- Какой срок? - спросил Изюмов.

   - Сутки! - ответил Жданов.

   - Это немыслимо! - развёл руками профессор.

   - Немыслимо, но надо сделать, - вмешался в разговор Мерецков. - От вашего изобретения зависит успех военных действий против финнов, миноискатель спасёт нам сотни, тысячи бойцов!..

К концу вторых суток первый образец миноискателя был у Жданова в кабинете. Военные сразу же испытали его в поле, одобрили и запустили в производство. Теперь впереди наступающих частей шли сапёры с миноискателями. При обнаружении вражеской мины в наушниках раздавалось гудение, после чего мину бойцы взрывали, затем сапёры шли дальше. Мороз порой достигал сорока пяти градусов, но наступление продолжалось. К середине декабря войска Красной Армии преодолели полосу обеспечения и с ходу атаковали линию Маннергейма, но безуспешно. Мерецков вынужден был отдать приказ приостановить наступление. Едва он прибыл в штаб 7-й армии, как из Москвы раздался звонок.

   - Что там у вас случилось, товарищ Мерецков? - спросил Сталин. - Почему до сих пор не сокрушили линию Маннергейма?

Кирилл Афанасьевич объяснил, что орудия в 7-й армии малого калибра, они ведут интенсивный огонь, но доты и дзоты разрушить не в состоянии.

   - И танки не могут вас выручить?

   - Не могут, у них орудия ещё меньшего калибра, - ответил Мерецков. - Бьём по дотам и дзотам прямой наводкой, но безрезультатно. Снаряды не пробивают их.

   - Вы можете на день-два прибыть в Москву? - спросил Сталин. - Оставьте за себя начальника штаба Чибисова, а сами вылетайте. Мы сообща обсудим этот вопрос.

Разговор в Кремле был не из лёгких, но Мерецков был доволен тем, что Сталин не горячился, не требовал от него «в пух и прах разнести линию Маннергейма», а безоговорочно принял его предложение - произвести в тылу финнов тщательную разведку, установить, где и сколько имеется дотов и дзотов и что они собой представляют. Единственное, о чём вождь попросил Кирилла Афанасьевича, - «форсировать разведку, достать хотя бы кусок бетона из разрушенного укрепления и прислать его в Москву». Мерецков заверил вождя, что всё это сделает. Слов на ветер он не бросал. Вернувшись в Ленинград, командующий вызвал в штаб военного инженера и группу сапёров и приказал им проникнуть в тыл финнов и осуществить разведку укреплений, что и было сделано за два дня. Кусок из подорванного дзота штаб отправил самолётом в Москву. Научно-исследовательский институт сделал анализы и сообщил: «Цемент марки «600». Вот почему лёгкая артиллерия не пробивала бетон.

«Мне надо переговорить с начальником артиллерии Красной Армии Вороновым, он подскажет, как быть!» - решил Мерецков. Он позвонил в Смольный, куда поехал Воронов, чтобы переговорить со Ждановым по военным вопросам, и застал его там.

Через час возбуждённый Воронов вошёл в штаб 7-й армии. Мерецков пожал ему руку, буркнув: « Добрый день!», и протянул кусок цемента. Воронов повертел его в руках, потом прочёл заключение научно-исследовательского института.

   - По укреплениям из такой высокой марки цемента надо бить из орудий большой мощности, - сказал Николай Николаевич. - Я вам их дам...

Артиллерию резерва главного командования калибром в 203-208 миллиметров доставили поближе к переднему краю и начали бить прямой наводкой по дотам и их амбразурам. Дело пошло на лад! Мерецков повеселел. Не теряя времени, он вызвал к себе командующего авиацией и дал ему задание сфотографировать с воздуха всю линию Маннергейма. Тот не сразу понял, для чего это необходимо.

   - Надо срочно составить карту со схемой вражеской обороны, - объяснил ему Мерецков, - так что постарайтесь сделать чёткие, хорошо видимые снимки оборонительных сооружений врага!

После этого, имея на руках карту-схему, Мерецков подготовил и обосновал план прорыва линии Маннергейма. Показал его Жданову, затем доложил по ВЧ Сталину.

   - Вылетайте в Москву, и мы обсудим ваш новый план! - коротко ответил вождь.

