Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Моргнешь еще раз — и город словно вымер, поглощённый страхом и отчаянием. Чума убивает его население. Только несколько огоньков светится в ночи — даже Императорский дворец погружён во тьму и заброшен, а те, кто еще жив в своих домах, ждут, когда же Призрак Чумы покинет, наконец, город. Но убийцу не запугать простой болезнью, и он рыщет по пустым улицам, зная, что никто не придёт в ответ на крики соседей.

Убийца смотрит на тусклый проблеск изначального города через тени того, что пришло потом. Он видит залитую солнцем деревню на берегу широкой и быстрой реки. Смотрит, как деревенские жители бегут встречать возвращающуюся из леса группу воинов. Его взор устремляется к высокой фигуре во главе охотников, к гордому вождю варваров с волосами, подобными солнечному свету и с большим гномьим боевым молотом. Убийца был тогда намного моложе, его магические способности были более примитивными и не так хорошо ему подчинялись, но даже тогда он смог почувствовать невидимый светлый нимб вокруг варвара. Убийца взрыкнул про себя, обеспокоенный наличием этого света, и скользнул обратно в успокаивающую темноту леса. Снова и снова, в течение столетий, он делал всё, чтобы потомки племени Зигмара заплатили за тот позорный страх, что он впервые в жизни испытал в тот день.

Он качает тяжёлой головой, рассеивая эти видения, и снова меняет спектр зрения. Теперь его взгляду предстают нити судеб бесчисленных человеческих жизней, переплетенных на лице города, образующих яркие и путанные цветные образы. Многие такие нити связаны друг с другом, и одна, истонченная, уже готова порваться; существо, которому она принадлежит, сейчас истекает кровью в аллеях внизу. Убийца исследует образы тускло светящихся нитей, ища короткие и тонкие нити тех, кто не подозревает о своём скором конце, тех, кто станет его жертвами. Некоторые из нитей судьбы многообещающе вели к величественным формам императорского дворца — убийца всегда считал кровь аристократов неким редким пикантным лакомством, но другая интригующая возможность вела мимо центра к академическому кварталу, представляющему собой беспорядочный лабиринт из книжных магазинов, библиотек и старых, пыльных домов мудрецов, группирующихся вокруг Университета.

Убийца исследует эту нить судьбы; его морда дергается в предвкушении сильного запаха жизни на другом конце нити. Его пасть наполняется горячей слюной, она стекает с его челюстей; новая задача будет сложной. Он только что начал охоту. Новая добыча на знакомой территории. Альтдорф — это его старые, очень старые охотничьи угодья, но каждое столетие, или около того, когда убийца оказывается в городе, он предлагает ему что-то новое.

Задрав морду, убийца воет, вознося молитву своей небесной покровительнице — луне. Моррслиб — вторая луна Старого Света.

Кровавая луна.

Луна убийц.

Луна Хаоса.

ЗАВАНТ КЁННИГЕР проснулся. Во рту чувствовался сильный омерзительный привкус, и он потянулся за стаканом красного вина, что держал около кровати. Обнаружив, что тот пуст, он выругался. Настоянное на определённых травах рейкландское вино было весьма эффективным снотворным: прогоняя сны, охотившиеся за ним по ночам, подобным этой, когда луна Хаоса набирала силу. Он сел. Прохладный ночной ветер освежил его вспотевшее лицо. Бросив взгляд на улицу, он с лёгким раздражением отметил, что его чересчур суеверный слуга повесил амулет, охраняющий от чар луны, прямо над окном. Сама Моррслиб висела высоко в небе, окутывая город своим зловещим светом. Спальня Кённигера была залита этим странным, вязким и прозрачным сиянием. Глаза заболели, реагируя на этот потусторонний свет. В комнате не было зеркала, но Кённигер знал, что в темноте его глаза тускло, но все-таки заметно, отсвечивали красным. Работой всей его жизни было противостояние Хаосу, но в ночи, подобные этой, он остро чувствовал побочные эффекты многочисленных опытов с небольшими дозами варпсодержащих субстанций, которыми он пропитался, пытаясь понять природу своего врага.

Кённигер смотрел сквозь открытое окно на город. Его память преследовало полузабытое слабое воспоминание о каком-то предчувствии, возникшем за минуту до пробуждения. Он закрыл глаза и сконцентрировался. Его взору предстали сверкающие зубы, рвущие податливую плоть, острые когти, высекающие искры из каменных плит. Он распахнул глаза. Ничего. Только мерцающий красный диск Моррслиб ухмылялся в небе.

