«У нас есть что предложить даже этому волшебному городу», – думал Венделин, поглаживая замки своего дорожного сундука.

– Что это за красивое здание? – поинтересовался он у гондольера, когда они проплывали мимо палаццо с неожиданно прямой осанкой и стройными очертаниями. Венделин с удовлетворением отметил, что длина его фасада в точности соответствовала гондоле.

– Вам не захочется побывать там, – проворчал носильщик. – Это Ca’ Dario[53]. Проклятое место.

– Выходит, вы здесь верите в привидений? – Венделин довольно улыбнулся. Было приятно узнать, что и у этого города есть свое слабое место, невинная причуда.

– Того, кто не верит в привидений, они сожрут, – последовал мрачный ответ.

У Риальто они сошли на берег вместе с носильщиком, который немедленно повел их по узким улочкам в гостиницу жены своего двоюродного брата.

– Кровати там такие мягкие, что на них не побрезговал бы умереть и серафим, – бросил он им через плечо сомнительную рекомендацию. – А еда такая, что доволен останется и голодный монах.

Заведение, в которое он их привел, не выглядело бы респектабельным ни для ангела, ни для клирика. Неряшливая женщина, прижимая к груди ребенка, небрежно приветствовала их. Предложенная им комната воняла пóтом и оказалась настолько темной, что владелице пришлось зажечь свечу, чтобы отыскать кровать. В круге отбрасываемого ею света Венделин заметил гигантскую тень блохи, поспешно спрыгнувшей с матраса.

После некоторых препирательств с носильщиком они все-таки уговорили его отвести их в Locanda Sturion, где им заранее, письмом, были заказаны комнаты. Раскрасневшиеся от отчаянных потуг справиться с непривычным венецианским диалектом, сгибаясь под тяжестью сундуков, которые им пришлось тащить на себе по бесчисленным узеньким улочкам и переулкам, братья задыхались, чувствуя, что их сердца колотятся, как полощущие под ветром паруса. Венеция уже начала испытывать их на прочность, втягивая в хитросплетения византийских отношений. Но по крайней мере на этот раз они победили. Носильщик угрюмо поглядывал на них из-под насупленных тонких бровей, но все-таки привел их, причем на удивление коротким маршрутом, обратно к Риальто и месту их законного назначения. Когда они оказались на середине деревянного моста, Венделин заметил вывеску с серебряной рыбкой на красном поле, как и обещал им падре Пио, и вздохнул с невыразимым облегчением.

Безупречное внутреннее убранство Locanda Sturion лишь подтвердило мудрость падре Пио и укрепило их уверенность в правильности остальных полученных от него советов. Красота владелицы гостиницы и роскошь комнат, драпированных голубым и зеленым бархатом, заставили их восторженно умолкнуть. В покрытых патиной зеркалах отразились их бледные лица, окруженные бликами плещущейся внизу воды и словно тающие в рамах. Как только владелица, одарив их на прощание сдержанно-соблазнительной улыбкой, выплыла из комнаты, братья повалились на кровати, в которых, к их невероятному удивлению и облегчению, не оказалось паразитов, и несколько минут обменивались восторженными впечатлениями. Решив, к обоюдному согласию, что их хозяйка – вовсе не куртизанка, они погрузились в сон и проспали двадцать часов подряд.

Проснулись они с ощущением покоя, безопасности и счастливыми воспоминаниями о том, что перед уходом хозяйка вручила им ключ от комнаты и сообщила, что буквально в сотне ярдов от гостиницы, по ту сторону моста Риальто, находится Fondaco dei Tedeschi, немецкий гильдейский зал собраний. Они знали, что найдут там помощь и поддержку, точные сведения и полезные советы. Не прошло и часа, как они уже шагали по рынку Риальто, изумляясь солнечным часам Сан-Джакометто. Когда они проходили мимо, те как раз просигналили восемь часов петушиным криком. Они шли с точностью до минуты, с удовлетворением отметил Венделин, бросив опытный взгляд на небо.

Навстречу им попался прохожий, который остановился, чтобы поговорить с братьями. Будучи венецианцем, он заинтересовался и самими чужеземцами, и тем, что они думают о его городе.

