- Так сложились обстоятельства... - Он произнёс эти слова твёрдо, словно заранее их отрепетировал, но глаз в сторону не отвёл, смотрел на генерала армии прямо, не мигая. - Раньше я был молод, неопытен, мне хотелось сделать что-то особенное...

   - И вы перебежали в стан врагов, - прервал его генерал Штыков.

Пленный повернулся к нему, глаза у него блеснули.

   - Да, я перебежал в стан врагов, хотя мой отец, офицер старой русской армии, после революции принял советскую власть и добровольно вступил в Красную Армию.

   - Я вас видел, но никак не припомню где, - тихо произнёс Мерецков.

   - Я тоже вас видел, - отрывисто бросил пленный. - В двадцатом году в Москве, вы тогда приходили к моей родной сестре Татьяне.

   - Вы Аркадий? - вырвалось у Мерецкова.

   - Да! Я сын врача-хирурга, который лечил вас в военном госпитале. Мой отец Игорь Денисович Костюк спас немало красных бойцов, за что его убили деникинцы...

   - Верно, я видел вас на квартире у вашей сестры, - подтвердил Мерецков. - Но когда потом я спросил у неё, кто вы, она назвала вас своим двоюродным братом. По существу, Татьяна сказала мне неправду.

   - Она боялась, что меня могут арестовать, - усмехнулся Костюк. - Теперь фамилия у меня другая - Винтёр. Когда женился в Берлине на немке, я взял её фамилию...

   - Испугались, что и там кто-либо из русских мог вас разоблачить? - спросил Мерецков.

   - Естественно! Кому охота идти на виселицу или в лагерь?

Какое-то время все молчали, затем Мерецков продолжил допрос:

   - Как вы оказались за границей?

Костюк-Винтер рассказал, как он вместе с другими русскими офицерами бежал за границу на корабле из Новороссийска в 1920 году, как очутился в Германии, как вступил в бундесвер, окончил военное инженерное училище и стал офицером. А когда началась война, он попал на фронт.

   - В бойцов Красной Армии я не стрелял, и на моей совести нет ни одной жизни! - заявил Костюк-Винтер.

   - Чем же вы занимались на фронте? - спросил генерал Штыков.

Пленный сказал, что, как только началась война, его направили в Петсамо и он отвечал за доставку никелевой руды морским путём. Однажды транспорт, на котором везли никель, атаковала советская подводная лодка Северного флота. Две торпеды угодили в транспорт, и он стал тонуть. Костюк-Винтер оказался в воде, и его подобрали немецкие корабли, охранявшие судно.

   - Не знаю почему, но я завидовал командиру лодки, который дерзко атаковал нас, - произнёс Костюк-Винтер. - Лодку обнаружили корабли охранения, но она перехитрила их, нырнула под транспорт и всадила в него торпеду. Я даже смеялся, когда видел, как немцы с перепуганными лицами бегали по палубе тонущего судна. Ну а когда сам очутился в воде, мне было не до смеха. - Без всякого перехода пленный вдруг спросил: - Меня расстреляют?

   - Вашу судьбу решат соответствующие органы, - заявил Мерецков.

   - А то, что мой отец лечил вас, значения не имеет?

   - Ваш отец выполнял свой долг, долг врача Красной Армии, а я был ранен на фронте, когда завязался бой с белогвардейцами, - жёстко ответил Мерецков.

Он какое-то время помолчал, увидев, как сник пленный, и вызвал генерала Крутикова. Тот вошёл к нему с картой.

   - Посмотрели карту пленного? Что скажете?

   - Она точь-в-точь похожа на карту, которую составил штаб фронта по сведениям нашей разведки, - ответил генерал. - Ценность немецкой карты несомненна, в ней указана численность войск и техники на каждом оборонительном рубеже. В частности, в Петсамо в землю зарыто до сотни танков. Придётся нам бросить туда наши КВ, они легко взломают передний рубеж обороны.

От доклада начальника штаба Мерецков особого восторга не испытал: всё равно надо штурмовать немецкий передний край.

   - Дайте, пожалуйста, мне воды, - попросил пленный, - и, если можно, кусок хлеба. Я двое суток просидел в штольне, прятался от часовых, а ночью перебежал к вашим окопам. С тех пор в рот ничего не брал.

Ему принесли поесть. Он жадно глотал свиную тушёнку.

   - Если желаете, я мог бы подсчитать, сколько тысяч тонн никелевой руды вывезли немцы из Петсамо на свои заводы и промышленные предприятия, - запивая еду горячим чаем, проговорил пленный. - У меня имеются томные цифры.

