Вопреки ожиданиям, провозглашенное 2 ноября 1917 г. СНК в «Декларации прав народов России» право на самоопределение было воспринято мусульманами весьма критично{3064}. На отдаленных окраинах ситуация стала угрожающей. Так, в Ташкенте участники краевого съезда городских самоуправлений пытались найти форму существования с Советами, с одной стороны, мусульманами — с другой. Было предложено учредить в Ташкенте «правительственный кабинет» из 3 представителей от съездов Советов, 3 — от съезда городских самоуправлений, 6 — от краевого съезда мусульман{3065}. Но это не смогло спасти от эскалации насилия с преобладанием этноконфессионального компонента. После четырехдневных боев большевики пришли к власти в Ташкенте. Делиться властью с мусульманами они не собирались, о чем объявили публично, сославшись на то, что среди туземного населения нет пролетарских классовых организаций. Напротив, представители городских самоуправлений 13 ноября заявили о том, что мусульмане способны создать власть, соответствующую специфике края{3066}. Местное казачество также объединилось с мусульманами, составив совместный список на выборах в Учредительное собрание{3067}.
Впрочем, в центре большевики, не теряя надежд на мировую революцию, спешили с изоляцией «буржуазных» национальных движений. Именно с этой целью они пытались привлечь на свою сторону левых его лидеров. Первое время подобные маневры приносили большевикам некоторый успех — национальные лидеры терялись в политической обстановке.
Особое внимание В.И. Ленин уделял Украине: не только из страха перед «буржуазными националистами», сколько из-за боязни прекращения поставок хлеба. 4 декабря СНК в манифесте к украинскому народу заявил о признании Народной Украинской республики, ее права отделиться от России или вступить с ней в переговоры об установлении федеративных или иных взаимоотношений. Большевики не особенно лукавили: они искренне приветствовали все то, что помогало им удержаться у власти в видах мировой революции.
Положение Центральной рады становилось все более угрожающим: возбужденные солдаты готовы были объявить ее «контрреволюционной» только за то, что она пропускает на Дон казачьи части. 5 декабря на заседании большевистского СНК было решено «считать Раду в состоянии войны с нами». Война началась с разоружений враждебно настроенных солдат — как «большевиков», так и «украинцев». Центральная рада попыталась создать свой центр власти, не отказываясь от сохранения федеративных отношений с Россией. Однако большевиков больше беспокоило другое. В связи с возвращением на Дон казачьих частей им казалось, что там формируется мощный очаг контрреволюции. 13 декабря в «Правде» большевики заявили о принципиальном признании федеративного устройства страны в соответствии с волей трудового населения, выраженной через Советы. Несомненно, это дезориентировало многих национальных политиков, решивших, что теперь можно без помех заняться реализацией автономистских проектов.
В целях изоляции от большевизма на других окраинах стали возникать всевозможные «правительства». В начале декабря появилась декларация о создании объединенного Терско-Дагестанского правительства, подписанная, с одной стороны, атаманом Войска Терского М.А. Карауловым, с другой председателем Союза объединенных горцев Р. Каштановым{3068}. Верховным главнокомандующим был назначен командир Туземной дивизии П.А. Половцев. Некоторое время на окраинную контрреволюцию возлагались непомерные надежды — даже со стороны столичных российских социалистов.
Одновременно большевики стали создавать островки «социалистической» федерации, призванной служить делу мировой революции. 16–18 декабря 1917 г. в Валке 2-й съезд Советов Латвии заявил об объединении Латвийской Социалистической Советской Республики с Советской Россией. В сущности, большевикам пришлось проделывать то же самое, что уже практиковали «германские империалисты». По ту сторону линии фронта под патронажем германских властей Литовская тариба (аналог многочисленных национальных советов, рад, курултаев), организованная еще в сентябре 1917 г., приняла декларацию «О вечных союзных связях Литовского государства с Германией»{3069}.
Противоборство большевистских и антибольшевистских сил во все большей степени стало приобретать этническую окраску. 15 декабря 1917 г. в Минске Белорусской радой был созван довольно многочисленный Всебелорусский съезд{3070}. И хотя съезд высказался за автономию в составе демократической России (сторонников независимости было немного), в ночь на 18 декабря СНК Западной области и фронта распустил его — скорее по недоразумению.
Новые национально-государственные образования до поры до времени действительно оказывались островками относительного порядка. Послеоктябрьский сецессионизм носил характер бегства от большевистской смуты. Но вскоре местные националисты столкнулись с собственными «национальными» большевиками. В конечном счете, победителями от этого многостороннего противоборства оказались большевики исторического центра России. Творцы мировой революции, заигрывающие с колеблющимися левыми представителями нерусских народов, были всегда готовы для ее блага снести границы любых самоопределений.
Принято считать, что принцип так называемого советского федерализма окончательно утвердился в январе 1918 г., когда III Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов принял «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа». В ней было заявлено, что «Советская российская республика учреждается на основе свободного союза свободных наций, как федерация советских национальных республик». Считается также, что «в общих чертах» структура государственной власти в части взаимоотношений между центральными и местными органами была определена в постановлении съезда «О федеральных учреждениях Российской республики»{3071}. На деле декларация преследовала по преимуществу пропагандистские цели: привлечь внимание к идее создания всемирной республики Советов; создать соответствующие иллюзии у местных националистов (озабоченных главным образом проблемой изоляции от «русского» хаоса). Что касается «федеральных учреждений», то петроградские большевики попросту пытались налепить благопристойный правовой ярлык на процесс стихийной децентрализации страны. Они по-прежнему «висели в воздухе», но все же не теряли надежды, что «нелегкая вывезет»{3072}.
Большевикам по-прежнему приходилось имитировать власть, создавая видимость решения накопившихся до революции проблем, включая международные. 2 января в Брест-Литовске, где продолжались переговоры с представителями Четверного союза, Советское правительство заявило о недопустимости сепаратных соглашений с Украинской Центральной радой. В тот же день Генеральный секретариат (Совет министров) Рады заявил о применении самых решительных мер против большевистской опасности: вводились военно-революционные суды и цензура. В ответ большевики поспешили сформировать «Советское» Украинское правительство в Харькове, якобы стоящее на «интернационалистических» позициях. Тем временем на съезде Советов делегаты «от Украины, Румынского и Юго-западного фронтов» выступили с заявлением: «Все задачи в интересах трудящихся могут разрешить только сами трудящиеся через свои органы Советов»; поэтому они признают единственной властью на Украине «Всеукраинский ЦИК», а любые «попытки организовать новый Генеральный секретариат из членов и групп Центральной рады» объявляют контрреволюционными{3073}. Заявление подписали представители от 20 организаций, преимущественно местных Советов. Скорее всего этот документ был инициирован большевиками непосредственно на съезде для того, чтобы лишний раз подтвердить «буржуазность» и «контрреволюционность» Центральной рады.
