Победа знаменательная, но хлипкая, Депутаты, отдавшие ему свои голоса, не составляли цельной группы, и Ельцин тут же заявил, что он не войдет ни в какую партию или фракцию, а станет представлять народ РСФСР в целом. Тем самым он отказался от всякой попытки установить контроль над только что созданной российской Коммунистической партией или образовать собственную партию. Тогда это решение выглядело тактически мудрым, однако оно создало прецедент, который впоследствии подорвет способность Ельцина эффективно взаимодействовать со своими законодателями.
Особо сильные сомнения вызывало то, что ему удастся собрать на Российском Съезде две трети голосов, чтобы внести изменения в Конституцию касательно введения президентства и прямых президентских выборов. Ельцин и его сторонники уже стали говорить о необходимости президентской системы в России, и было совершенно ясно, зачем они это делали.
Скорее всего на прямых президентских выборах Ельцин, представься такая возможность, победил бы с подавляющим преимуществом и тем поставил бы в неловкое положение Горбачева, который не решился выйти к избирателям при учреждении президентства СССР. Но летом и осенью 1990 года у Ельцина просто не было голосов на Съезде народных депутатов РСФСР для утверждения президентской системы правления.
Тем не менее, он напрямую противостоял Горбачеву на Российском Съезде и победил. Власть и авторитет Ельцина росли, а вот у Горбачева стали падать.
Суверенная Россия
Недели через две после избрания Ельцина председателем Российского Верховного Совета, этот орган власти провозгласил Российскую Социалистическую Федеративную Советскую Республику суверенной. Она не первой из пятнадцати советских республик сделала это: первыми были три прибалтийские республики и Азербайджан, — зато в политическом плане ее решение имело самое большое значение. Сделанное Россией вызвало цепь таких же решений в других республиках, и еще до конца года все пятнадцать приняли декларации о «суверенитете».
Более ранние декларации прибалтийских парламентов явно были шагом по пути выхода из Советского Союза. В случае же с Россией и большинством других республик данная процедура имела двойственный смысл. В строго законном плане, провозглашение суверенитета являлось излишним: Конституция СССР уже определяла союзные республики как «суверенные». Ее положение гласило: «Союзная республика — суверенное советское социалистическое государство, которое объединилось с другими союзными республиками в Союз Советских Социалистических Республик»[75].
С развитием советской власти суверенность, закрепленная в Конституции, оказалась такой же иллюзорной, как и право на выход. Объявив о суверенитете или о восстановлении суверенитета, различные республики тем самым заявили о своем праве пересмотреть Союзный Договор на своих собственных, а не московских, условиях. Горбачев обещал создать «подлинную федерацию» на добровольной основе, но к лету 1990 года стало ясно, что переговорный процесс представлялся ему как ведущийся между центром и различными республиками, причем во всем, что касалось раздела власти, последнее слово было за центром. Все большее число руководителей республик считали, что выйдет у него наоборот: они стали соглашаться с Ельцинской логикой, по которой различные республики как суверенные образования должны между собой решить, какого рода союз им требуется, а потом навязать свою волю центру.
Горбачев, разумеется, не мог оспаривать принцип суверенитета союзных республик. Обращаясь к Съезду народных депутатов РСФСР 23 мая 1990 года, он похвалил их за постановку этого вопроса и объявил о своей полной поддержке «стремления укрепить суверенитет РСФСР». Затем он перечислил меры, которые считал желательными» такие, как укрепление власти избираемых органов (советов) на всех уровнях, предоставление хозяйственных ресурсов в распоряжение республик и улучшение культурной жизни различных национальных групп. Ни одна из Горбачевских рекомендаций не была нацелена на укрепление автономии республики.
Этого он, разумеется, не допускал, хотя и утверждал, что различие между его и Ельцинской концепциями суверенитета кроется в отношении к социализму. Ельцин, доказывал Горбачев, стоял за то, чтобы отбросить социализм и даже советскую власть, и он указывал на то, что Ельцин предложил сменить название РСФСР на просто «Российскую Республику», выбросив из него сразу и «Социалистическая» и «Советская». Такое понимание суверенитета, подытоживал Горбачев, может привести только к краху Союза.
Это замечание, несомненно, рассматривавшееся в качестве неотразимого аргумента против предложения Ельцина, не было столь пророческим, каким казалось. Отказ от «социализма» и советской формы правления не приводил автоматически к краху Советского Союза. Не пройдет и года, как Горбачев сам предложит переименовать СССР в Союз Суверенных Государств, опустив оба определения, которые всего год назад считал столь необходимыми. Между тем его попытка сохранить социалистическую систему с централизованным властным контролем преградила путь добровольному союзу, который он провозгласил своей целью.
Выло, впрочем, в провозглашении Россией суверенитета два аспекта, оказавших прямое воздействие на последующее развитие событий, хотя в то время широко они и не обсуждались. Первый, и более основательный, касался того, что стояло за определением России как национального государственного образования. Второй, более отвечавший нуждам текущей политики, состоял в воздействии на политическое положение Горбачева и Ельцина.
На протяжении всей советской истории Россия являлась аномалией среди союзных республик. Намного превосходящая их всех по территории и населению, сама формально будучи федерацией, она обладала самыми слабыми структурами. Почти во всех отношениях она управлялась напрямую министерствами СССР, Не существовало формально отдельной российской Коммунистической партии, как это было в других союзных республиках. Академия наук СССР надзирала за научными исследованиями в РСФСР, в то время как в других республиках имелись свои академии. Министерство культуры СССР содержало основные драматические и оперные театры, музеи и библиотеки России, но не других республик. Теоретически РСФСР была одной из пятнадцати союзных республик, но на практике большая часть ее структур были слиты с союзными.
В общественном сознании это приводило к замешательству, стоило л ишь попытаться определить, что же такое, собственно, «Россия». Была ли она, если не по имени, так по сути, тем же, что и Советский Союз, прямой наследницей Российской империи? Или была чем–то более ограниченным, втиснутым в границы Российской Социалистической Федеративной Советской Республики? Советская официальная теория говорила одно, но опыт зачастую подсказывал другое. Для тех, кто придерживался первого толкования, идея выхода РСФСР из Советского Союза была логическим абсурдом, Как может часть России отделиться от целого и все равно остаться Россией? Зато для тех, кто придерживался второго толкования, отделение могло выглядеть как рациональный шаг, необходимый для высвобождения России из–под контроля централизованного, управляемого коммунистами государства или для освобождения ее от обязанности поддерживать менее развитые нации в СССР.
Когда Верховный Совет РСФСР принял Декларацию «О государственном суверенитете», он подспудно поддержал концепцию Российского государства как более ограниченного образования, чем Советский Союз во всей его целостности.[76] Логически рассуждая, если РСФСР провозглашает суверенитет, то таким же правом обладают четырнадцать остальных республик, а это означает, что они на самом деле не являются частью России, Политически же российская акция вынуждала остальные республики заявить о своем суверенитете, дабы оказаться в состоянии вести на равных переговоры о новом союзном договоре.
