— Хорошие новости, парни, — улыбнулся уголками губ командующий. — Новости от графа Мартина. Достигнута договоренность об обмене пленными. Вы — возвращаетесь домой.

Форстер внимательно всматривался в лицо Брандта, пытаясь понять, что, на самом деле, скрывается за этими словами — за время заключения юноша достаточно хорошо изучил Аккима и знал, когда талабекландец говорит искренне.

— Поднимайся, — указал Брандт на Форстера. — Следуй за мной, парень: есть кое-что, что ты должен увидеть. А вы, трое — составьте компанию нашему безрассудному герою.

Что-то было не так. Но, что?! И тут, мгновенная догадка озарила Форстера — Брандт боялся! Весь его внешний вид словно кричал об этом: опустошенный взгляд, в котором уже не было привычной уверенности; тяжелое, прерывистое дыхание, как у загнанного в ловушку зверя; порывистые, судорожные движения — движения деревянной марионетки в труппе каких-нибудь бродячих лицедеев. Да, судя по всему, граф Мартин привел войско к самому порогу своего врага. Что же, у Брандта были все основания, чтобы испытывать страх!

Талабекландский полководец повернулся и исчез за дверью. Юноша поднялся на ноги и поспешил за ним.

Свежий морозный воздух буквально опьянил Форстера — слишком долго времени он провел в душной, затхлой тюрьме. Юноша жадно вдыхал этот упоительный аромат свободы, с интересом осматриваясь вокруг.

Талабекландский лагерь напоминал растревоженный улей: солдаты заканчивали последние приготовления, заливая бивуачные костры и спеша занять предписанные позиции. Армия была готова к выступлению.

Вдалеке, в туманной дымке, маячили неясные очертания Ферликских Холмов — свобода была на расстоянии вытянутой руки.

— Спасибо, — с выражением искренней признательности обратился молодой человек к Аккиму Брандту.

— Не стоит благодарить меня, Форстер. Ты доказал, что являешься более чем достойным противником — во время той самоубийственной атаки, которую предпринял этот ваш сумасшедший идиот, Игнатиц. Ты проявил себя настоящим воином, и, я мечтал бы видеть тебя, парень, одним из моих солдат. Хочется верить, что в других обстоятельствах мы могли бы…, - Брандт осекся…

— Что же, жизнь порой преподносит нам удивительные сюрпризы, — после короткой заминки продолжил талабекландец. — Кажется, что ты оказался в дерьме, по самую шею, а на самом деле — оказывается, что тебе крупно повезло. Тебе, действительно, повезло, Форстер. Если бы на следующий день после той злосчастной атаки, Оскар Зензи не захватил в плен Якоба Шрэма — скорее всего, вы все были бы уже мертвы.

Брандт сделал паузу, ожидая вопросов, но Форстер предпочел подождать дальнейших объяснений. Акким кивнул и, невесело усмехнувшись, продолжил:

— Шрэм, конечно, ничтожество, но — ничтожество с хорошими связями. Насколько мне известно, он состоит в дальнем родстве с самой Оттилией. Граф Мартин согласился обменять всех, кто попал к нам в плен, на этого аристократического пустозвона. Что же, приятно видеть, что ваш командир преисполнен решимости вернуть свободу своим людям. В наше время редко можно встретить военачальника, относящегося к своим подчиненным так же, как если бы они были членами его семьи. Не правда ли? — Брандт повернулся и двинулся дальше вглубь лагеря.

Кто-то слегка подтолкнул Форстера в спину и, юноша, чуть запнувшись, последовал за командиром талабекландцев, петляя между догоравшими бивуачными кострами, походными палатками, коновязями и группами солдат, заканчивающих последние приготовления к выступлению. Через несколько минут Брандт, Шлагенер и их сопровождающие поднялись на небольшой холм, ограничивающий лагерь талабекландцев с юго-востока. С него открывался вид на извилистую долину, зажатую между соседними грядами, постепенно переходящую в обширную плоскую равнину. Огромное облако пыли поднималось на противоположной стороне равнины, медленно приближаясь к лагерю. Оно ширилось и разрасталось, постепенно заполняя собой все пространство, затмевая солнце, низко стоящее над горизонтом — пыль, поднимаемая ногами стирландских солдат! У Форстера перехватило дыхание при виде этого величественного зрелища. Там должно быть не меньше пяти тысяч солдат… Да нет, пожалуй — гораздо больше…

— Как говаривали в старину, самая достойная смерть, какую только может желать настоящий мужчина — пасть на поле боя, защищая свою Родину, — промолвил Акким Брандт, задумчиво окидывая взглядом противника, с которым ему вскоре предстояло сойтись в смертельной схватке. — Как глупо! Они ведь ничего не понимали, ведь так? В смерти нет ничего достойного или возвышенного. Просто на войне — хорошие парни подыхают без всяких на то причин, словно шелудивые псы… Ладно, пойдем, настала пора тебе и твоим людям вернуться домой.

