Отсутствие деталей было, на деле, в некоторых случаях скорее достоинством, нежели упущением. Невозможно спланировать каждый аспект перехода к рыночной экономике, Большинство рыночных структур предстояло создавать вне рамок государства отдельным личностям, которым предоставлялась свобода делать это. Государственная власть не создаст рыночной системы: она в силах лишь обеспечить возможность ее создания, уйдя с дороги и позволив личностям, движимым собственным просвещенным интересом, сделать это, Рыжков никогда этого не понимал, а Шаталин понял, от того–то он и назвал свои рекомендации «программой», а не «планом» (что, впрочем, не мешало другим именовать документ «Шаталинским планом»).

За лето Горбачев несколько раз с энтузиазмом отозвался о Шаталинской программе, и казалось, что он скорее всего примет ее. Сценарий, представлявшийся мне прошлой зимой, похоже, ложился в основу драмы, которая разворачивалась перед нашими глазами. Горбачев обрел президентство, упразднил коммунистическую монополию на власть, реорганизовал партию, принизив ее влияние, и теперь, похоже, пользовался свободой действий, предоставляемой новой ситуацией, Теперь он был готов крепко взяться — после стольких разговоров — за подлинные перемены в экономической системе. И — одновременно — он высекал эпитафию на могильном камне холодной войны.

Соглашения по объединению Германии и по удалению последних остатков железного занавеса в Центральной Европе были достигнуты (хотя и не все еще формализованы) в ходе встречи Шеварднадзе и Бейкера в Иркутске 1 августа, Им удалось достичь такого же взаимопонимания, какое было у Шеварднадзе с Шульцем, и позволило Шеварднадзе ответить на гостеприимство, с каким Бейкер встречал его год назад в Джексон—Хоул, штат Вайоминг.

Пейзажи ближайших окрестностей Иркутска не могут сравниться с величием национального парка Гранд—Тетон, но они впечатляют, а находящееся по соседству озеро Байкал, крупнейшее хранилище пресной воды в мире, предлагает несравненные виды все еще относительно неиспорченной природы. Окружающая обстановка вдохновила обоих министров иностранных дел на одну из самых гармоничных встреч между ними.

Не то чтобы они решили все проблемы: у нас по–прежнему имелись разногласия на переговорах по стратегическим вооружениям, как и по Афганистану, но разногласия были скорее исключениями, нежели правилом, и даже они не имели того размаха, каким отличались американо–советские проблемы в прошлом. Министрам пришлось иметь дело со столь немногочисленными разногласиями, что они позволили себе потратить полдня на прогулку на водометном катере вверх по реке Ангаре до озера Байкал и насладиться мирным ужином в простой рыбачьей избе.

Утром 1 августа, во время завершающей встречи, до нас дошли тревожные известия: поступило сообщение, что войска Ирака перешли границу с Кувейтом. Поначалу было неясно, то ли это небольшое нарушение, то ли полномасштабное вторжение, и встреча завершилась прежде, чем нашлось время обсудить это сообщение в подробностях. Бейкер отправился с запланированным визитом в Монголию, а мы с Ребеккой и еще кое–кто из сопровождавших Бейкера возвратились в Москву вместе с Шеварднадзе.

Когда мы прибыли, стало известно, что Ирак захватил Кувейт и объявил о его аннексии. Два ближайших сотрудника Бейкера — Деннис Росс, глава Совета госдепартамента по политическому планированию и советник Бейкера по Ближнему Востоку, и Роберт Зоуллик, советник госдепартамента, занимавшийся вопросами Германии и экономическими проблемами, — оказались с нами в Москве, Ясно было, что Бейкеру придется немедленно возвращаться в Вашингтон, а не продолжать намеченную рыбалку во внутренних водах Монголии. Вопрос, между тем, состоял в том, следует ли ему возвращаться через Москву в надежде заручиться согласием Шеварднадзе на совместные действия в Совете Безопасности ООН, или через Пекин, или через Токио. (Путь от Монголии до Вашингтона был примерно одинаков по любому из этих маршрутов.) Будь хоть какая–то надежда получить согласие СССР на совместные действия в Совете Безопасности, остановка в Москве того стоила.

