Все эти обстоятельства подталкивали сельских хозяев к активному использованию сельхозтехники, но она быстро изнашивалась. Возможности замены или ее ремонта резко сократились. Импорт, прежде удовлетворявший до половины потребности, упал. Собственное промышленное производство сельскохозяйственных орудий было практически свернуто. Ремонт в местных в кустарных мастерских из-за недостатка металла осложнялся. По подсчетам А.Л. Сидорова, объем собственного производства машин в 1916 г. составил 14,4% от довоенного уровня, импорта — 8,1% (расчеты в тыс. руб.). Реальное использование (потребление) машин в пересчете на довоенные цены было катастрофически низким — на уровне 7,4% от довоенного{695} (см. табл. 2).
Таблица 2.
Импорт сельскохозяйственных машин в Россию, 1909–1917 гг., тыс. пудов
{696} | Виды сельхозтехники | В среднем за 1909–1913 гг. | 1914 | 1915 | 1916 | 1917 |
| Машины простые | 3749 | 3089 | 106 | 144 | 303 |
| Машины сложные | 3546 | 2938 | 103 | 247 | 1423 |
| Жнейки-сноповязалки | 1658 | 1119 | 18 | 134 | 543 |
| Жнейки с соломосбрасывающим устройством | 604 | 632 | 51 | 49 | 724 |
| Ручные инструменты | 386 | 336 | 129 | 146 | 58 |
| Плуги | 928 | 1016 | 25 | 1,4 | 8,6 |
| Сеялки | 313 | 97 | 10 | | |
Хозяйства помещиков война поставила в экстремальные условия. Земельные собственники были глубоко вовлечены в кредитные отношения. Только по ипотечным кредитам дворяне-землевладельцы выплачивали 250–270 млн. руб. в год{697}. А были еще целевые кредиты (соло-вексельный, мелиоративный, залоговый на сельскохозяйственные товары и др.). Разнообразные связи с торговым, промышленным капиталом империи, и при этом зависимость от крестьянского хозяйства (в части использования их труда, инвентаря, скота), делали помещичье хозяйство неустойчивым при непредвиденной перемене сложившихся обстоятельств. Изменение ситуации на рынке рабочей силы и сельскохозяйственной техники, рынке капиталов, падение спроса на арендную землю со стороны крестьян — все это усложнило ведение крупного хозяйства. При этом рост спроса на сельскохозяйственную продукцию, увеличение государственных закупок для армии побуждали помещиков к поддержанию прежнего уровня хозяйствования и использованию подневольного труда. Ориентированное на внешний сбыт хозяйство помещиков переживало серьезную и глубокую перестройку. К 1917–1918 гг. оно оказалось на грани хозяйственной катастрофы.
До войны (в 1912–1913 гг.) почти четверть пашни (23–25%) помещики сдавали в аренду крестьянам, особенно в среднечерноземных и южных районах Европейской России. Здесь земли были плодородными, а крестьянские наделы — недостаточными. Высокие арендные платежи обеспечивали земельным собственникам постоянную ренту. Во время войны спрос на аренду земли, а значит, и доходы помещиков резко сократились. Кредитная задолженность из-за несвоевременных платежей, новых залогов и перезалогов росла. Результатом всех этих новых условий стала значительная «недовозделанность» помещичьей запашки. Часть крупных хозяйств европейской России, по данным на 1917 г., была просто выключена из сельскохозяйственного производства[92]. Роль помещиков в общем сельскохозяйственном производстве, и без того низкая, достигла, видимо, минимального порога. По данным переписи 1916 г., в Европейской России доля частных владельцев, у которых находилось 49,7% земли, в посевах занимали всего 11%. До войны из помещичьих хозяйств на рынок поступало до половины выращенного урожая (47%), теперь — всего пятая часть (20,6%). До войны четверть пахотных угодий помещики сдавали в аренду. Теперь к этим, фактически уже не возделываемым землям, добавилось и сокращение (тоже в среднем на 25%) собственных посевов. В 1917 г. из довоенных 100 дес. посева в среднем не обрабатывалось около 25 дес.{698} Сравнение динамики посевов у крестьян и помещиков, проведенное А.М. Анфимовым, показывает, что у крестьян за 1914–1916 гг. площадь посевов зерновых и бобовых сократилась на 11,7% (с 77,30 млн. дес. до 68,28 млн.), а у помещиков — на 22,3% (с 8,41 до 6,63 млн. дес.){699} .
Неслыханная для российского крестьянина реальность — пустующая земля без работника — накаляла социальную обстановку в деревне. Латентный конфликт между помещиками и крестьянами начал переходить в активную форму во второй половине 1915 г., что проявилось в росте погромов помещичьих усадеб и самовольных захватов. Покорившись неотвратимой войне и спокойно в целом вынося ее испытания, на втором году войны крестьяне активизировались. Весной и летом 1916 г. крестьянское движение пошло в рост: отмечено 294 выступления, 91 раз правительству пришлось применить силу для усмирения крестьянских бунтов{700}. В 1917 г., летом и осенью, в центральной России ежемесячно фиксировались уже тысячи протестов[93].
Крестьянская активность, которую накаляли еще и солдаты, возвращавшиеся с фронта, была направлена против ближайшего виновника всех бед — помещика. При явной неустойчивости власти в 1917 г. она вылилась в разгромную волну, которая буквально «смела» культурное помещичье хозяйство{701}. В 1917 г. эпицентр крестьянского недовольства находился в центральной России. С началом продовольственной диктатуры Временного, а затем Советского правительства он сместился в районы торгового земледелия и ремесла — Поволжье и Сибирь{702}. Производственная взаимосвязь сельских хозяев — помещиков и крестьян — в условиях войны была уничтожена.
2. Аграрный сектор в региональном аспекте
Аграрная экономика живет по законам, отличным от других сфер хозяйственной деятельности. Она тесно связана с природным фактором и климатическими условиями в разных местностях. Сам сельский труд носит сезонный характер, а его результаты имеют «отложенный характер». Поэтому исследователи за основу изучения изменений в сельском хозяйстве берут отрезки в 5–8, а иногда и 8–12 лет. Именно такой период должен пройти, чтобы перемены проявились в полной мере.
