— Её сила — редкий дар. — Он изящно прикрыл рот и прошептал: — Подозреваю, где-то, в этом коктейле есть немного и огрской крови… Да, дорогая Алома, — добавил он уже громче. — Старовата уже, конечно, но до сих пор двоих за пояс заткнёт… И, на случай, если тебе вздумается выкинуть что-нибудь этакое, своей здоровой рукой он переломит тебе хребет, как сухую ветку.
— Угу. Уже передумал.
— До ранения она была красива.
— Да неужели?
Улыбка Эладриэля дрогнула.
— На самом деле не очень. Но полезна. А теперь, господин игрок, уверен, ты спрашиваешь себя, зачем я пригласил тебя сюда.
С огромным трудом я заставил себя сделать шаг от стола.
— Давай к делу, Эладриэль. Что в бутыльке?
— Бутылёк? — с невинным выражением лица спросил он. — Какой бутылёк? Алома, о чём это он?
Женщина закудахтала, будто забившийся водосток.
— Какк-кой бутсс-ылёк? — невнятно проговорила она.
— О, как смешно! — выпалил я. — Вы такой прекрасный дуэт.
Улыбающийся Эладриэль спокойно кивнул.
— Кажется, ты и так знаешь, что в нём. Чувствуешь? Он манит тебя? Неужели не ощущаешь, что чего-то не хватает?
Алома сдавленно хихикнула. Я приготовился, но страшился того, что он скажет.
— В нём ты, Сэм, — с напускным равнодушием сказал эльф. — То, что осталось. А теперь, слушай внимательно. Пузырёк запечатан. Ещё я наложил на него одно из своих боевых заклятий, ауру неразрушимости. Знаешь, что это означает? Стекло, из которого он изготовлен, невозможно разбить; оно отразит любой удар. Видишь ли, только мне под силу открыть его, выпустить тебя и снова сделать целым. В любой момент. Если, конечно, захочу.
Потом, ничего не помню.
Очнулся я на полу. Во лбу пульсировала боль, должно быть, падая, зацепил головой стол.
— Стоит лишь пальцем щёлкнуть, — мягко сказал эльф. — Ловко, да?
Я попытался сдержать дрожь в голосе.
— Чего ты хочешь, Эладриэль?
— Могу сказать, чего я не хочу. Например, тратить силы на хранение половинки ума, который, если уж на то пошло, довольно легковесен. Знаешь, давай меняться.
Он повернулся и принялся шагать по комнате, бросая взгляды на драгоценности, грудами сваленные возле стен, на полках и низеньких столиках. Он провёл пальцем по раме одной из картин, изображавшей вазу с цветами. Подошёл к бюсту девушки, воздевшей глаза к небу, и погладил ладонью её щёку.
— Все эти безделушки, — сказал он, — работа людей. Я всегда чувствовал, что в ней есть какая-то живость, которой недостаёт эльфийским шедеврам. Нерафинированность, наверное. Я, видишь ли, коллекционер. — Он кротко кашлянул. — В узких кругах ценителей раннетильянских ременных пряжек меня по-своему уважают. Быть может, ты читал мою монографию…
— О, ну, конечно, — выдавил я. — Холодными вечерами мы с дружками в «Переднике» только об этом и говорим, о чёртовых тильянских пряжках.
Эладриэль не обратил на моё замечание никакого внимания, только приподнял щегольски выщипанную бровь.
— Нас не так много, знаешь ли, коллекционеров людского искусства. И некоторые, — заговорщицки прошептал он, — несколько перегибают палку.
— Палку?
— В том смысле, что кое-кто, э-э-э… Коллекционирует и самих творцов. Понимаешь? Поэтов, живописцев, танцоров…
Я не верил своим ушам.
— Эльфы торгую людьми? Эладриэль, в городе всего пять сотен эльфов… И около двадцати тысяч людей. Если они прознают об этом невольничьем рынке, они вас просто перережут в постелях.
Эладриэль был немало удивлён.
— Невольники? Рабы? Какое гадкое слово. За этими чудесными созданиями прекрасно ухаживают, и они вольны заниматься своим любимым делом перед публикой, способной оценить их по достоинству. Чего ещё желать?
Я подумал.
— Свободы? Выбора?
Он не обратил внимания.
