился с поста.
Офицер молча отодвигается от двери, освобождая проход.
Тор толкает дверь и замирает, чувствуя, как сбиваясь с ритма, куда-то вниз ухает сердце...
Тьму разгоняет тусклый болезненный свет факела, кое-как прилепленного к выступу. Но и в этом скупом освещении – виден весь ужас произошедшего. Кровь повсюду. На стенах, на полу... А в углу, в темной, уже чуть подсохшей луже лежит его брат. В какой-то странной неестественной позе, подогнув правую руку...
Бог Грома с грохотом захлопывает дверь и кидается к неподвижному телу.
Падает на колени и в нерешительности останавливается. До младшего страшно дотронуться. На спине, которую видит Тор, нет живого места. Такое ощущение, что мага хлестали плетью несколько часов подряд...
