— Будет исполнено.

Он поднял тело последнего наемника.

— Я его знаю. Он не был убийцей.

— До сего дня, — многозначительно подчеркнул Конрад.

Смысл его слов был очевиден. Что-то превратило человека в неисправимого убийцу. Онурсал не дурак — то, что ему велели отнести тела Фрицу, ясно говорило о том, кто именно ответствен за отвратительную перемену.

— А ты уверен, что это разумно? — спросил от двери Йерек фон Карштайн.

— Ты сомневаешься, Волк?

Йерек покачал головой:

— Вовсе нет, просто вынужденная предосторожность. Когда ты доставишь их к порогу Фрица, пути назад уже не будет. Ты и сам знаешь.

— Бери один из этих проклятых трупов, Йерек. Ты не моя совесть, так что перестань вести себя, как она. Третьего я потащу сам. Хочется увидеть лицо братца, когда его дерьмо ляжет к его ногам.

Впрочем, возиться с целым телом он не стал — просто отрубил наемнику голову и понес ее, держа за окровавленный клок волос.

Вместе они прошествовали по промозглым коридорам замка и, взобравшись по сотне ступеней, оказались у покоев Фрица. Конрад толкнул дверь и швырнул голову наемника в комнату, усмехнувшись удивлению Фрица.

Потом он шагнул в покои сам. Гамайя не переступили порог.

— Ну, и что ты скажешь в свое оправдание, братец мой! — спросил Конрад, издевательски подражая интонации Фрица.

— Если хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо, сделай это сам.

— Точно, именно потому-то я и здесь.

Конрад вытащил из ножен свой дьявольский клинок, ощутив вибрацию, пробежавшую по его телу, когда меч запел, требуя крови.

Фриц был безоружен.

— Кажется, я в невыгодном положении, — сказал Фриц, оттягивая время. Взгляд его метался по сторонам, ища что-то, чем можно было бы воспользоваться для обороны. Тщетно.

— Мне плевать, братец, — ответил Конрад, приближаясь, — и вообще не вижу причины, по которой твое положение взволновало бы меня.

— Мы семья. — Фриц, широко улыбаясь, развел руки.

Улыбка брата взбесила Конрада — он понял, на что рассчитывает Фриц. Граф, как мог, усмирял нарастающий гнев, но у него это плохо получалось.

Желание дьявольского меча звенело в его порченой крови. Клинок требовал смерти, требовал пищи. Меч кормился жаром ярости вампира, поддерживая огонь злости, даже когда граф пытался контролировать себя.

Медленно, демонстративно Конрад поднес темный клинок к губам, поцеловал его и принял боевую стойку.

— Ну, быть по сему, братец мой. — Фриц дважды хлопнул в ладоши. Потайные двери покоев распахнулись, и в комнату ворвались женщины, на бегу падая на четвереньки и принимая облик волчиц. Они окружили Конрада, свирепо скаля белоснежные зубы. — Семь рассерженных женщин, Конрад, даже я считаю, что это слишком.

— Ты просчитался, брат. Зачем мне убивать их, если достаточно убить только тебя? Они могут щелкать зубами и рычать сколько угодно. Это не важно. Все они связаны с тобой. Твоей смерти будет достаточно, чтобы положить конец любой угрозе с их стороны, пусть и жалкой, с их-то лоснящимися шкурами. Я думаю, мечи подошли бы тебе больше. Как-никак, они наводят на такие ужасно… непристойные мысли.

А теперь я возьму то, что принадлежит мне по неотъемлемому праву. Попрощайся со своими девками, уверен, эти сучки будут скучать по тебе.

Пинком отогнав самку, Конрад провел блестящую атаку, одной лишь яростью оттеснив Фрица к окну. Он не обращал внимания на завывающих волчиц. Они были для него насекомыми, назойливыми, но безвредными. Он смотрел только на Фрица. Предатель заплатит за все.

Сделав выпад, граф всадил костяной клинок глубоко в живот Фрица. Инерция удара бросила противников на гигантское оконное стекло. Посыпались осколки, и мгновение оба вампира падали, скованные демоническим мечом. Черные плащи обвили борющихся и дико захлопали на ревущем ветру. Секунду они казались распростертыми черными крыльями, а потом Конрад разжал пальцы, и Фриц с мечом в брюхе полетел вниз.

