Бог Грома обнимает младшего, подтягивает его за плечи, удобней укладывая на своих коленях и вытирает испарину, покрывшую бледное лицо мага. Он не уверен, что Локи понимает сейчас хоть что-нибудь. Зеленые глаза с красными зрачками широко раскрытые, невидяще смотрят куда-то вверх. Тонкие пальцы медленно сжимаются и разжимаются, по ним течет кровь, потому что наручники будто растворяют кожу...

– Ты обещал, – вдруг резко дергаясь, хрипло выговаривает Локи, заставляя громовержца вздрогнуть, – обещал мне... Еще тогда...

Тор осторожно дотрагивается до щеки брата, гладит влажную кожу, пытаясь успокоить. И спрашивает, заглядывая в лихорадочно блестящие глаза:

– Что обещал?

– Что не уйдешь... Ты забыл... Почему, Тор? – жутковатые глаза вмиг наполняются слезами.

– Нет, Локи. Я помню. Я ведь рядом сейчас. Я не уйду, слышишь? Не надо плакать. Брат, не надо...

Но трикстер уже не слышит. Он всхлипывает, прижимая окровавленные ладони к лицу. Это уже пятая истерика за то время, что они провели здесь... Бесконтрольная, отдающая безумием...

А трикстер вскрикивает, прижимая обе руки к сердцу. Из-под тонких пальцев, расплываясь уродливым пятном на светло-зеленой рубашке, течет ярко-алая кровь...

Страх пронзает Бога Грома, будто один из кинжалов младшего. Тор резко разводит руки трикстера в стороны, отрывая от груди.

Лофт уже буквально кричит. Дергается, пытаясь сжаться в комок...

Громовержец, сжав зубы, поднимает рубашку, обнажая светлую кожу. И едва не вскрикивает: клеймо превратилось в открытую жуткую рану, с рваными краями. А заодно вскрылись и почти все шрамы, имеющиеся на теле трикстера... Пальцы судорожно перебираются на спину брата, туда, к пояснице... Кожа разорвана, ткань пропиталась кровью... И Тор чувствует, как там холодно и липко.

– Локи, я должен снять наручники! Ты истечешь кровью!

Маг вздрагивает, пытаясь вывернуться и хрипит:

– Не... смей! Не... не надо! Так лучше... Чем я слабее, тем... лучше...

– Ты же умрешь! – выкрикивает Тор.

Но трикстер мертвой хваткой вцепляется в его запястья, едва не дробя кости. И Бог Грома внезапно осознает, что Локи до сих пор сильнее его. И в любой момент мог...

– Нет... – шепчет вдруг младший, – я бы никогда... Тор, я никогда бы не сделал тебе ничего... Эти силы скоро уйдут... Вместе с кровью...

– Я... – громовержец сглатывает слезы, – знаю, Локи. Я знаю.

И вдруг со скрипом распахивается тяжелая, обитая железом дверь, заставляя трикстера истерично дернуться, пряча лицо в живот брата. Тор чувствует спазмы, выкручивающее хрупкое тело. Чувствует все острые углы выпирающих косточек...

На пороге стоит один из советников Всеотца.

«Недобитый», – с отвращением думает Тор, запуская пальцы во влажные от крови волосы младшего. Ему плевать что подумает этот престарелый чиновник. Насколько Тор помнил, именно он зачитывал приговор, тогда, на площади...

– Всеотец прибыл! Он требует тебя к себе, наследник, – с пафосом выговаривает пришедший, – немедленно.

– Я приду, – бросает Бог Грома, – передай Одину, что я буду через пару минут.

Естественно, этот заплывший жиром чиновник боится спросить у громовержца, что у него на коленях делает самый опасный преступник Девяти миров. И естественно, Тор не собирается ничего комментировать. Сейчас хочется одного – выдернуть из-за пояса кинжал брата – и метнуть его в горло чиновника. Туда, под тройной подбородок...

Локи вдруг напрягается, и громовержец ощущает, как младший сильнее вжимается в него.

Тор мягко обнимает брата за плечи и перекладывает на пол, стараясь не задеть открывшиеся раны.

– Я должен пойти туда, брат. Нужно поговорить с Одином. Разобраться... со всем.

В ответ громовержец слышит только напряженное хриплое дыхание. Тонкие пальцы скребут пол, стирая кожу на подушечках в кровь.

Бог Грома целует мага в лоб и шепчет:

– Я буду приходить, Локи.

– Да, – бесцветно отвечает трикстер и отворачивается к обшарпанной стене. Он почему-то знает: Тор не вернется...

***

В покоях Всеотца уже успели навести относительный порядок. Стерли кровь, убрали разломанную мебель...

Один сидел в своем обычном кресле у окна. Фригг в комнате не было. Скорее всего, подумалось Тору, она осталась в Ванахейме. И будет оставаться там до того момента, как здесь не решатся все проблемы.

– Поздравляю, сын, – улыбается Верховный Бог, вставая на ноги, – Асгард спасен благодаря тебе. Позволь спросить, как тебе удалось заковать предателя в цепи?

Тор буквально передергивает от этого дружелюбного тона.

– Позволь задать встречный вопрос, отец. Откуда на моем молоте появились руны подчинения?

Вопрос явно застает Одина врасплох. В его взгляде мелькает целая гамма противоречивых чувств... Но, наконец, совладав с собой, он спокойно произносит:

– Эти руны были поставлены нами для защиты. Чтобы Локи не смог воздействовать на твой разум своей магией.

– Интересный расклад... – с издевкой тянет Тор, – а почему мне об этом не сказали?

– Тогда бы магия не подействовала, – заготовлено отвечает Один.

Тор насмешливо хмыкает и кивает головой. Естественно, правды отец ему не скажет, Бог Грома уверен в этом. Ну, а раз так...

– Хорошо, я благодарен тебе, отец, – громовержец вежливо улыбается, – зачем ты звал меня?

– Я бы хотел, Тор, чтобы ты отправился в Ванахейм и забрал мать. С ванами у нас временное перемирие, я заключил его перед лицом опасности вторжения, но сам понимаешь, этот мир шаток. Но я желаю выжать из него все, что только возможно. Мы можем договориться с ними о помощи в восстановлении Асгарда и финансовой помощи. Естественно, ты скажешь, что Локи заключен под стражу и мы спасли их мир от разрушения. Думаю, это займет у тебя не больше, чем неделю.

Бог Грома только кивает. В данном случае противиться воле отца опасно. Единственное, что волнует – судьба брата. Тор отчетливо помнит, как обещал младшему не оставлять его одного... И от этого на душе становится муторно и пусто, будто он совершает предательство, подчиняясь воле Одина...

– Что будет с Локи? – стараясь, чтобы голос не выдал, ровно спрашивает громовержец, – могу я надеяться, что по возвращении застану его живым?