Он расцвел и заулыбался, когда Венделин сбивчиво рассыпался в цветистых комплиментах.

– Даже ваши часы прекрасны и обладают точным ходом, – окончательно выбившись из сил, закончил Венделин.

Незнакомец с улыбкой сообщил ему, что внутренний механизм, разумеется, сиенского производства, поскольку всем хорошо известно, что венецианцы не умеют делать часы, которые показывают точное время.

Венделин, заметив, что за этой приятной, но бесполезной беседой прошло уже четверть часа, заподозрил, что венецианцы не склонны придавать значение тому, как бежит время.

Однако же в это безоблачное утро ничто не могло испортить его радужного настроения. И то, что в самом сердце этого города он встретил чужеземный механизм, благополучно отсчитывающий время у Риальто, показалось ему добрым знаком.

Еще до полудня братья договорились о том, что в fondaco им выделят две светлые комнаты, и наняли двух подмастерьев, которые знали немецкий. Кроме того, они познакомились с пятью немецкими купцами. Один из трех венецианских вельмож, покровительствовавших fondaco, приветствовал их с учтивой любезностью, за которой скрывалось снисхождение. Но и такой прием ничуть не обескуражил братьев: каждый должен знать свое место, а они еще не успели показать городу, на что способны.

Братья фон Шпейер уже узнали от своих новых друзей-эмигрантов, что утонченные итальянцы и в особенности изнеженные и избалованные венецианцы считают немцев грубоватыми и недалекими людьми, годящимися только на то, чтобы изготавливать хорошие вещи и надежные механизмы вроде весов, которые не ломаются (подобные умельцы в самой Венеции не встречались). Даже знаменитыми немецкими художниками в городе восхищалась лишь небольшая группа знатоков.

Посему Иоганн и Венделин после долгих дебатов решили взять себе новую фамилию – да Спира, чтобы стать ближе и не выглядеть явными чужеземцами в городе, который должен был их усыновить. Но подобный поступок не имел особого успеха. Венецианцы, заслышав их речь, по-прежнему воротили от братьев носы на улице, дабы знаменитый металлический запах «немецкости» не оскорбил их обоняния.

Подобно двум отросткам, привитым к могучей виноградной лозе, они постарались стать своими для того общества, что предлагала им Венеция, стремясь при первой же возможности свести близкое знакомство с венецианцами. Они посещали местные festas[54], церковные благотворительные собрания, шествия – словом, любые события, на которых можно, не нарушая приличий, познакомиться с женщинами. С обоюдного молчаливого согласия оба подыскивали себе жен, причем жен-венецианок, дабы укрепить свою связь с городом, в который по крайней мере Венделин влюбился с первого взгляда.

Через несколько месяцев после прибытия Иоганн фон Шпейер женился на Паоле ди Мессина, дочери художника. Будучи вдовой, она привела в дом двух молчаливых смуглых сыновей от первого брака. Поспешные и сумбурные ухаживания Иоганна она приняла, не требуя от него хотя бы внешних атрибутов романтичной влюбленности, что было очень кстати, поскольку у него не оставалось ни времени, ни сил на то, чтобы засвидетельствовать ей свою любовь должным образом. Венделин надеялся, что женитьба умерит тягу брата к работе, которая даже ему временами казалась чрезмерной.

Венделин же влюбился по уши, не смея признаться в этом, в красивую и порывистую молоденькую девушку из Риальто, дочь торговца книгами. Обладательница золотистых кудрей, кожи теплого абрикосового цвета и раскосых темных глаз, она казалась ему одновременно знакомой и совершенно чужой.

Венделин полагал, что все итальянки – темноволосые, точно так же, как почти все немки казались ему блондинками. И он был поражен, встретив огромное количество светловолосых девушек в Венеции. Иоганн, со слов жены, просветил его на сей счет, сообщив, что венецианские женщины красят волосы ядовитыми составами. Украдкой понюхав ее кудри и пристально вглядевшись в ее ровный пробор, Венделин моментально отказался от всех подозрений в том, что цветом своих волос она обязана химии. Уладив этот запутанный вопрос, он отбросил и прочие сомнения, которые вызывала у него женитьба на венецианке.