Легкий морозец — первый предвестник приближающейся зимы, — ощущался в ночном воздухе. Маннфред наслаждался этой ночной прохладой. Это было его время. Он станет зимой человечества.

С берега несло вонью отбросов и нечистот; бедность, убогость и нищета жалких ничтожных людишек виднелись повсюду, их жилища жались друг к другу, создавая обманчивую иллюзию безопасности. Люди напоминали графу крыс, живущих в трюме его судна: кишащих в своих переполненных убежищах, наслаждающихся грязью и разложением, распространяющих болезни.

Вампир повернулся спиной к реке, с насмешкой думая о том, что плохо видящие в темноте глаза людского стада могут сколько угодно вглядываться во мрак, пытаясь хоть что-то разглядеть в тумане, окутавшем реку, пока призрачный корабль безмолвно скользит мимо их жалких поселений, жмущихся к речным берегам. Граф откинул грот-люк и спустился в трюм корабля, освещенного тусклым мерцанием судового фонаря. Экипаж — так как корабль все-таки имел экипаж, а не управлялся бесплотными призраками или другими, столь же фантастическими существами, — избегал своего необычного пассажира. Маннфред знал, что матросы называют его: Аллоген. На их языке это означало — «странник». Ему нравилось это прозвище, оно отлично подходило графу, — точно отражая суть того, кем он действительно являлся.

На полпути вниз вампир внезапно остановился. Его внимание привлек едва слышный звук: грязь и нечистоты, толстым слоем покрывавшие нижнюю палубу, тихо поскрипывала под чьими-то крадущимися шагами. Кто-то из экипажа осторожно пробирался по нижней палубе, борясь с усиливающейся качкой. Маннфред впился взглядом в окружавшую его темноту, ища источник биения человеческого сердца, так возбуждающего его первобытные инстинкты. Эти звуки были восхитительной музыкой для ушей вампира. Его ноздри раздувались, граф всем своим существом чувствовал такой привлекательный запах свежей плоти, исходивший от глупца.

На корабле не было отхожего места, поэтому, людям, заключенным в этом ограниченном пространстве, приходилось справлять нужду прямо в воды реки. От каждого из них воняло, и это зловоние становилось еще сильнее, еще нестерпимее, от переполнявшего их страха — при этом, каждый из стада обладал своим собственным, уникальным ароматом.

Маннфред ждал, пока человек достаточно приблизится, чтобы раньше времени не выдать свого присутствия, затем, — двинулся ему навстречу. Услышав приближающийся шаги, матрос попытался тихо скрыться в темноте нижней палубы, однако никакая тьма не могла спасти от взгляда вампира.

— Подойди ко мне, моряк, — бросил Маннфред, жестом подзывая к себе испуганного человека. Несмотря на то, что лицо матроса скрывалось в темноте, вампир прекрасно разглядел исказившую его гримасу ужаса, и как человек тщетно пытался совладать с охватившей его мелкой дрожью. Помимо своей воли несчастный, спотыкаясь, побрел к графу, и униженно склонился к его ногам.

— Прекрасно! Ты отлично знаешь свое место, человек, — усмехнулся Маннфред.

Еле светивший подпалубный фонарь, покачивавшийся в такт качке на вбитом в стенку трюма ржавом крюке, вспыхнул последний раз, выпустил струйку дыма и потух.

— Человек, я голоден, — повелительно прозвучал в наступившей темноте безжалостный голос вампира.

Несмотря на царящий мрак, Маннфред видел, как матрос поднял голову, вглядываясь во мрак туда, откуда, по его мнению, прозвучал голос. Видел, как напряглись вены на шее несчастного, отчаянно сражающегося с требованием вампира. Маннфред презрительно усмехнулся — любое сопротивление его воле было напрасно. Протянув руку, граф схватил человека за шею, развернув голову и, заставив его склонится к своим ногам, губы вампира плотоядно приоткрылись в предвкушении свежей крови. Страх исказил лицо бедняги, все его тело содрогалось от ужаса. Маннфред чувствовал этот животный страх, исходивший от человека, — это было так возбуждающе! Он притянул голову матроса к себе, открыв шире рот, словно готовясь впиться зубами в мягкую теплую плоть горла несчастного, затем, небрежным движением руки оттолкнул его от себя.

Вампир втянул ноздрями воздух, вдыхая все отвратительные запахи, заполняющие корабль. Не смотря не ужасную вонь, он прекрасно чувствовал один чудесный запах — трюм был наполнен пьянящим запахом крови, исходившим от испуганного человека. Маннфред закрыл глаза, наслаждаясь соблазнительными видениями юной человеческой плоти.