— И, конечно же, в этом есть экономический расчёт. Зачем покупать яйца, когда можно получить курицу. Кроме того, люди, которые уже знают об этом, старательно заботятся о том, чтобы не узнали остальные. Деньги эльфов жизненно важны для этого города.
Как я и говорил. Есть одна певица по имени Лора… Очень красивая, наверное. В общем, однажды она появилась на аукционе, и наделала шуму в наших кругах. Даже раз услышать, как она поёт… Но один из игроков сразу же перебил все ставки. Периэль.
Он практически выплюнул это имя.
— Тот самый Периэль? Эльфийский лорд, который владеет островком возле Высокого моста?
— Может, и он, — фыркнул Эладриэль. — Состоятельный, насколько я понимаю.
— Состоятельный? Может быть, такой «состоятельный», который посостоятельней всех ваших лордов вместе взятых?
Эладриэль снова фыркнул и напустил на себя самый безразличный вид.
— В общем, из-за Периэля больше ни один эльф не услышит пения Лоры.
Я рассмеялся.
— Бьюсь об заклад, тебя это жутко бесит.
— Лора, возможно, самая искусная певица своего поколения, — вздохнул лорд. — Я просто обязан услышать её голос.
— Ох, ну, конечно. Чисто из эстетических соображений. То есть щёлкнуть Периэля по носу в планы не входит?
— Всего лишь раз, только одну песню. Что же, так жаль, что ты уже уходишь. — Он развёл руками, а эта страхолюдина Алома, хрюкнув, поволочилась к двери. — Ты всё понял?
Я был сбит с толку.
— Что?
— Ба! Ты уяснил, что должен для меня сделать? Устрой так, чтобы я услышал пение Лоры.
У меня в животе всё заледенело, дыхание перехватило.
— Украсть её у Периэля? У самого влиятельного эльфа в Мариенбурге? Но… Как?
Эльф изящно изобразил удивление.
— Почему ты меня об этом спрашиваешь? Это же ты у нас такой находчивый сыщик. Твоя и проблема. Держи. — И он сунул мне ещё один пузырёк, точь в точь такой же, как тот, в котором находилась часть меня. — На этом тоже защитные чары, может быть, пригодится.
Я внимательно оглядел его.
— Полагаю, нет смысла просить обычные тридцать крон в день, плюс расходы…
И меня опять вырубило.
Очнулся снова на полу.
— … Впрочем, учитывая обстоятельства, я буду счастлив отказаться от платы, — сказал я, вставая на ноги и укладывая пузырёк в карман. — Алома, дорогая, не стоит беспокоиться, я сам найду выход. И, кстати, попробуй тени для век, это придаёт загадочности…
Попасть к Периэлю было непросто, ведь он один из самых успешных торговцев, бывший владыка морей. И этот эльф достаточно богат, чтобы не позволять никому лезть в свою личную жизнь.
Трудность первая заключалась в том, что он живёт даже не в эльфийском квартале. Так что я накинул помятую старую куртку, надел красную шерстяную шляпу и отправился по бедным людским районам Мариенбурга, пробираясь к устью Рейка.
Путешествие было не из приятных. Никто не любит незнакомцев, даже полуросликов. Так что я шагал по зловонным улицам, сгорбившись и не поднимая головы, снося подозрительные взгляды здешних обитателей.
Трудность вторая: Периэль живёт на одном из каменистых островков в устье Рейка, и он не любит незваных гостей. Его остров не самый большой кусок камня на реке, но он целиком принадлежит Периэлю, с него открывается превосходный вид на море, и к нему нет мостов. Можно подумать, что в «городе мостов», как называют наш Мариенбург, такого не может быть, однако это так.
Мне нужна была лодка.
В западном конце Зюйддока[24], на островке Риддра, я нашёл крохотную, забытую всеми богами таверну. На стенах были ржавые рыболовные крючки и пятна сырости; столы — липкие от грязи, в эле — полно песка. Никогда бы не подумал, что буду скучать по «Переднику», но то место было ещё хуже.
Шучу, Джаспер, шучу.
За отдельными столиками сидели трое посетителей. Я выбрал того, что выглядел почище, купил пару кружек этого смоченного элем песка и сел к нему.
Рыбак осторожно оглядел меня — всё не сводил глаз с моей красной шляпы — но постепенно, после нескольких кружек, ворча и не заканчивая предложений, он начал говорить.
