- И это всё? - удивился командарм. - Жадный ты, Алексей Николаевич! Прибавь к тому, что ты сказал, танковую бригаду и ещё два миномётных батальона и всё это немедленно отправляй в район Тихвина.
- Отдать наши скромные резервы... - начал было начальник штаба, но Мерецков осадил его: - Хватит базарить, Алексей Николаевич. Верховный потребовал немедленно освободить Тихвин, и грош нам цена, если мы с тобой этого не сделаем! - Кирилл Афанасьевич не без улыбки взглянул на Крутикова. - Ты ещё не был на ковре у Верховного? То-то, дружище. Я тоже пока не был, но другие были. Слышал про командующего Западным фронтом генерала армии Павлова?
- Дошёл и сюда слух, что его будто расстреляли за беспечность.
- Не только одного Павлова, едва ли не всё руководство фронта!..
Оставив за себя генерала Крутикова, Мерецков к вечеру вместе с дивизионным комиссаром Зеленковым, генералом Павловичем, комбригом Стельмахом и другими убыл на машине в Сарожу, которая была в двадцати километрах от Тихвина, где хозяйничали гитлеровцы, наводя «железный порядок». В сумерках прибыли в Сарожу. Мерецкова встретил командир батальона - плечистый майор в полевой форме. На вопрос, где находится командарм Яковлев, майор ответил:
- Не могу знать, товарищ генерал армии! Войска 4-й армии отходят, свой батальон я уже приготовил.
Глаза у майора были большие, тёмно-голубые, в них сквозила настороженность.
- Как сдали врагу Тихвин? - спросил Мерецков.
- Немцы ворвались в город внезапно, - пояснил майор. Он рассказал, как всё произошло и где теперь наступают гитлеровцы.
- А где располагается штаб армии?
- Не могу знать, - передёрнул плечами майор. - С утра я посылал своих людей в разведку, но они так и не выяснили, где штаб.
- Что будем делать, товарищ командарм? - спросил комбриг Стельмах, когда комбат организовал им ужин и солдатской столовой.
Мерецков сказал, что Стельмах останется с батальоном, а он вместе с генералом Павловичем и адъютантом капитаном Бородой выедет на основные направления, по которым отходили войска, и разыщет командиров соединений и частей. Сейчас важно объединить разрозненные подразделения в отряды и организовать управление ими.
- Я хочу увидеть на месте, где находятся войска 4-й армии. Да и генерала Яковлева надо найти!
Кирилл Афанасьевич был тих и краток, хотя в душе у него бушевала буря. По существу, войска 4-й армии разобщены, они в беспорядке отходят, между ними нет связи. «Если об этом станет известно Сталину, Яковлеву может выпасть судьба генерала армии Павлова, - подумал Мерецков. - Необходимо скорее его найти и принять у него армию».
Мерецков выехал из Сарожи и на пятом километре просёлочной дороги в селе Бор встретил командира 44-й стрелковой дивизии полковника Артюшенко и командира 191-й стрелковой дивизии полковника Виноградова. Представившись, Кирилл Афанасьевич спросил, не знают ли они, где находится штаб армии.
- У нас связи со штабом армии нет, - удручённо ответил Артюшенко, а Виноградов добавил, что обстановка на этом направлении сложилась не в нашу пользу, сдерживать натиск фашистов почти нечем, численность двух дивизий не превышает численности полка.
- А в моей сорок 44-й дивизии всего человек семьсот. - пожаловался Артюшенко. - У нас нет ни артиллерии, ни миномётов, ни танков, нет и транспорта.
- Да вы что, полковник, шутите? - едва не вспылил Мерецков. Выражение его лица стало жёстким, а на бугристых скулах заходили желваки. - Где же ваша боевая техника? В боях растеряли?
Артюшенко глухо, не без раздражения сказал:
- Мою дивизию перебросили с Ленинградского фронта самолётами, мы взяли с собой лишь стрелковое оружие. А с автоматом или винтовкой на вражеский танк не пойдёшь! Потому и отступаем.
- Вот что, полковник. Теперь я командующий 4-й армией, меня назначила Ставка, - сухо и неторопливо заговорил Мерецков. - Приказываю вашим войскам к десятому ноября занять оборону вот здесь! - Кирилл Афанасьевич указал район на карте. - По северному берегу реки Шомушка. Что вам надлежит сделать? Перерезать дорогу на Лодейное Поле, преградить путь танкам противника на север. В помощь вам я направляю резервные войска и боевую технику из своей 7-й армии...
