Однако уже в конце весны и летом быстро распространялось настроение в поддержку полной независимости. Разваливающаяся экономика в сочетании с нежеланием Москвы расстаться с контролем над экономическими вопросами и ее неспособностью проводить вразумительную экономическую политику убеждал и все большее число жителей Украины, что единственным способом избежать экономического краха является выход из Союза. К 1 августа, когда я побывал в Киеве, сопровождая президента Буша, высокопоставленные официальные лица (не все из них поддерживали независимость) говорили мне, что, по их мнению, любое голосование по вопросу о независимости вряд ли стоит вообще устраивать, настолько неразличимо близкими могут оказаться результаты.
Предпринятая в Москве попытка путча ускорила развитие этой тенденции. После провала путча украинская Коммунистическая партия, оказывавшая основную поддержку идее сохранения Союза, рухнула и была запрещена. Значительное большинство жителей, в том числе и немалая часть русскоязычного населения, не желали ставить свое будущее в зависимость от колебаний политической стабильности в Москве. Если кучке из менее дюжины чиновников едва не удалось всерьез взять на себя управление всем СССР, то единственным безопасным местом оказывалось место вообще за пределами СССР.
Когда 1 декабря 1991 года на Украине состоялся референдум и были проведены выборы президента, не вызвало никакого удивления, что большинство голосов было отдано независимости и Леониду Кравчуку. Вместе с тем, наблюдателей поразило соотношение и распределение голосов. К избирательным урнам явились восемьдесят четыре процента имевших право голоса и более 90 процентов из них проголосовали за независимость. Даже в областях на востоке Украины, а также в Крыму и Одессе, где сосредоточено большое число русских, вполне ощутимое большинство проголосовало за независимость.
Как только результаты референдума были обнародованы — 3 декабря 1991 года, — РСФСР официально признала Украину независимой. Три прибалтийских государства, восточноевропейские страны и Канада, где живет много украинцев, также не замедлили заявить о признании, но признание со стороны правительства России имело самое большое значение. Впервые более чем за три столетия Россия отказалась от своих притязаний на то, что Украина по праву является частью России.
В поступке России было нечто большее, чем щедрость, к которой понуждали обстоятельства. Он к тому же ложился в замысел игры, которому, похоже, следовал Ельцин (во всяком случае, с середины ноября): воспользоваться отказом Украины войти в союз как поводом нарушить свое давнее обещание не становиться инициатором развала Союза. Теперь Ельцин мог утверждать, будто Украина, а не Россия положила конец Советскому Союзу.
Украинские политические деятели с готовностью играли свою роль. 5 декабря украинские законодатели приняли решение об аннулировании присоединения Украины к договору 1922 года, образовавшему СССР, а наследующий день решили не подписывать никакого союзного договора и создать собственные вооруженные силы.
Воодушевленный такими действиями и собственной победой на выборах, Кравчук принял приглашение Шушкевича с Ельциным встретиться с ними на следующие выходные в Беларуси. Перед отъездом из Киева он с кристальной ясностью обозначил свою позицию по отношению к проекту союзного договора. Во время пресс–конференции, последовавшей за церемонией вступления в должность президента, Кравчук заявил, что Украина будет «поддерживать политические связи с республиками–государствами», но не вступит ни в какой союз, предполагающий центральный орган власти. Сказанное, разумеется, означало, что Украина не будет частью никакого союза, приемлемого для Горбачева, если Горбачев намеревался действовать так, как о том неоднократно говорил на заседаниях Государственного Совета в ноябре.
Встреча в охотничьем домике
Когда 25 ноября Горбачев в бешенстве покинул заседание Государственного Совета, Шушкевич договорился с Ельциным о встрече, идеальные условия для которой, с его точки зрения, предоставляли уединение и сельский уют Беловежской Пущи.
