Тем не менее, Горбачев жал на все кнопки, стремясь получить подавляющее большинство на своем референдуме, мобилизуя все силы аппарата Коммунистической партии на достижение положительною результата. Избранная им тактика сбивала меня с толку, поскольку я никак не мог сообразить, что он выигрывал, даже получив всеобщее одобрение своего предложения. Слишком уж оно аморфно, чтобы служить ясно выраженным мандатом. Вопрос о российском президентстве, с другой стороны, был из тех, где что–то реально так или иначе решалось. Если он приведет к конституционным поправкам и выборам российского президента, Борис Ельцин получал этот пост, не пошевелив и пальцем. Власть его возросла бы крайне значительно, особенно в сравнении с Михаилом Горбачевым, неизбранным президентом барахлящей государственной машины. Если в дополнение Украина проголосует против союза (или даже выкажет отношение, что называется, «нежарко–нехолодно»), Горбачеву оказалось бы куда труднее прийти к согласию с Кравчуком и Украинской Радой по союзному договору.
Своим слабо проработанным предложением о референдуме Горбачев довольно нелепо загнал в ловушку самого себя, Ельцин установил в ней капкан, когда 7 февраля его Верховный Совет одобрил проведение референдума в РСФСР в один день с всесоюзным.
Прямой вызов Ельцина
Призывы к отставке Горбачева прозвучали на демонстрациях в Москве и Ленинграде после насилия в Литве, но Ельцин выжидал месяц, прежде чем сам открыто потребовал того же. В частности, он заручился одобрением Верховного Совета РСФСР вынести на референдум вопрос о российском президентстве. Он также образовал новый Консультативный совет, набрав в него многих реформаторов, которые за год до этого были в команде Горбачева.[101]
Одержав одновременно законодательную победу и победу в умах общества, в то время как Горбачева ругали за то, что он позволил развязать насилие в Прибалтике, за неспособность подобрать надежных помощников и принять приличный план реформ, за бездействие, когда нужно остановить стремительный упадок в экономике, Ельцин 19 февраля выступил на всю страну по телевидению. Полчаса он отвечал на вопросы, а затем вынул заготовленное заявление и прочел его.
Как заявил Ельцин, он прилагал искренние усилия сотрудничать с Горбачевым, но, оказалось, это было ошибкой. Горбачев, утверждал Ельцин, ведет страну к диктатуре. Пока до этого не дошло, он должен уйти в отставку с поста президента и передать власть Совету Федерации. «Я сделал мой выбор, и я от него не отступлюсь», — заключил он.
————
Прежде Ельцин говорил, что Горбачев должен заняться реформой или уйти в отставку и позволить заняться ею кому–то другому, а вот теперь он бросил перчатку. В зрелых демократиях оппозиция время от времени требует отставки главы правительства, нотам подобные шаги делаются идущими в ногу со всем политическим процессом. Советский же Союз еще не стал демократией, не говоря уж о зрелой, а президенту, считается, отведен определенный срок и он не зависит от вотума доверия в законодательном органе. В этих обстоятельствах Ельцинское требование было истолковано (как, несомненно, на то и рассчитывалось) как объявление политической войны. В тот вечеря записал: если и оставалась еще хрупкая надежда, что Горбачеве Ельциным смогут сотрудничать, то она исчезла окончательно. Борьба, в которой допускались любые приемы, казалась неизбежной.
————
Показательный поединок не заставил себя ждать. Сразу после Ельцинского требования отставки Горбачева коммунисты в российском парламенте развернули шумную кампанию по импичменту и замене Ельцина. Отработанным маневром, руководил которым лично Горбачев, верные бойцы Коммунистической партии один за другим поднимались на трибуну в российском законодательном органе и требовали убрать Ельцина. Использовалась та же тактика, что и в 1987 году, когда Ельцина исключали из Политбюро: создавалась череда ораторов, осуждающих его поведение и требующих сместить его.