Там что-то есть, подумал он, что-то пробралось сюда и крадётся по моему городу.

Он дёрнул за шнурок около кровати, сбросил одеяло и стал искать одежду, что лежала поблизости. Через некоторое время он услышал доносящиеся снизу шаги и бормотание Видо — его слуги, поднимающегося по лестнице на звон колокольчика. Кённигер перестал улыбаться. Несмотря на то, что у слуги когда-то была репутация самого незаметного карманника в Империи, полурослик при желании мог заглушить взрыв ракеты, особенно когда хотел донести до окружающих своё недовольство подъёмом среди ночи.

Видо открыл дверь, и свет от свечи в его руке усилил боль в глазах детектива-ученого, заставив того вздрогнуть от причинённого неудобства.

— Звали? — буркнул Видо своим лучшим тоном недовольного слуги.

— Боюсь, что в скором времени, ещё до восхода солнца, наши услуги будут востребованы. Подготовь мое придворное платье, выбей пыль из своей ливреи, что ты так ненавидишь, и надень её. Мы оба должны хорошо выглядеть, когда прибудет посыльный из Императорского дворца.

ВИДО БЫЛ НЕДОВОЛЕН. Ему не доставляло удовольствия быть на ногах в столь ранний час. Ему было крайне неприятно находиться в вонючем переулке, который совсем недавно какой-то запоздалый гуляка, возвращавшийся домой после кутежа на улице Тысячи Таверн, использовал для оправки своих нужд. Тот факт, что Видо ещё не ел, вряд ли радовал бы его в обычном состоянии, но вид изуродованного трупа в конце переулка вызывал тошноту и напрочь отбивал все мысли о еде. Ему было крайне неприятно находится среди такого количества членов Городского Дозора, несмотря на то, что их кордон с дубинками наготове сдерживал натиск возбуждённой толпы, которая по обыкновению хотела принять непосредственное участие в любом необычном событии на улицах столицы. Но больше всего его раздражала эта обезьянья ливрея слуги, что Кённигер заставил его одеть. В сотый раз он дёрнул жёсткий стоячий воротничок, который постоянно врезался ему в шею. Завант Кённигер, погруженный в беседу с закутанной в темной плащ фигурой, стоящей на коленях около трупа, конечно же, не обратил внимания на недовольство своего слуги.

— Вы знаете, герр Кённигер, говорят, что личность убийцы можно установить, заглянув в глаза трупа, потому что последнее, что они видели — лицо убийцы — навсегда отпечатывается на сетчатке, — стоявший на коленях охотник за ведьмами посмотрел на Кённигера, ожидая его ответа.

Тот встретил взгляд худощавого охотника за ведьмами, не уклонившись от брошенного ему вызова.

— Да, я тоже слышал что-то подобное. Я также слышал теорию о том, что в криминалистике можно создать систему опознания на основе линий и отметок на коже на кончиках пальцев. Такие следы злоумышленники оставляют на каждом месте преступления. Если бы эти фантастические представления были правдой, то наша с вами работа, герр ван Зандт, была бы намного легче. Не думаю, что вашу идею можно проверить сейчас — ведь убийца постарался удалить не только большую часть лица, но и оба глаза.

Видо приходилось в свое время встречаться с охотниками за ведьмами, которые делали разные необычные вещи. Он видел, как они с пеной у рта яростно вели праведную войну против ереси. Видел, как они бичами сдирали кожу у себя со спины, чтобы очиститься духовно. Помнил, как они плакали и скрежетали зубами в страшном отчаянии, когда еретики один за другим признавали свою вину. Он даже видел раз, как один охотник за ведьмами проявил милосердие и позволил придушить обвинённого, прежде чем отправить того на костёр. Но этот — Мариус ван Зандт, охотник за ведьмами его Императорского величества, Благословенный Зигмаром — делал то, чего ни разу не делали его коллеги на памяти Видо. Он улыбался. Не той тонкой улыбкой, что часто мелькали на лицах охотников за ведьмами во время пыток подозреваемых в преступлениях. Нет, по его лицу, до самых глаз, расплылась самая искренняя дружелюбная улыбка.

906
{"b":"550758","o":1}