— Что же, хорошо, я попробую вам помочь, — ощутимо напряглось прелестное создание.

Молодая крыса появилась откуда-то из глубины сада, пересекая каменные плиты дорожки невдалеке от того места, где расположились посетители особняка и их провожатая. Завидев людей, она на мгновение остановилась, с любопытством уставившись на них своими глазами-бусинками — какая роковая ошибка!

Один из притаившихся в гуще ветвей гадов шлепнулся на зверька сверху, обвивая кольцами тело несчастного животного. Удушив жертву в железных объятиях, змея проглотила свою добычу прежде, чем собравшиеся вокруг стола успели прийти в себя от неожиданности. Утолив голод, рептилия медленно растворилась в тени густых зарослей.

— Госпожа является старейшей представительницей нашей семьи в этой части Старого Света. Она так же мудра, как и красива. Как …

— С другой стороны, тишина — тоже, своего рода, добродетель, — неожиданно оборвал девушку Маннфред с нотками пренебрежения в голосе. Граф моментально все понял — это миловидное создание находилось под воздействием какой-то разновидности гипноза, а Маннфред, не имел никакого желания слушать пустые россказни запрограммированной марионетки. Гнев сверкнул в глазах Ламии но, красавица прекрасно умела держать себя в руках — сделав изысканный реверанс, она изящно развернулась на высоких каблуках и, грациозно удалилась, оставив вампиров в томительном ожидании.

Кажется, Госпожа собиралась заставить их ждать целую вечность.

В отличие от Скеллана, никогда не отличавшегося завидным терпением, фон Карштайн, казалось, готов был ждать до прихода Морра… Ждать встречи с женщиной, не спешившей удостоить их своим вниманием.

Коротая ожидание, фон Карштайн решил прогуляться по зимнему саду, вдыхая незнакомые ароматы, прикасаясь к листьям диковинных растений, рассматривая удивительно красивые цветы, часто собранные в пышные соцветия. В дальнем уголке зимнего сада вампир случайно наткнулся на большое каменное изваяние, искусно вырезанное в цельном гранитном валуне: истукан недружелюбно уставился на вампира, обнажив два ряда острых, как бритва, клыков в насмешливом оскале. Не очень приятное зрелище! Бросив последний взгляд на зловещую фигуру, Маннфред продолжил свои исследования цветника Ламий: пройдя несколько шагов, граф внезапно снова остановился. Что-то весьма любопытное снова привлекло его внимание — настолько, что он даже опустился на колени, чтобы лучше рассмотреть этот предмет. Скеллан видел, как его хозяин сорвал какой-то красный цветок с длинным пестиком и желтыми тычинками, очень похожий на катайскую розу. Поднявшись, Маннфред стал медленно отрывать лепестки один за другим, бормоча что-то себе под нос. Сорвав последний лепесток, граф удовлетворенно хмыкнул, отбросил остатки цветка на землю и, двинулся дальше.

Сидевший на скамье Скеллан равнодушно наблюдал за исследованиями своего господина — все эти растения не вызывали у вампира ни малейшего интереса. Откинувшись на спину, он обратил свой взор в потолок — туда, где переплетение стекла и металла образовывало причудливый прозрачный купол, позволявший лунному свету беспрепятственно проникать в самые глухие уголки сада. Тепло, исходившее от зимнего сада, не давало снегу захватить власть над крышей: снежинки падали и, тут же таяли, сбегая к основанию купола маленькими слезинками. Захватывающее зрелище… для кого-нибудь другого…

Джона Скеллана не волновали подобные рукотворные творения. В конечном итоге, это было лишь эфемерное проявление жизни, свойственное, скорее, скоту, а не могущественным бессмертным. И этот мираж — как и все остальные — также исчезнет, растворившись во тьме времен, уйдет, как песок уходит сквозь пальцы.

Затянувшееся ожидание раздражало Скеллана — следовало найти способ заплатить эту высокомерную суку, продолжавшую испытывать их терпение, за нанесенное оскорбление. Его воображение рисовало упоительные картины мести: как он идет через этот огромный особняк, одну за другой находя этих утонченных Ламий… раздевает их так же медленно, как Маннфред снимал с цветка лепестки… насыщается их густой красной кровью, выпивая досуха всех до единой. Вместо этих тонких лепестков он отрывает от костей сухожилья и мышцы, превращая насмешливых красавиц в красные букеты окровавленной плоти. Скеллан облизнул губы. Он почти физически ощущал их боль и страх. Это было опьяняюще.

