- Нет, туда ещё не летал, - съехидничал приятель, - но в списке уходящих на фронт тебя всё-таки нет. Я сам держал в руках этот список, когда получал оружие. Кстати, ты наган получил?

   - Нет... - растерянно заморгал Кирилл Афанасьевич.

   - Ну вот ещё одно доказательство того, что с нами ты не едешь.

«Что же могло случиться? - недоумевал Мерецков. - Не мог же медик задержать меня из-за того, что я на фронте получил тяжёлое ранение! К тому же рана моя зажила, нога не болит, я даже могу плясать!..»

   - Хорошо, что ты мне об этом сказал, - поблагодарил он товарища. - Я сейчас пойду к начальству и всё выясню. 11а фронт я в любом случае поеду, - твёрдо добавил он.

«Пойду к медику, он наверняка знает, почему меня нет в списке», - решил Мерецков.

Тот сидел в медпункте и что-то писал в журнале. Это был врач, имевший большую практику хирурга; он не раз сам бывал на фронте, с первой группой слушателей в прошлом году воевал на юге.

   - Что у вас? - спросил он Мерецкова, когда Кирилл Афанасьевич вошёл к нему.

Мерецков объяснил, что его нет в списке отъезжающих на Юго-Западный фронт.

   - Вас в ногу тяжело ранило, когда вы были в прошлом году осенью на фронте? - спросил в упор врач.

   - Ну, ранило...

   - Вы лежали почти два месяца в госпитале?

   - Ну, лежал...

   - Стало быть, остаётесь в академии в качестве обслуживающего персонала, будете нести караульную службу и на фронт не поедете. Такое распоряжение дал мне начальник академии товарищ Снесарёв.

   - Сразу бы и сказали, - рассердился Мерецков. - Я пойду к генералу...

В приёмной Мерецков увидел людей, которые тоже пришли на приём к начальнику академии по различным вопросам. Но его обида была столь велика, что он сразу же направился к двери и хотел было её открыть, как секретарь генерала, молодая черноглазая девушка, вскочила со своего стула и подбежала к нему.

   - Куда вы? Андрей Евгеньевич занят. К тому же не ваша очередь...

   - У меня срочное дело! - воскликнул Мерецков и сам удивился, до чего резко прозвучал его голос.

Секретарь растерялась. В это время из кабинета вышел генерал.

   - Что за шум? - строго спросил он, глядя то на Мерецкова, то на свою секретаршу.

   - Вот этот слушатель прорывался войти к вам, а я сказала, что не его очередь.

Снесарёв взглянул на Мерецкова.

   - Что у вас? Срочное дело и очень важное?

   - Так точно, срочное и очень важное, - подтвердил Кирилл Афанасьевич. - Я хотел бы лично изложить свою просьбу вам.

   - Хорошо, заходите в кабинет... - Снесарёв сел за стол, а Мерецков, закрыв за собой дверь, остался стоять. - Ну, что у нас, молодой человек, выкладывайте!

Мерецков доложил о том, что его почему-то не внесли в список отправляющихся вечером на фронт.

   - Узнал я буквально сейчас, перед отъездом на вокзал нашей группы слушателей, и очень возмущён. Да, я был в прошлом году ранен на фронте, но я здоров и готов снова сражаться с врагами. А наш медик заявил, что меня не и несли в список по вашему, Андрей Евгеньевич, распоряжению. Я этому не поверил.

   - И зря не поверили, - усмехнулся Снесарёв. - Из всех, кто был на фронте, вы один были тяжело ранены, и я счёл нужным больше не посылать вас на фронт, дать вам возможность укрепить своё здоровье. - Он вынул из пачки папиросу и закурил. - А знаете, мне это нравится, - небрежно бросил он, попыхивая папиросой.

   - Что? - не понял Мерецков.

   - Ваша горячность, возмущение тем, что вас не посылают на фронт. Я отдал такой приказ из благих побуждений, чтобы вы смогли больше не болеть от полученной раны и успешно закончить академию. И потом, вам ведь всю жизнь надо служить в войсках, да ещё в роли штабного работника, и не просто какого-то штаба, а Генерального! Надо иметь крепкое здоровье, чтобы успешно исполнять важную и весьма ответственную должность. Что, разве я не прав?

Лицо Мерецкова не выражало ни удивления, ни обиды, пи равнодушия, но пылало. Кирилл Афанасьевич почувствовал, как кровь прилила к щекам, и скрыть своё волнение он никак не мог.