   - Потом скажете, на допросе, - подал голос начальник разведки. Он взглянул на Мерецкова. - У вас, товарищ командующий, больше к пленному нет вопросов?

   - Пожалуй, нет, хотя один вопрос я всё же ему задам. - Мерецков посмотрел на пленного в упор. - Вскоре после того, как я уехал из госпиталя в Москву, мне стало известно о том, что вашего отца, врача-хирурга, убили. Вы не знаете, кто это сделал?

Пленный почернел лицом.

   - Убили его два деникинца за то, что он перешёл на службу в Красную Армию и лечил красных бойцов, - глухо произнёс он. - Один из них, Пётр Кошелев, умер под Парижем в тридцать девятом, а второй, Костя Грибов, и сейчас служит в карательной кавдивизии генерала Шкуро. Они хорошо знали моего отца.

Мерецков встал.

   - Вопросов к пленному у меня больше нет, можете его увести!

И тут случилось то, чего Мерецков никак не ожидал. Костюк-Винтер упал перед ним на колени и начал умолять не расстреливать его.

   - Я совершил в жизни ошибку, уехав за границу, - с трепетом заявил он. - Тогда я был молод, не разобрался в ситуации. Я пошёл учиться, а за это фашисты дали мне в руки оружие и заставили воевать против своих соотечественников. - Говорил он быстро, словно боялся, что не успеет излить душу, губы у него дрожали, голос срывался. - Теперь я презираю фашистов...

Он хотел сказать ещё что-то, но Мерецков крикнул:

   - Встать! - И уже тише добавил: - Я не судья и не прокурор, господин Костюк-Винтер, и не мне решать, как с вами поступить. Одно могу гарантировать: вас никто не расстреляет. Пленных мы щадим, а вы и есть пленный. - Кирилл Афанасьевич кивнул полковнику. - Уведите!

Пленного увели. В комнате стало тихо, слышно было, как на стене тикали часы. Сапёры нашли их где-то в сарае, починили, и они исправно ходили. Мерецков сказал:

   - Мразь! Я бы сам всадил ему пулю, но таких прав у меня нет. - Он взглянул на безмолвно сидевшего генерала Штыкова. - А ты чего молчал? Перед нами сидел предатель, ярый враг, а тебя, Терентий Фомич, наверное, слеза прошибла?

   - Не дури, Кирилл Афанасьевич, - хмуро отозвался член Военного совета. - Я верю в его раскаяние, а коль так, надо ли бить пленного по башке? Тем, кто по молодости и слабой политической зрелости оказался в стане врага, нужно помочь выкарабкаться. Он же русский!

   - И поэтому ты молчал? - усмехнулся Мерецков.

   - А что мне говорить? - пожал плечами Штыков. - Ты сказал ему всё, что надо.

В разгар учений в штаб позвонили из разведуправления и попросили к телефону командующего фронтом. Мерецков взял трубку.

   - У нас ЧП, товарищ генерал армии, - сказал начальник разведки. - У моста, который на днях отремонтировали сапёры, нас атаковали пять «юнкерсов». Они неожиданно появились из-за леса. Мы даже не успели выскочить из машины...

   - Что ты, Павел Григорьевич, тянешь резину? - выругался Кирилл Афанасьевич. - Говори, что случилось?

   - Осколком бомбы пленного Костюка-Винтера убило наповал, в ногу ранило автоматчика, а я отделался лёгким ушибом. Что прикажете делать?

   - Похороните его по-людски, всё-таки сам пришёл к нам. - Положив трубку, Кирилл Афанасьевич взглянул на генерала Штыкова. - Вот и разрешён наш спор, Терентий Фомич. - Он передал содержание телефонного разговора.

   - Значит, такая выпала ему судьба, - грустно промолвил член Военного совета. - Да, история... Сын убежал за границу, а его отец спас жизнь будущему маршалу.

   - Маршалу? - удивился Мерецков. - Ты кого имеешь в виду?

   - Тебя, Кирилл Афанасьевич, - улыбнулся Штыков. Как только разобьём немчуру на Севере, ты станешь маршалом!

   - Чудной ты, Терентий Фомич, - качнул головой Мерецков. - Что придумал, а? Ну и фантазёр! - Он встал, заходил по комнате, потом остановился у стола, бросив взгляд на карту. - Завтра с утра начнётся свинцовая метель, а у меня уже болит голова: удастся ли на практике осуществить наш план?