Небольшая гремучая змея выползла из зарослей рядом со скамьей, на которой устроился вампир. Несколько мгновений казалось, что холоднокровная тварь совершенно игнорирует Скеллана, затем — рептилия подняла переднюю часть тела, угрожающе раскрыв челюсти и обнажив ядовитые зубы. Погремок на ее хвосте издал характерный треск. Не став дожидаться нападения, вампир выбросил вперед правую руку и схватил гада за шею. Существо злобно зашипело, задергав хвостом в яростной попытке освободиться. Скеллан продолжил сжимать змею до тех пор, пока позвонки твари не лопнули под действием его железной хватки. Отбросив безжизненное тело, он посмотрел на свою руку — она была вся в крови, как и весь его правый бок. Вампир поднял пальцы и попробовал ее на вкус — кровь рептилии была весьма своеобразна: бедная железом, она казалась более пресной, чем кровь скота.

В следующую минуту, уже знакомая вампирам Ламия снова появилась в зимнем саду. Девушка сменила наряд: вместо изысканного вечернего туалета на ней было простое льняное платье нежно-голубого цвета с вышитой на груди эмблемой змеи, столь характерной для всех предметов в этом особняке. Но, даже эта простота нисколько не уменьшала удивительной красоты Ламии, лишь подчеркивая ее натуральность и природную естественность.

Мельком взглянув на перепачканного в крови Скеллана, красавица мгновенно взяла себя в руки, являя собой образец изысканности и вежливого внимания.

— Госпожа готова принять вас, — с улыбкой обратилась девушка к заждавшимся гостям.

Скеллан стоял, недоуменно уставившись на Ламию — потерять столько времени и, ради чего? Ради того, чтобы сменить платье? Он стоял, с трудом сдерживая гнев, готовый вот-вот вырваться наружу.

Демонстративно проигнорировав Скеллана Ламия, кивнула головой фон Карштайну, приглашая графа следовать за ней.

— Думаешь, это разумно — измазаться в крови одного из их питомцев, — тихо бросил Скеллану Маннфред.

— Нет, но я, хотя бы, получил удовольствие, — процедил Джон в ответ.

— Можешь не сомневаться — этот поступок даст нашей хозяйке определенную пищу для размышлений, — недовольно отрезал граф.

Последовав за провожатой, вампиры покинули зимний сад, однако, на этот раз девушка повела их совсем другим путем. Они проследовали в дальний угол сада — прямо к каменному истукану с хищной улыбкой. Обойдя статую, Ламия нажала какую-то скрытую пружину, и — потайная дверь открылась в основании гранитной глыбы.

Из разверзнутой черной пасти подземного хода пахло сыростью и плесенью. Через пару минут, осторожно спустившись по высеченным в скале ступеням, троица оказалась, наконец, в подземелье. Щелкнув огнивом, девушка зажгла факел, висевший на стене справа от входа — разгорающееся пламя рассеяло окружающий мрак, озарив своим тусклым светом небольшую площадку, от которой убегал узкий извилистый ход, теряющийся в непроглядной тьме.

Ламия достала горящий факел из изъеденного ржавчиной массивного железного держателя и, уверенно направилась в темноту, уводя своих спутников вниз, вниз и вниз — погружаясь все глубже и глубже в недра земного чрева.

Их мерные шаги глухим эхом отдавались в самых отдаленных закоулках подземелья. Проход представлял собой то тоннель, идущий в монолите горных пород, то — щель, с угрожающе нависшими над головами каменными глыбами. В некоторых местах он сужался настолько, что приходилось протискиваться боком или пригибаться. Стены — были покрыты плесенью, мхом и потеками каких-то минералов, с низкого потолка кое-где свисали сталактиты, бурно разросшийся лишайник переливался пятнами зеленоватых и алых оттенков. По мере спуска, становилось все холоднее, тяжелый запах гнили — также усиливался. Нависшая над вампирами земная твердь, угрожала обрушиться на их головы, превратив подземный ход в одну — общую для всех — могилу.