   - Я задал вам вопрос, товарищ Мерецков, - сухо напомнил генерал, всё ещё жадно затягиваясь папиросой.

   - Вы правы, Андрей Евгеньевич, - наконец заговорил Мерецков. - Ранение у меня было тяжёлое, и я ещё не знаю, как оно скажется в дальнейшем на моём здоровье. Но это меня не пугает. Сейчас я совершенно здоров и прошу вас разрешить мне убыть на фронт. Я уже и отцу написал, что ухожу воевать с белополяками, а учёбу продолжу после окончания войны. И невесте своей написал. И вдруг я остаюсь в академии и буду нести караульную службу... Извините, товарищ генерал, но такое не по мне. Очень вас прошу разрешить мне уехать на Юго-Западный фронт со своей группой.

   - А если вдруг там вас снова ранят?

   - Значит, такая у меня судьба... И потом, я такой же настырный, как и вы, товарищ генерал...

   - Что-то я вас не понял, товарищ слушатель... - насупил брови Снесарёв. - О чём вы?

   - О том, Андрей Евгеньевич, что в мае 1918 года ЦК нашей партии и Совнарком приняли решение о создании на территории страны нескольких военных округов и одним из них, Северо-Кавказским, назначили командовать вас. А округа-то ещё не было, его следовало организовать. Вы тогда находились в своём родном городе Острогожске Воронежской губернии, но, получив телеграмму военного руководителя Высшего военного совета Республики Бонч-Бруевича, прибыли в Москву, а затем в Царицын и организовали его оборону. Вам было очень трудно, но вы не отказались от назначения и действовали решительно. Ведь так?

   - Да вы просто мой биограф! - воскликнул Снесарёв. От волнения он встал и прошёлся по кабинету.

   - Я много о вас читал, Андрей Евгеньевич, - смутился Мерецков.

   - Вы правы, - вздохнул генерал, - мне действительно было очень тяжело. В Ростове и Новочеркасске советская власть пала от ударов контрреволюции. Отряды красных бойцов отступали от Царицына. Вся Кубанская область была захвачена Добровольческой армией Деникина, а в Сальском округе хозяйничала Донская армия белых. На Царицын наступала сорокатысячная армия генерала Краснова, вооружённая до зубов... Потому-то Царицыну и суждено было стать центром борьбы с контрреволюцией.

   - Но вы были решительны, ничто вас не испугало, не так ли?

   - У меня, голубчик, был в кармане мандат номер двенадцать восемьдесят два, и подписал его Председатель Совета Народных Комиссаров Владимир Ульянов-Ленин! Мне, бывшему царскому генералу, дал все полномочия вождь Советского государства! Как тут не напрячь свои силы? И я сделал, казалось бы, невозможное... - Снесарёв помолчал. - А теперь вот возглавил Академию Генерального штаба. От таких высоких должностей и голова может пойти кругом, но не пошла, голубчик, и не пойдёт! - Генерал но прямому телефону вызвал к себе медика академии, и тот сразу прибыл. - Включите в список убывающих на Юго-Западный фронт слушателя Мерецкова, - приказал он. Подошёл к Кириллу Афанасьевичу и пожал ему руку. - Желаю вам успехов на фронте! Возвращайтесь в академию полноценным красным командиром!..

   - Я так рад, товарищ генерал, что и слов нужных не могу подыскать, - твёрдо заявил Мерецков. - Но в одном могу вас заверить: буду сражаться до последнего дыхания. Мели уж что случится, то последнюю пулю для себя поберегу...

   - Фёдор Достоевский писал, что жизнь задыхается без цели. А у нас с вами есть цель - беречь наше Советское государство от посягательств врагов! Так что и последнюю нулю берегите для врага.

   - Сделаем, товарищ генерал, как велите, - весело улыбнулся Кирилл Афанасьевич.

На рассвете группа слушателей села в вагон, который затем прицепили к поезду члена Реввоенсовета фронта Сталина. Но, пока ехали, Иосифа Виссарионовича Мерецков так и не увидел. На другой день к вечеру поезд прибыл и Харьков, а уже через час группу «академиков», как в шутку называли слушателей, принял начальник штаба фронта Петин. Он был рад прибывшему пополнению красных офицеров, то и дело шутил с ними, задавал вопросы.