Обмен состоялся примерно в четверти мили от того места, где граф Игнатиц предпринял свою роковую атаку.

Пленники возвращались домой, точнее, к своим боевым товарищам, чтобы вновь занять место в рядах доблестной армии Стирланда и иметь возможность умереть на правильной стороне истории.

Во время заключения никто из них не смел и надеяться о возвращении на Родину. Эти мечты — разновидность безжалостной пытки, знакомой каждому солдату, побывавшему во вражеском плену. Они опустошали и без того ослабевшую душу, отнимая сил больше, чем голод или страх смерти. Но сейчас — поднимаясь к вершине утеса Рамиуса — они вновь обрели надежду. Надежду увидеть родной дом…

Остатки отряда графа Игнатица вел Форстер Шлагенер. Недавние пленники шли, гордо подняв головы, не пряча глаз. Им было нечего стыдиться. Они выполнили приказ, оставшись до конца верными своему господину. Они не погибли, подобно их менее счастливым товарищам. Они выжили, несмотря ни на что! Долгие месяцы, что пришлось провести в плену, их терзали призраки прошлого, лишая сна и, доводя до безумия: оглушительный грохот пушечных залпов, отчаянное ржание искалеченных лошадей, звон стали и предсмертные хрипы товарищей по оружию. Но — они не сломались!

Теперь — они были свободны. Ну, точнее, почти свободны. Они, вырвались, наконец, из проклятой тюрьмы и, возвращались к своим, пусть и скованные по рукам, пусть еле стоящие на ногах, голодные и ослабевшие от застарелых болезней и ран… Тем не менее, они возвращались домой…

До места обмена предстояло преодолеть долгий путь, но несмотря на всю его тяжесть, Форстер радовался высокому безоблачному небу, синеющему над головой, и свежему ветру, развевающему его волосы. Про себя юноша поклялся, что никогда больше не будет жаловаться на судьбу, даже зная, что вряд ли сумеет сдержать эту клятву. Он солдат, а постоянное недовольство своей судьбой — непременный атрибут жизни солдата. Если служивый перестает жаловаться на отвратительную погоду, плохое снабжение или бездарных командиров — значит, скорее всего, он уже мертв. Форстер обернулся посмотреть на остальных солдат, бредущих вслед за ним и, невольно улыбнулся. Он впервые думал о них, как о своих солдатах…

Акким Брандт поднял руку, останавливая продвижение колонны.

На другой стороне равнины граф Мартин также вышел вперед, сопровождаемый тремя огромными псами, больше напоминающими волков, крутящимися у его ног. Мужчина двигался с уверенностью закаленного в боях воина, а не изнеженного аристократа. Неужели война так изменила графа, что, даже несколько раз видевший своего командующего вблизи Шлагенер не мог узнать его. Юноша пристальнее вгляделся в лицо приближавшегося человека — это было удивительное лицо… Лицо человека, обуреваемого демонами…

— Морр меня побери, кто это?! — пробормотал пораженный Форстер.

— В чем дело, солдат? — осведомился Брандт.

— Ничего, просто мысли вслух, — покачал головой юноша.

Брандт и Шлагенер спустились с холма и, на середине заснеженной равнины, встретились с подходившим с противоположной стороны человеком. По мере его приближения — Форстер во все глаза рассматривал эту удивительную личность.

Приближающийся человек поражал воображение. Густая черная борода покрывала его лицо от глаз до шеи. Длинные волосы волнами спадали на плечи. Весь его внешний облик дышал чудовищной первобытной силой, движения — полны небрежного достоинства человека, привыкшего повелевать. Огромные псы, следующие за хозяином, дополняли этот угрожающий внешний облик. Несомненно, этот человек — был прирожденным лидером!