Он падал беззвучно, раскинув руки, — и вдруг взмыл вверх. Тело стремительно и чудовищно преображалось, плащ прирастал к рукам кожистыми крыльями, кости трещали и смещались, создавая новую форму — форму огромной летучей мыши.

Меч выпал из сомкнувшейся плоти и закувыркался дальше, преследуемый тенью сброшенной одежды Фрица.

Конрад тоже раскинул руки, сосредоточившись на очертаниях летучей мыши. Он отдался воображению и ощутил ответ тела. Свободное падение прекратилось, и он полетел.

Как летучая мышь, он был слеп.

Оставшиеся чувства потянулись в стороны, нащупывая возмущения воздуха, созданные паническим хлопаньем крыльев брата, и граф в обступившем его мраке погнался за Фрицем.

Они взвились вверх, к Башне Конрада — во времена Влада ее называли Вороньей, — и, скользнув вдоль зубчатой стены, распугали птиц. Фриц затерялся в черном метущемся хаосе.

Конрад обшаривал небо четверть часа, но казалось, что на крыло поднялись тысячи воронов, оглушая вампира шелестом перьев и карканьем.

Проклиная себя за глупость, он спустился на землю, оделся и подобрал меч. Голод оружия пока не удовлетворен, но клинок непременно насытится еще до исхода ночи!

Наконец-то можно поспать. Сегодня нападений уже не будет. Фриц повергнут, а Эммануэль не позволит Питеру совершить опрометчивого поступка.

Но сперва — одно дело.

Он снова поднялся в покои Фрица и, наслаждаясь воплями, изрубил гарем братца под бесстрастными взорами Йерека и Онурсала. Его не заботило, что истинные смерти «волчиц» ослабят вампиров в целом. Потеря семерых отпрысков разом, образно говоря, искалечит Фрица — и лишь это имеет значение.

Он оставил трупы валяться на полу, чтобы Фриц нашел их, если у него хватит дурости вернуться.

Впрочем, у него на это немного времени. Связь между родителем и его отпрысками сильна, поэтому Фриц лежит сейчас где-нибудь в канаве, воняя страхом и, конечно, ни капли не сомневаясь в том, что подыхает.

— Он больше не встанет мне поперек пути, — сказал Конрад гамайя, когда они вернулись в башню.

— Это было бы неумно с его стороны, — хмыкнул Онурсал, открывая тяжелую деревянную створку.

— Мы все-таки посторожим сегодня ночью у твоих дверей, — решил Йерек, когда Конрад вошел в комнату. Покои выглядели так, словно тут пронесся торнадо. Йерек нагнулся и перевернул опрокинутый гроб. Боковина ящика, та, по которой стукнул Конрад, раскололась, но на пару часов ложе сгодится. — Спокойной ночи, мой господин.

И граф уснул сном проклятых.

Ему снилось, что он гуляет по улицам города внизу, бродит по трущобам Дракенхофа. На углу маячила женская фигура, размытая, смутная, как часто бывает в снах.

Она пряталась в густых тенях аллеи, облаченная в изысканное платье из струящихся шелков и вуаль, скрывающую нижнюю половину лица. Но он все равно знал, что она прекрасна.

— Я красива? — спросила она, когда он подошел.

Он чувствовал только, что должен овладеть ею. Вблизи она казалась еще привлекательнее. Почти во всем женщина походила на невесту его повелителя, Изабеллу.

— Конечно, — ответил он.

— Лжец! — воскликнула она, отбрасывая вуаль, прикрывавшую уродство. Вместо рта зияла рваная дыра, неестественная улыбка расплылась от уха до уха, в провале, внушая ужас, покачивался язык. — Ну, скажи сейчас, когда видишь меня, я красива?

Конрад вгляделся в останки невесты Влада фон Карштайна, закричал и бросился бежать, но женщина опередила его. Она вцепилась в графа когтями, поймав в ловушку, из которой не спастись, и притянула ближе, шепча в ухо:

— Я хочу сделать с тобой то же, что сделали со мной.

Из-под многочисленных складок одеяния женщина извлекла заостренный кол и погрузила деревяшку в его сердце.

Умирая у нее на руках, он увидел, как лицо ее расплылось, исказилось, теряя форму, превращаясь то в лицо Влада, то в лицо Скеллана — и Миши, и Питера, и Ганса, и Фрица, и Онурсала, и Иммолай Фей, и Константина, и Эммануэль.

Лица тех, кого он когда-то называл друзьями.