- Танки будут? - прервал командарма Артюшенко.
- Дадим вам танковую бригаду, больше у меня танков нет.
- А нельзя ли выкроить хотя бы два десятка орудий? Как же нам бить танки?
- Постараюсь это сделать. - Мерецков подошёл к столу, на котором адъютант капитан Борода разложил рабочую карту командарма. - Хочу ещё раз показать вам, где и когда войска ваших двух дивизий должны занять и оборудовать оборонительные позиции... На них вы обязаны стоять насмерть! - Голос у Мерецкова был твёрд и решителен, глаза блестели. - То, что недавно вы, как морские крабы, пятились назад, забудьте! Тот, кто без приказа сделает шаг назад, будет тут же расстрелян!
- Станем биться до последнего, куда уж нам теперь отступать, - ответил за двоих Виноградов. Его спокойные чёрные глаза смотрели на командарма доверчиво, в них выражалась готовность выполнить только что отданный командармом приказ.
- Ну-ну, покажите, комдивы, на что вы способны! - Добродушная улыбка скользнула по лицу командарма.
В селе Бор Мерецков оставил генерала Павловича, на которого возложил общее руководство по сбору отступающих войск, организацию обороны и последующего наступления, а сам поспешил в другое село - Большой Двор. Здесь и находился штаб 4-й армии, и первым, кого увидел Мерецков, был генерал Яковлев. Он вышел из штаба и, когда машина командарма въехала во двор, подошёл к ней.
- Рад вас видеть, Кирилл Афанасьевич! - Он протянул руку, чтобы поздороваться с Мерецковым, но тот сделал вид, что занят, закрыл дверцу, а затем сурово взглянул на генерала.
- Я сомневаюсь, Всеволод Фёдорович, что ты рад моему приезду, а вот я рад. Что случилось, почему твоя армия буквально рассыпалась, разбежалась, едва появились вражеские танки? Как ты мог допустить это? Тебя надо за такое руководство армией отдать под трибунал!
Генерал побледнел.
- Не утрируй, Кирилл, - начал было он, но у Мерецкова вмиг окаменело лицо, а пальцы невольно сжались в кулаки.
- Какой я вам Кирилл, - с ожесточением выговорил он.
Я генерал армии, представитель Ставки, а не тот генерал, который растерял свою армию и не имеет связи ни с одной стрелковой дивизией!
Яковлев стоял перед ним навытяжку, опустив руки по швам. Лицо его залилось краской. А Мерецков, ничуть не щадя его, сурово продолжал:
- Ставка отстранила вас от руководства армией, мне приказано временно вступить в командование ею. Я остаюсь также и командармом 7-й.
Генералу Яковлеву следовало бы принять это сообщение к сведению, но он, не смущаясь, заявил:
- Приказа о снятии меня с должности командующего 4-й армией я не получал!
- Сейчас вы его получите! - Мерецков кликнул своего адъютанта и распорядился: - Садитесь за стол и пишите приказ по войскам 4-й армии о моём вступлении в командование ею...
Свершилось то, чего генерал Яковлев никак не ожидал. Уже смирившись с тем, что произошло, и укротив своё самолюбие, он вскоре подошёл к комнате, где склонился над оперативной картой Мерецков.
- Разрешите к вам?
Кирилл Афанасьевич обернулся.
- Заходи, Всеволод Фёдорович. Садись рядом так, как мы сидели с тобой в Ленинграде, когда я рассказывал тебе о республиканской Испании.
Яковлев молча сел. Его лицо было цвета воска.
«Переживает, это хорошо, значит, совесть в нём заговорила», - отметил про себя Кирилл Афанасьевич и спросил:
- Что скажешь?
- Скажу вам, как на духу, - невесело произнёс Яковлев. - Фашисты танками навалились на мою армию, бить их было нечем, и я растерялся. Надо было срочно позвонить вам в штаб 7-й армии и попросить помощи, но во мне взыграла гордость, и я...
- И ты, - прервал его Кирилл Афанасьевич, - не стал меня просить, а решил драпать от врага без оглядки? - Он помолчал. - У Гёте, Всеволод Фёдорович, есть такие слова: «Поведение - зеркало, в котором каждый показывает свой облик». Так вот твой облик на сегодня - это облик человека, забывшего о своём долге!