Светлана Горячева, представлявшая округ Владивостока и бывшая заместителем председателя Верховного Совета, первой пошла в атаку, зачитав заявление, подписанное ею и пятью другими заместителями председателя. В нем Ельцин обвинялся в том, что избегает необходимых, но непопулярных мер по улучшению экономики, в подрыве союзного договора посредством прямых переговоров с другими республиками, в действиях без полномочий при подписании соглашения с прибалтийскими правительствами, в подмене законодательного органа опорой на узкий круг личных советников, в ослаблении единства СССР и самой России и в призыве к Горбачевской отставке, что не отражало мнения Верховного Совета.
Российский парламент, впрочем, не был Центральным Комитетом партии 1987 года. Начать с того, что кампания по смещению Ельцина протекала прямо перед телевизионными камерами, и оппоненты Ельцина представали злобными коммунистическими аппаратчиками, тянувшими к ненавистным привычкам прошлого. Вместо того чтобы повернуться к Ельцину спиной, большинство граждан осуждали Горбачева за попытку еще раз снять их героя и тем самым пренебречь общественным мнением.
Противники Ельцина предложили созвать российский съезд народных депутатов (который обладал властью сместить Ельцина) 4 марта, то есть до проведения референдума 17 марта. Соратники Ельцина нанесли ответный удар, и после второго дня бурных дебатов законодатели согласились созвать съезд 28 марта — намного позже голосования на референдуме.
Посмотрев телетрансляцию этих дебатов, я сделал такую запись:
«Ни одна из сторон не ведет очень успешную политическую игру, но, случись мне сделать ставку, я поставил бы на Ельцина. Для Горбачева самой успешной была бы тактика «убить его добротой и кротостью», держа дверь открытой для переговоров и следя, чтобы партийные псы на него не бросались. Впрочем, гордость этого ему не позволит, а его попытки осуществить мщение лишь наведут глянец на жертвенном образе Ельцина. Если Ельцин сумеет попасть в российский бюллетень в качестве кандидата в президенты, он перевернет все на свете».
Эти дебаты в российском Верховном Совете совпали с последними приготовлениями к сухопутному наступлению, имевшему целью выбить иракские войска из Кувейта. Горбачев, хотя и постоянно (иногда после долгого убеждения) голосовал в ООН по вопросам Залива вместе с нами, всячески стремился избежать сухопутных действий и все время выступал со все более и более неистовыми мирными предложениями, вплоть до самого начала наступления. Продолжая раз за разом уверять президента Буша, что не станет колебаться в осуждении иракской агрессии, Горбачев все же надеялся, что сумеет убедить Саддама Хуссейна вывести войска без боя. Победа возглавляемой США коалиции над страной, вооруженной в основном советским оружием, неизбежно оказывалась ударом по советскому престижу и воинской гордости. Критика поддержки Горбачевым Соединенных Штатов стала особенно острой на пленуме Центрального Комитета партии в конце января.
Поведение Саддама Хуссейна доказывало то, в чем мы убеждали Горбачева с тех самых пор, как он пришел к власти: это ошибка оставлять в руках таких безответственных лидеров, как Хуссейн и Муаммар Каддафи, рычаг воздействия на советскую политику. Благодаря значительной помощи со стороны Шеварднадзе Горбачев пришел к пониманию этого, и все же политически трудно было благословить военную кампанию, проводящуюся бывшими противниками против страны, которая многие годы считалась находящейся под советским покровительством.
Еще до начала наступления на суше, советские официальные лица стали выражать сомнения, не избыточны ли воздушные удары. К примеру, 2 февраля, когда я нанес визит заместителю министра иностранных дел Александру Белоногову с целью убедить СССР поддержать голосование в Совете Безопасности ООН, тот принялся жаловаться, что воздушные удары США приводят к многочисленным жертвам среди гражданского населения. Когда я заверил его, что наше военное командование примет все мыслимые меры предосторожности, дабы свести гражданские жертвы к минимуму, Белоногов в ответ заметил, что должна быть проведена черта между освобождением Кувейта и разрушением Ирака. Пока Соединенные Штаты эту черту не пересекали; если же они это сделают, СССР вынужден будет поднять этот вопрос на Совете Безопасности.
