В 1915 г. участились выступления общинников против отрубников и хуторян. В с. Нижняя Сыроватка (Харьковская губерния) двухтысячная толпа убила двух хуторян, захватила помещение волостного правления, обезоружила отряд полиции, прогнала исправника. Здесь было арестовано 34 бунтаря. В Лукояновском уезде Нижегородской губернии в апреле 1915 г. толпа в 300 человек разгромила 14 домов хуторян{2196}. Правительство отказалось от землеустроительных работ, опасаясь «обострить взаимные отношения крестьян». Это не помогло. Весной 1915 г. в выступлениях против хуторян и отрубников особо активизировались женщины-солдатки{2197}.
Местные правые деятели связывали деревенское бунтарство с земством. В декабре 1915 г. из Тамбовской губернии поступило характерное сообщение: «…Земство пустило глубокие корни в крестьянскую жизнь… Революция при создавшемся положении и подготовке со стороны земства весьма возможна…»{2198} Взаимная подозрительность политиков усиливалась. Это также сказывалось на крестьянстве.
С осени 1915 г. в деревне острее ощутили нехватку рабочей силы. В верхи поступала масса жалоб на беженцев, заполонивших прифронтовые губернии (Витебская, Смоленская, Минская, Псковская), среди которых было слишком много голодных женщин и детей. Все больше крестьяне страдали от растущих цен на керосин, соль, сахар. В ряде промышленных губерний стала ощущаться нехватка продовольствия. Недовольство вызывали «бесконечные» мобилизации (в частности, ратников второго разряда), а также призывы белобилетников «без разбора». Раздражали и реквизиции скота, переписи населения, окопные работы. Многие крестьяне за нехваткой рабочих рук и реквизицией лошадей оставляли поля необработанными. Трудовые мобилизации сопровождались несправедливыми, как считали крестьяне, действиями полиции, подкупом, злоупотреблениями. Еще более возмущали задержки выплат пособий семьям солдат, или их уменьшение, невыдача вкладов из сберкасс в полном размере. Накапливались социально девиантные проблемы: «разврат» солдаток, молодежное хулиганство. Обнаружилось падение авторитета священников и, напротив, усиление влияния учителей, симпатизировавших левым партиям{2199}. Все это сказывалось на умонастроениях солдат.
За годы войны у крестьян было реквизировано 2,6 млн. руб. Появившиеся «лишние» деньги использовать для расширения производства не удавалось{2200}. Казалось, крестьяне могли пользоваться трудом военнопленных. Увы, поскольку они не могли обеспечить их охрану, власти предпочитали направлять их в помещичьи хозяйства{2201}. Но наибольшее возмущение вызвала введенная в конце 1916 г. продовольственная разверстка — ее, по мнению крестьян, организовали помещики, засевшие в земстве, начальство и ненавистная полиция. И хотя власти подвергли насильственным реквизициям хлебных запасов только помещиков, крестьяне отказывались продавать зерно государству. Задания по снабжению гражданского населения были выполнены в январе 1917 г. на 20%, в феврале — на 30%{2202}. Локальное и потому не всегда заметное «сверху» крестьянское недовольство сыграло едва ли не решающую роль в развертывании системного кризиса.
Впрочем, по-крестьянски бунтовали на предприятиях, расположенных в сельской местности или в городах, наполнявшихся отходниками. Особенно отличались солдатки. В сущности, все «хлебные бунты», «женские волнения» питались недовольством деревни, так или иначе отчуждавшейся от города и его культуры. Весной 1915 г. именно «феминизированный» тип волнений распространился по всей империи. В связи с этим солдаты и казаки (в отличие от полиции) все менее решались применять оружие. Возрастало влияние женщин и на сельских сходах. Активно апеллировали работницы и солдатки к солдатам, рассчитывая на их защиту от властей, и особенно полиции. Деревня, как и город, обретала «внутреннего врага» — более близкого, чем враг внешний{2203}.
В начале 1916 г. в военных кругах утвердилось представление, что «после войны возникнет революция или по меньшей мере беспорядки»{2204}. Опасения были резонными, факторы, их провоцировавшие, множились. В газетах писали: «Война вызвала на сцену и особого рода дельцов, которые, пользуясь легковерием крестьянской массы, открыли поход на ее карманы. Явились ворожеи и предсказатели»{2205}. Страхи множились.
Началось возвращение в общину — даже ее идейных противников из числа передовых крестьян. Тон задавали женщины. Если перед войной до трети крестьянских хозяйств были частновладельческими, то через четыре года таковых осталось менее 2%{2206}. Человек традиционного общества всегда ориентировался на старый коллективный опыт. В условиях растущих надежд на помощь «общества» существование отрубников и хуторян все более раздражало. Отсюда растущий натиск на этот так и не консолидировавшийся социальный слой{2207}.
Некоторые крестьянские выступления оказывались масштабными. В мае 1916 г. в ряде сел Енисейской губернии толпы крестьян, доходящие до 2 тыс., разгромили лавки; солдатки со своей стороны нападали на торговцев{2208}. В селе Нижний Мамон (Воронежская губерния) многотысячное крестьянское выступление продолжалось с 5 до 11 мая 1916 г. Его застрельщиками явились новобранцы, особый гнев вызывали хуторяне, которых насильно возвращали в общину. 14–15 мая разгромы хуторян начались в соседних селах. Для подавления выступления прибыл губернатор с двумя эскадронами драгун. В селе Оброчном (Пензенская губерния) толпа из 300 крестьян разгромила дома выделенцев{2209}.
К этому времени усилился возрастной «раскол» деревни. Начальник Саратовского ГЖУ отмечал: «Старики, люди спокойные, в большинстве религиозные, по своим убеждениям — монархисты, вторые, люди среднего возраста, участники аграрного движения в 1905–1906 гг. 3-я часть — молодежь, в большинстве просто развращенные, хулиганствующие люди, не признающие никаких авторитетов»{2210}. Удивляться не приходится: до крестьян доходили даже слухи о том, что Распутин — ставленник евреев{2211}.
В июне 1916 г. тульский губернатор А. Тройницкий обращал внимание МВД на возможность «новой страшной революции», подчеркивая, что крестьянство будет той картой, на которую поставят левые партии. «Я опасаюсь, что возникнет революция, несравненно ужаснее 1905–1906 гг., которую нельзя будет подавить правительству… Если удастся справиться с волнениями среди рабочих, то едва ли это возможно среди сельского населения… Беспорядки коснутся не только помещичьих земель, но и земель крестьянских, купленных ими в собственность, и хуторов… Русский крестьянин жаден до земли, ненасытно жаден и… уже с прошлого года в деревне пошли слухи… что по окончании войны солдатам будет нарезка земли то в Галиции, то из немецких земель в России, то из казенных земель… Слухи эти шли из армии»{2212}.