Садясь в самолёт следом за Ждановым, Мерецков сказал:

   - Надеюсь, что в этот раз линию Маннергейма наши бойцы сокрушат! - Кирилл Афанасьевич сел напротив Жданова. Тому отчего-то было жарко, он вынул из кармана платок и вытер им лицо. - Хочу с вами, Андрей Александрович, посоветоваться, - вновь заговорил Мерецков. - До меня дошли слухи, что Генеральный штаб, в частности Борис Михайлович Шапошников, хочет предложить преобразовать Ленинградский военный округ в Северо-Западный фронт и вместо армейской наступательной операции проводить фронтовую. Как вы к этому относитесь?

   - Положительно, а вы разве против?

   - Нет, я тоже - за! Если будет создан фронт, у нас появится больше шансов в короткий срок разбить финнов. Не ясно, правда, кто будет назначен командующим фронтом.

Жданов кашлянул, потрогал свои короткие усики.

   - Надо ли вам над этим ломать голову, Кирилл Афанасьевич? - усмехнулся он. - Иосиф Виссарионович назначит на фронт, если его всё же решат создать, достойного военачальника. У него на хороших людей нюх.

   - Да, нюх у Хозяина острый! - согласился Мерецков.

Когда оба вошли в кабинет вождя, здесь уже были Молотов, Ворошилов, Тимошенко, Воронов и Грендаль. Увидев Тимошенко, Кирилл Афанасьевич подумал, что, наверное, Семён Константинович и возглавит фронт. Эта мысль не вызвала в его душе ревности: Тимошенко, под началом которого он сражался в рядах Первой конной армии, Мерецков уважал, считал его способным военачальником, у него можно было поучиться, как «надо бить и ненавидеть наших врагов».

   - Что-то вы опаздываете, Андрей Александрович, - бросил реплику Сталин, здороваясь. Мерецкову он тоже подал руку и спросил о линии Маннергейма.

   - Я привёз карту и схему вражеской обороны, мне помогли скопировать её лётчики.

Кирилл Афанасьевич вынул документы из папки и хотел было вручить Сталину, но тот жестом остановил его:

   - Потом, давайте сначала вас послушаем...

Говорил Мерецков недолго, но убедительно. Никто вопросов ему не задавал, но когда он умолк, маршал Ворошилов спросил, почему перед началом операции он не создал в 7-й армии штурмовые группы для захвата и подрыва дотов. Нарком смотрел на командующего пристально, и в его взгляде читался упрёк. Но Мерецков не чувствовал себя виноватым, он объяснил это тем, что надежда была на артиллерию: мол, она взломает оборону финнов, в том числе и пресловутую линию Маннергейма, но лёгкие орудия не пробивали бетон, к тому же почти у всех дотов боевые казематы были прикрыты со стороны амбразур броневыми щитами в несколько слоёв.

   - Я сразу же попросил Воронова доставить нам орудия большего калибра, и он нам помог, - резюмировал Мерецков.

   - Скажите, Кирилл Афанасьевич, почему ваша разведка не выявила характера оборонительных сооружений финнов? - спросил Молотов. - Вы готовили наступление, но не позаботились узнать, какие вражеские укрепления будете сокрушать.

Мерецков взглянул на Сталина, который что-то писал и, казалось, не обращал внимания на тех, кто задавал вопросы. Но вот он поднял голову и взглянул на командующего.

   - Отвечайте на вопрос так, как было на самом деле, и не ищите оправданий, - сухо сказал он.

У Мерецкова глухо забилось сердце.

   - Перед началом военных действий я запросил разведку в Наркомате обороны, - ответил Кирилл Афанасьевич. - Мне дали сведения, которые не подтвердились.

   - Вы хотите сказать, что наша разведка занизила реальную мощь линии Маннергейма? - спросил Сталин.

   - Очень даже занизила, едва ли не на половину, и это создало для наших войск многие трудности. Тут есть и моя вина, товарищ Сталин. Разведка 7-й армии также оказалась не на высоте.

Сталин зацепил маршала Ворошилова колючим взглядом.

   - Разберитесь, кто допустил такой просчёт, и накажите своей властью, да построже, - сурово произнёс он. - Это что же получается? Мы заведомо посылаем наших бойцов на верную гибель?

   - Потери были, товарищ Сталин, но очень незначительные, - громче обычного ответил Мерецков. - Мы сразу обнаружили, что наша артиллерия для линии Маннергейма хлопушка, и я тут же отдал приказ не наступать.