— Принеси мне еду. Найди кого-нибудь помоложе — я не люблю старое мясо, — приказал он человеку.

Матрос в ответ лишь слабо кивнул, отпрянув назад, и, с трудом волоча ноги, попятился к трапу, ведущему на палубу. Он в ужасе тряс головой, — Пожалуйста, я все сделаю, только не трогай меня.

— Поспеши, пока я не передумал, и не выбрал тебя, — усмехнулся Маннфред.

Моряк, лицо которого свела судорога, взглянул на графа расширенными от животного ужаса глазами, и поспешил исчезнуть из поля зрения вампира, юркнув в темноту трюма.

Корабль резко скользил вниз и снова взбирался на волну, в такт набирающему силу приливу, деревянные шпангоуты глухо поскрипывали в такт движению судна. Маннфред улыбнулся. Он поднялся на палубу и постоял несколько минут, наслаждаясь прохладным ночным воздухом. Дождавшись, когда скрип корабельных переборок затихнет, будучи практически полностью заглушенный баюкающим плеском волн, Маннфред спустился в свою каюту, предвкушая наслаждение добычей.

Графу нравилось представлять, что его каюта являет собой образец роскоши, способный поразить случайного гостя богатством внутреннего убранства и изяществом отделки. Однако, его мечтания были далеки от истины. Помещение, которое он занимал, представляло собой маленькую каюту на корме судна, практически лишенную каких-либо украшений, если не считать простого грубого орнамента, вырезанного вверху по всему периметру деревянных стен каюты, освещаемую одиноким масляным фонарем, больше чадившим, чем дававшим свет. Такие помещения обычно использовались для хранения провизии и других запасов, необходимых для длительных морских плаваний. Теперь же, в ней размещался импровизированный гроб — походная койка вампира. Днище гроба на добрую четверть фута утопало в зловонной грязи и нечистотах, скопившихся в каюте за время длительных плаваний. Несомненно, эти жалкие людишки уже успели много раз пожалеть, что вытащили его из моря. Раздумывая над причудливыми зигзагами судьбы, приведшей его на черный корабль, Маннфред, медленно вдыхал затхлый воздух каюты. Следы принесенного Маннфредом на корабль песка, местами еще выделялись отдельными темно рыжими пятнами среди мрачной черноты грязи, заполнявшей его каюту. Животное обоняние графа позволяло ему чувствовать едва уловимые запахи пустыни, чуть не ставшей его могилой.

Общество графу составляло множество огромных жирных крыс, — покрытых лоснящимся гладким мехом паразитов, снующих у него под ногами.

Размышления вампира были прерваны робким стуком в двери его каюты.

— Входите, — отрывисто бросил граф.

В ответ на его слова дверь медленно открылась. В узкую дверь каюты протиснулся моряк, около часа назад отправленный графом на поиски подходящей добычи. Он втащил в обиталище вампира молодую девушку, держа ее за волосы, и бросил несчастную в грязь у ног Маннфреда. Простая льняная блузка, была разорвана от плеча до груди юной пленницы, в прорехе виднелось молодое тело, утратившее свою первозданную белизну из-за толстого слоя въевшейся грязи. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что это не свободная жительница Империи, еще недавно прогуливавшаяся по улицам одного из городков, лежащих по берегам Рейка, а захваченная во время набега невольница, вытащенная откуда-то из глубин трюма черного корабля, испуганным смертным, исполнявшим прихоть вампира. Запястья девушки были покрыты синевато-багровыми кровоподтеками, оставшимися от цепей, в которых несчастную держали во время плавания. Не оставляя надежды на спасение, жертва продолжала борьбу, пытаясь вырваться из цепкой хватки своего мучителя. Скрестив руки на груди, Маннфред лениво рассматривал приготовленную для него добычу, размышляя о том, какую жестокую шутку сыграла судьба с этой несчастной. Вряд ли она способна была предположить, что ожидает ее в недалеком будущем, когда рок в виде черного корабля вырвал ее из привычного мирка, бог знает сколько недель или месяцев тому назад. Приспособившийся к царящей темноте затравленный взгляд юной страдалицы остановился на стоявшем у задней стены гробе вампира. Ужас отразился в глазах несчастной, она открыла рот, в тщетной попытке позвать на помощь. Одним быстрым движением Маннфред выкинул вперед правую руку, нанеся по губам своей жертвы короткий болезненный удар. Крик девушки стих, не успев начаться.