Как оказалось, все это было подступами к основной его просьбе: по прибытии в Вашингтон он рассчитывал, как минимум, на встречу с президентом Бушем.
Я это предчувствовал. Мы уже обсудили этот вопрос с чиновниками в госдепартаменте, которые уведомили меня, что шансов на встречу с президентом у Ельцина никаких, а вот госсекретарь Бейкер и генерал Брент Скоукрофт, помощник президента по национальной безопасности, возможно, его примут.
Я крайне осторожно попытался образумить Ельцина, говоря, что его, несомненно, примут в Белом Доме и — на высоком уровне — в государственном департаменте, однако ему не следует ожидать формальной встречи с президентом, Ельцин упорствовал, говоря, что не ждал бы встречи с президентом, если бы отправлялся в Соединенные Штаты до недавних выборов. Теперь же все обстоит по–иному, Разве не встречался президент с лидерами оппозиции из демократических стран?
На это потребовалось объяснение, что, хотя время от времени такие встречи проходят, они вовсе не входят в заведенный порядок или обязанности президента. Я сдержался и не добавил, что Межрегиональная группа в формальном смысле не является группой оппозиции, что Советский Союз еще не демократическое государство, а Ельцин не единственный председатель, а лишь один из нескольких сопредседателей группы. Без сомнения, он отнес бы все это к несущественным формальностям и скорее всего заявил бы что–нибудь вроде: «Хотите, чтоб мы был и демократией, тогда почему не помогаете, и не обращаетесь с нами как с демократией?»
Со встречи я уехал еще более обеспокоенный, чем прежде. Ожидания Ельцина были, похоже, столь высоки, что ему трудно было не разочароваться. К тому же, если он решится справиться с такой напряженной программой, как та, что он мне показал, то к концу он совершенно выбьется из сил, последствия чего непредсказуемы.
Остаток дня я провел на телефоне, дозваниваясь до разных людей в Соединенных Штатах и выясняя, нельзя ли как–нибудь выправить положение, Ельцин упомянул, что со спонсорами его поездки связан Фредерик Карр, президент Оберлин–колледжа и один из самых проницательных американских наблюдателей за событиями на советской сцене, и он надеется, что Карр будет сопровождать его, по крайней мере, в части поездки. Если Ельцин не ошибся, я мог вздохнуть свободнее. Я знал Карра и знал, что ему нет равных в умении общаться с русскими.
В Оберлине Фреда не оказалось, но мой секретарь отыскал его в Новом Орлеане и соединил со мной. Я объяснил положение и к своему ужасу узнал, что, хотя несколько месяцев назад организаторы связывались с Карром и он согласился помочь с поездкой Ельцина, но с тех пор никто ему ничего не сообщал и в его нынешние планы эта поездка не входит.
Нашим следующим шагом была попытка убедить коллег в госдепартаменте добиться кое–каких встреч на высоком уровне в Вашингтоне. Я предложил им вернуться к вопросу о встрече с президентом; не для того, чтобы доставить личное удовольствие Ельцину (мы спокойно пережили бы любое разочарование с его стороны), а для оказания поддержки демократическому процессу в Советском Союзе, в этом случае будет ясно, что президент уделяет ему внимание.
Встреча с Ельциным подтвердила мои подозрения, что тот собирается использовать поездку в США для повышения политического престижа у себя дома, с тем чтобы его считали настоящим лидером оппозиции Горбачеву.
Я понимал, что нерешительность Белого Дома проистекает именно из этого: из огромного нежелания сделать нечто, способное обидеть Горбачева. Тем не менее, считал я, отношение Белого Дома основано на неверной посылке. Если Советскому Союзу предстояло развиваться в демократическом направлении, то придется позволить развиваться и оппозиции, а его руководителям придется уяснить, что для зарубежных правительств вполне допустимо поддерживать контакты с лидерами оппозиции. Я находил опасной политику, которая основывалась на личностях. Нам следовало поддерживать принципы, а не отдельных лиц.