До той поры Ирак являлся советским союзником, получателем огромного количества военного снаряжения. Тысячи советских военных советников и инструкторов жили там. Хотя нам было известно, что советское правительство не стояло за вторжением в Кувейт, мы понимали, что ему будет трудно действовать в согласии с нами для прекращения агрессии, поскольку для него это означало бы повернуть на сто восемьдесят градусов всю свою ближневосточную политику и, возможно, подвергнуть опасности какое–то число своих граждан. Тем не менее, ставки были высоки, и мы решили изо всех сил постараться убедить Горбачева с Шеварднадзе примкнуть к нам для оказания сопротивления иракской агрессии. Если «новое мышление» и «общечеловеческие интересы» что–то значили, они должны были означать, что Советский Союз осудит агрессию и примкнет к нам, оказав давление на Ирак с тем, чтобы тот убрался восвояси.

Первый советский отклик внушал надежду: 2 августа МИД СССР выступил с заявлением, призвав к «скорому и безусловному выводу иракских сил из Кувейта», поддержал резолюцию Совета Безопасности ООН, содержавшую тот же призыв, и вызвал иракского посла в Москве, чтобы вручить ему это послание официально. В сравнении с прошлым то была радостная перемена, но она вовсе не означала, что Москва охотно согласится действовать в согласии с Соединенными Штатами, чтобы силой выдворить Ирак из Кувейта.

Росс обсудил вопрос с Сергеем Тарасенко, своим коллегой в советском министерстве иностранных дел. Тарасенко сообщил, что, хотя Шеварднадзе к решению еще не пришел, а специалисты по Ближнему Востоку подталкивают его к отказу от совместных действий с Соединенными Штатами, Бейкер, если поговорит с министром лично, возможно, сумеет склонить его к содействию. Это не было абсолютным заверением, какого нам хотелось бы, но Бейкер решился действовать, основываясь на нем, и велел своему пилоту взять курс на запад от Улан—Батора, а не на восток.

Бейкер и Шеварднадзе встретились на несколько часов в московском аэропорту Внуково-2, который никогда не использовался для транспортных перевозок, а предназначался для прибывающих и убывающих глав государств и высших советских официальных лиц, Совет Тарасенко оказался точным: министры согласились на заявление, которое предваряло серию совместных голосований в Совете Безопасности ООН. Наконец–то Организация Объединенных Наций, похоже, могла действовать так, как то предусматривалось с самого начала. Разговоры о новом мировом порядке стали вытеснять соперничающее красноречие времен холодной войны.

————

Для многих государственных деятелей и дипломатов август 1990 года не стал обычным временем отпуска. Иракская удавка все туже затягивалась на Кувейте, множились сообщения о зверствах, президент Буш взялся за организацию многостороннего инструмента оказания военного давления. Соглашение Шеварднадзе с Бейкером ободряло, но Бушу для успеха в создании коалиции на основе резолюций Совета Безопасности нужна была уверенность, что Горбачевская поддержка продолжится. Для укрепления этой поддержки он предложил встретиться в Хельсинки, на что Горбачев тут же согласился.

Встреча двух президентов, на которой главной темой переговоров был кризис в Персидском заливе, заняла большую часть воскресенья 9 сентября. Горбачеву нужны были заверения по двум пунктам: военное давление будет использовано для того, чтобы заставить Саддама Хуссейна покинуть Кувейт без сражений, и войска США будут выведены из этого региона после освобождения Кувейта. Буш заверял, что использует любую попытку, чтобы снять иракскую удавку с Кувейта без войны, но избегал давать какие–либо заверения, что сила не будет применена, если Саддам Хуссейн продолжит упорствовать. Что касается войск США в регионе, то он пообещал, что после освобождения Кувейта они будут сокращены до обычного уровня. В течение многих лет Соединенные Штаты держали в Заливе некоторое количество военно–морских сил, и Горбачев не настаивал на полном их выводе, а только на отправке обратно тех войск, какие были переброшены в регион специально для принятия мер против иракского вторжения.