За день до отъезда из Москвы в Минск Ельцин обсуждал сложившееся положение с Горбачевым, и оба они сошлись на том, что невозможно представить себе союз без Украины. Очевидно, они еще не знали, что сказал в тот день в Киеве Кравчук, поскольку Горбачев продолжал настаивать, что Украина, в конечном счете, присоединится к союзному договору. Фраза Горбачева о том, что результаты референдума за независимость отражают не более как намерение найти способ для создания основы равенства с другими республиками в будущем союзе, достаточно выражает всю меру его самообольщения. «Я уверен, — утверждал Горбачев, — что сегодня люди на Украине думают о союзе, так же как и люди в других уголках нашей огромной страны».
И Ельцин, и Кравчук, и Шушкевич отрицают, что заранее знали, чем завершится их встреча. Как утверждают Шушкевич с Ельциным, они не были уверены в том, что Кравчука удастся убедить принять хоть какой–то вид объединения, учитывая подавляющую поддержку независимости во время референдума на Украине и заявление самого Кравчука, сделанное им после вступления в должность президента. Насущным считалось, в особенности для Беларуси, добиться, чтобы граница с Украиной оставалась открытой: гарантировать этого через союзный договор было уже нельзя, поскольку Украина к нему не присоединялась, оставался, следовательно, один путь — сепаратно договориться с независимой Украиной.
С осени 1990 года между Россией и Украиной велась вялая и отрывочная дискуссия о том, каким быть содружеству, о котором договаривались республики. В обеих странах политики, противившиеся союзному договору как неизбежному ущемлению украинского или же российского суверенитета, работали над проектами соглашений о содружестве. В России Геннадий Бурбулис со своими сторонниками предпринял также попытку набросать проект соглашения, дававшего России предлог вобрать в себя все учреждения СССР и стать преемницей СССР с точки зрения международного права. Сопровождая Ельцина на встречу, Бурбулис прихватил эти наброски с собой.
Позже Ельцин вспоминал, что вначале он спросил Кравчука, можно ли как–то приспособить союзный договор, по которому велись переговоры с Горбачевым, чтобы Украина согласилась присоединиться к нему. Когда же Кравчук ответил категорическим «нет», участники встречи переключили внимание на составление такого соглашения, которое Украину устроило бы. А это означало, что союз не может быть государством или «субъектом» международного права или обладать любыми атрибутами власти, позволяющими хоть как–то ограничить суверенитет его членов.
Советники работали всю ночь, а когда в воскресенье утром документ вроде бы был готов к подписанию, три главных участника встречи связались с Назарбаевым, чей самолет только что приземлился в Москве, и пригласили того присоединиться к ним. Вначале Назарбаев согласился, но затем, переговорив по телефону с Горбачевым, решил не ехать. Позже он пояснил, что почувствовал: он уже не сумеет повлиять на ход переговоров и не захотел участвовать в том, что многие расценят как заговор.
Ельцин с Шушкевичем, однако, не были уведомлены, что Назарбаев не прилетит. Соорудив для подписания большой стол и призвав журналистов засвидетельствовать церемонию, они отправились в аэропорт встречать казахского руководителя. Когда Назарбаев не прибыл, три лидера взялись за дело и подписали совместную декларацию и Соглашение «Об образовании Содружества независимых государств». Некоторые комментаторы отнеслись к нему как к «славянскому содружеству», однако подобного намерения явно не просматривалось. Совместная декларация провозглашала, что содружество открыто для всех бывших членов СССР, равно как и других государств, «разделяющих цели и принципы» соглашения.
В качестве хозяина встречи Шушкевича отрядили связаться с Горбачевым и сообщить о том, что произошло. Ельцин вызвался позвонить президенту Бушу и первым вышел на связь. Позже в разговоре со мной Шушкевич отрицал, что так было специально задумано, утверждал, что не хотел сообщать Горбачеву такие новости по открытой линии связи, а в охотничьем домике не было защищенной правительственной телефонной связи, поэтому и ждал, когда вернется в Минск и позвонит Горбачеву оттуда. Ельцин, между тем, позвонил Бушу незамедлительно. Было так задумано или нет (а для многих объяснения Шушкевича звучат неубедительно, поскольку правительственные «дачи» и «домики» обычно оборудованы защищенными телефонными средствами), но можно понять ярость Горбачева, когда тот узнал, что Буша проинформировали первым.