Разумеется, отстаивай Ельцин политику, не совместимую с интересами США, следовало бы осмотрительно избегать действий, создававших видимость поддержки такой политики. Но в данном случае этого не было: Ельцин выступал за более быстрые сокращения в советском военном бюджете, чем Горбачев, и поощрял самоопределение Прибалтики. Его политика была ближе к нашей, чем Горбачевская. Вовсе не повредит, полагал я, слегка подтолкнуть Горбачева к сотрудничеству с Ельциным и его демократическими союзниками. В длительной перспективе это могло бы оказаться даже в интересах Горбачева.
Еще до того, как Ельцин прибыл в Вашингтон, мы достигли компромисса: никакой формальной встречи с президентом Бушем не будет, но президент с вице–президентом Дэном Куэйлом на некоторое время присоединяться к встрече Ельцина со Скоукрофтом. Такой подход казался разумным, и я был удивлен, когда получил указание направить через МИД объяснение Горбачеву. Поступил я в соответствии с указанием, хотя и понимал всю ненужность и снисходительность такого поступка. Мы не считали необходимым объяснять премьер–министру Маргарет Тэтчер, почему президент встречается с лидером лейбористов Нейлом Кинноком; отчего бы и не поймать на слове Горбачева, утверждающего, что он намерен создать демократическую систему управления государством? Если что–то в наших действиях вызовет у него вопросы, пусть задаст их — тогда и придет время объяснять.
По мере того, как проходила поездка Ельцина по Соединенным Штатам, я перестал волноваться. Реакция прессы, похоже, была позитивной. «Ю-Эс-Эй тудэй» в номере от 16 сентября одной из своих статей дала заголовок: «Борис Ельцин: рождение звезды состоялось» — и отметила: «Свободный от любого политического партийного клейма советский законодатель «зовите–меня–просто-Борис» Ельцин пленил США с налету — пожатиями рук, похлопываниями по спинам, позированием вместе с нищими, политиками и водопроводчиками».
К сожалению, Ельцин заметно устал ко времени, когда он добрался до Вашингтона» и в Белом Доме оставил о себе плохое впечатление. Как позже рассказывал мне Роберт Блэкуилл, ведавший в аппарате Белого Дома европейскими делами, когда Ельцин, направляясь на встречу со Скоукрофтом, вошел в Западное Крыло, он встал, раскинув руки, и заявил, что дальше ни шагу не ступит, если не получит обещания свести его с президентом. Не знаю, почему его не уведомили, что президент намерен присоединиться к их встрече, только такое его поведение симпатий вызвать не могло. Сама встреча, как утверждают, прошла гладко, хотя у сотрудников Белого Дома осталось впечатление, что Ельцин не сумел представить связную программу, а Скоукрофт, пока гость говорил, по сути, все время продремал. Присутствовавшие на встрече склонялись к низкой оценке Ельцина, характеризуя его как напыщенного политического легковеса, который вскоре сойдет со сцены.
Советская пресса поначалу уделила скудное внимание тому, что проделал Ельцин в Соединенных Штатах. «Правда» поместила краткое сообщение ТАСС о его встрече со Скоукрофтом и президентом, где говорилось со ссылкой на заявление Белого Дома, что президент Буш в ходе встречи высоко отозвался о своих весьма позитивных отношениях с Горбачевым и поддержал перестройку. Далее в сообщении упоминалась статья в«Вашингтон пост», где цитировались неназванные «официальные круги», заявившие, что предложения Ельцина были очень общи и непрактичны,
«Правда» проявила больше интереса к визиту Ельцина, когда в итальянской газете «Ла Репубблика» появилась пространная статья, выставившая Ельцина в карикатурном виде. Вашингтонский корреспондент газеты Витторио Зуккони изобразил Ельцина пьяным шутом, которого бросало от одной выходки к другой и который неизменно вызывал чувство неловкости у своих хозяев. Созданный им портрет не был похож на человека, которого я знал, хотя мне было известно и о том, что порой Ельцин способен на не принятые в обществе поступки, особенно когда он утомлен, болен или раздражен, Заметил я и некоторые неувязки, свидетельствовавшие о том, что Зуккони не во всем щепетильно точен.
