В течение ноября и декабря Россия систематически поглощала остававшиеся на российской земле союзные учреждения, и другие республики проделали то же самое на своей территории — за исключением военных баз и вооруженных сил. К понедельнику, 23 декабря, мало что оставалось сделать, как только решить, когда Горбачев покинет свой пост.

Горбачев очень скоро отказался от сдержанности и экивоков в оценках Беловежского соглашения. Встречу в Пуще он стал характеризовать как точно такой же незаконный переворот, каким было создание ГКЧП в августе. Отличало их только одно, считал Горбачев: путч провалился, а соглашение состоялось.

Законно ли? Политики и правоведы все еще спорят на сей счет, и историки грядущих поколений, несомненно, продолжат этот спор. Оплакивающие Советский Союз, естественно, склонны видеть в недееспособном Содружестве Независимых Государств незаконный отпрыск заговора, в то время как жаждущие выйти за любые действенные пределы суверенности своей республики станут заверять, будто все проделано в строгом соответствии с законностью.

Каким бы ни был приговор специалистов конституционного права, ясно, что (в отличие от организаторов августовского путча, которым для создания иллюзии законности пришлось пустить в ход выдумку о нездоровье Горбачева) сотворенное Ельциным, Кравчуком и Шушкевичем носит спорный характер. Они были руководителями республик, избранными в ходе конституционного процесса в каждой из республик, и двое из них были избраны всенародным голосованием. Все три республики провозгласили суверенитет, две из них — полную независимость. Их республики являлись основателями Союза Советских Социалистических Республик[111], конституция которого предоставляла право на отделение. По–видимому, участники, бывшие зачинателями договора, обладают правом прекратить его действие, в особенности если договор сохранял принцип суверенности республик, что в данном случае имело место.

Прекрасно, согласятся одни. Республики, может, и имели изначальное право выйти из СССР, зато руководители, собравшиеся на встречу в Беловежской Пуще, не получали полномочий принимать такое решение. В конце концов, граждане всех трех республик во время мартовского референдума проголосовали за сохранение Союза.

Впрочем, вопрос, вынесенный на мартовский референдум, был настолько путано сформулирован, что вряд ли он имел законно обязывающее действие. А что касается Украины, то уже совсем недавно подавляющее большинство ее населения проголосовало за законно обязующее предложение установить полную независимость и ее парламент запретил тогдашнему правительству присоединяться к союзному договору. Если взять Беларусь, то ее парламент огромным большинством проголосовал за декларацию независимости. Что до России, то мандат Ельцина менее очевиден, но, как и Шушкевич с Кравчуком, он впоследствии получил ратификацию Соглашения о Содружестве у себя в парламенте. Большинство граждан России, весьма возможно, предпочла бы союз, включавший Украину, независимости, но сомнительно, чтобы большинство поддержало союз без Украины.

Тем не менее, что бы ни говорилось в оправдание тайной встречи, положившей конец СССР, основатели Содружества явно не были скрупулезны в следовании процедурам, установленным советским законом.

Константин Лубенченко, последний спикер советского парламента, первоначально заклеймивший Беловежское соглашение как незаконное, в марте 1992 гада сказал мне, что нисколько не сомневается в том, что Съезд народных депутатов СССР согласился бы на ликвидацию Советского Союза в безукоризненном, с точке зрения закона, порядке, если бы президенты республик выступили с прямой просьбой на сей счет. Депутаты осознали бы, что не смогут продолжать работу перед лицом оппозиции со стороны республик и, сколь бы то ни было печально, просьбу удовлетворили. По мнению Лубенченко, профессора права по профессии, трагедия насильственной ликвидации структур советского государства состояла в том, что такие действия подрывали уважение к власти закона, этого все еще нежного и слабого побега в России и других бывших советских республиках. Более того, он считал, что тем самым бросается тень на легитимность нового российского государства и оппозиционеры и недовольные получат основание прибегать к неконституционным методам.[112]

Оставим законность в покое, ибо никогда не достичь полного согласия в оценке методов, которыми действовали Ельцин, Кравчук, Шушкевич и другие руководители республик, дабы прикончить Советский Союз. Сторонники концепции содружества указывают на практические факторы, которые, по их утверждению, не оставляли руководителям республик реального выбора, кроме как действовать так, как они действовали.

Законодательная власть Советов и их правительство раз за разом демонстрировали свою неспособность проложить эффективный путь реформ, даже больше: пока продолжали существовать союзные учреждения, они стремились блокировать реформаторские усилия России и других республик. Между тем хозяйство страны не просто находилось в упадке: оно разваливалось. России, если она хотела сохранить хотя бы подобие приверженности политике реформ, просто необходимо было избавиться от союзных учреждений. Иначе не было бы конца спорам и придиркам по поводу правомерности, и советская бюрократия заблокировала бы любые реальные перемены. Кроме того, как показали в сентябре — октябре переговоры по экономическому сообществу, большинство республиканских правительств, помимо России, противились радикальной экономической реформе. Союзное правительство предоставило бы в их распоряжение рычаги, с помощью которых можно было бы извратить, а то и свести на нет все российские усилия.

Окажись новое российское правительство способным осуществить действенную программу реформ в России, в глазах многих оно подтвердило бы практическую правомерность конца Советского Союза. Если же его реформаторские усилия оказывались еще более разрушительными, чем можно было бы предположить, то, увы, старое недовольство, застарелые обиды обретали бы новую жизнь.

————

Еще тогда, когда Ельцин успешно маневрировал, уничтожая Советский Союз, в российском политическом руководстве стали заметны трещины и изломы, которым предстояло иметь серьезные последствия в будущем. Реформаторская программа, которую изложило правительство, созданное Ельциным в ноябре, вызвала противодействие в Верховном Совете РСФСР, оказавшемся на удивление сильным.

Россия таким образом встречала рассвет независимости от Советской власти в сумраке собственного политического кризиса. Государство по–прежнему функционировало по старой советской Конституции, которая изначально предназначалась для иного механизма сцеплений и передач в совершенно иной машине. Для надежности Конституция исправлялась и подправлялась около сотни раз, но в результате происходило лишь латание старых дыр, оставлявшее достаточно противоречий и двусмысленностей, чтобы превратить любой политический спор в конституционное сражение.

Ельцин решил не готовить и не принимать новую российскую конституцию осенью 1991 года, когда послепутчевый шок мог бы обеспечить быстрое согласие. Вместо этого он предпочел направить свою энергию на слом союзной структуры власти. И хотя цели своей он достиг, в наследство ему досталось государство со множеством политических ловушек и западней. И в будущем при каждом провале той или иной политики уже не окажется Горбачева, на которого можно было бы свалить вину.

Горбачев смирился с выпавшей ему судьбой с достоинством, но не безропотно. Буквально ежедневно, до самой отставки, он выступал с заявлением или устраивал интервью, предупреждая о грядущих опасностях, если союзному государству будет отказано в существовании. Он предсказывал этнические раздоры, хозяйственный хаос, распад России и других республик, считал весьма высокой вероятность гражданской войны.